Последние дни Сталина - Рубинштейн Джошуа

Вопреки риторике Сталина, именно коммунистический мир переживал политические потрясения. 17 сентября газета L'Humanité разоблачила «раскольническую деятельность» двух исторических фигур во Французской коммунистический партии (ФКП) — Андре Марти и Шарля Тийона[114]. Активные коммунисты на протяжении десятилетий, впервые они получили известность благодаря участию в Черноморском восстании, когда в 1919 году экипажи двух французских боевых кораблей подняли мятеж, отчасти в связи с симпатиями к большевикам во время Гражданской войны в России. Обоих приговорили к тюремному заключению, но через несколько лет амнистировали. В результате их позиция еще больше радикализировалась, и после своего освобождения они вступили в ФКП. Во время Второй мировой войны Тийон возглавлял французских партизан-коммунистов, а его отряды устраивали взрывы и диверсии против немецких оккупантов. После освобождения Тийон стал одним из немногих лидеров ФКП, вошедших в состав кабинета министров. В период с 1944 по 1947 год он последовательно занимал посты министра авиации, министра вооружений и министра промышленной реконструкции в кабинете Шарля де Голля и других премьер-министров. Марти при этом прославился своей ролью политического комиссара Интернациональных бригад в Испании, где его яростное проведение в жизнь партийной идеологии сопровождалось самочинными расправами с бесчисленными добровольцами. Эрнест Хемингуэй нарисовал шокирующий портрет Марти в своем романе «По ком звонит колокол»: «Нет ничего опаснее, чем обращаться к нему с каким-нибудь вопросом»[115]. Илья Эренбург также был знаком с Марти в Испании. Ему не нравился Марти, и он всячески старался избегать встреч с ним. В воспоминаниях Эренбурга, прошедших цензуру и опубликованных в Москве в 1960-е годы, Марти описан как человек, «легко подозревавший других в предательстве, вспыльчивый и не раздумывавший над своими решениями… он говорил, а порой и поступал, как человек, больной манией преследования»[116].

Но фанатичной преданности Сталину для Марти оказалось недостаточно, чтобы оставаться на хорошем счету в ФКП. В заметке, опубликованной в The New York Times 5 октября, как раз в день открытия XIX съезда партии в Москве, Сайрус Леопольд Сульцбергер писал, что предстоящие перестановки в руководстве большевиков, вероятно, повлекут «структурную оптимизацию» в других партиях. Затем он процитировал статью из французской коммунистической прессы, в которой утверждалось, что «нужно наращивать и укреплять партийную боеспособность во всех странах. Эта мысль, звучащая несколько угрожающе, — заметил Сульцбергер с изрядной долей предвидения, — вероятно, сулит коммунистам больше бед, чем кому бы то ни было еще»[117]. Вскоре в ФКП началась чистка, которая лишь отдаленно напоминала гораздо более кровавые процессы в Восточной Европе. Как и везде, ее жертвами становились бывшие участники Сопротивления и ветераны гражданской войны в Испании. Вероятно, в их преданности партийной линии стали сомневаться потому, что они проявили мужество и инициативу в антифашистской борьбе — а эти качества делали их подозрительными в глазах Сталина. Дело Тийона было рассмотрено Центральным комитетом партии в ходе закрытого инсценированного процесса, в результате чего тот был снят с руководящей партийной должности, но из партии не исключен, в отличие от Марти, которого изгнали из ФКП в декабре. Поскольку речь шла о Франции, партия не имела права на более суровые санкции: обвиняемых нельзя было арестовать, пытками добиться ложных признаний или расстрелять за нежелание следовать партийной линии. Тем не менее дело Марти — Тийона затянулось на несколько месяцев, а интерес к нему подогревался новостными колонками и публицистическими статьями в L'Humanité и других французских газетах. Коммунисты других стран столкнулись с более страшными последствиями.

В Праге бывший генеральный секретарь Коммунистической партии Чехословакии Рудольф Сланский, еврей, долгие годы преклонявшийся перед Сталиным, ожидал своей участи в тюремной камере. Он был арестован в ноябре 1951 года после серии обвинений в том, что он и другие руководящие работники Чехословакии были «титоистами» и занимались шпионажем в пользу западных держав с целью подрыва социализма в Чехословакии. Столкнувшись с несговорчивостью Иосипа Броз Тито в Югославии, Сталин почувствовал себя обязанным сделать все, чтобы ни один другой коммунистический лидер не последовал его примеру и не получил возможность разложить еще один коммунистический режим.

Дело Сланского, завершившее череду показательных процессов в странах-сателлитах, стало самым ужасным из всех. После перенесенных пыток обвиняемые — из четырнадцати человек одиннадцать были евреями — признали себя не только «титоистами», но и сионистами, вступившими в сговор с американцами и израильтянами с целью подрыва социалистического строя. Эхо процесса донесется и до Москвы. Маленков на партийном съезде предостерегал, что в советском обществе еще сохраняются «остатки буржуазной идеологии» и что оно не застраховано «от проникновения чуждых взглядов, идей и настроений извне». Происходящее в СССР касалось и других коммунистических партий, особенно в тех странах, где коммунисты добились политической власти. Сталин закладывал основы чего-то зловещего — вероятно, нового раунда чисток в верхах или более широкого наступления на все советское общество с целью разоблачения и уничтожения недавно выявленной «пятой колонны». Это, конечно, не было чем-то принципиально новым, но в атмосфере холодной войны приближавшийся процесс над Сланским со всей его антисемитской риторикой означал нечто более тревожное и неотвратимое: кампанию против евреев, которая должна была охватить весь социалистический блок, и дальнейшие чистки руководящих кадров, включая руководство СССР, в последние месяцы жизни Сталина.

3. Сталинская паранойя и евреи

С началом процесса Сланского в Праге 20 ноября 1952 года советская политика приобрела откровенно антисемитский характер. Сталин лично участвовал в организации процесса, прислав в 1949 году из Москвы специалистов по допросам, которым предстояло контролировать ход расследования и сделать обвиняемых более покладистыми. Один из советских следователей, Владимир Комаров, обладал особыми навыками пыток еврейских заключенных. На вершине своей карьеры Комаров был заместителем начальника следственной части по особо важным делам в Министерстве государственной безопасности (МГБ) СССР. В июле 1951 года в ходе проводимой в органах госбезопасности чистки он сам был арестован. Находясь в камере внутренней тюрьмы МГБ и опасаясь за свою жизнь, Комаров в феврале 1953 года написал отвратительное письмо Сталину, в котором хвастался своей жестокостью и особой ненавистью к еврейским националистам. Он, должно быть, надеялся, что это лучший способ вернуть расположение Сталина.

Арестованные буквально дрожали передо мной, они боялись меня, как огня… Особенно я ненавидел и был беспощаден с еврейскими националистами, в которых видел наиболее опасных и злобных врагов. За мою ненависть к ним не только арестованные, но и бывшие сотрудники МГБ СССР еврейской национальности считали меня антисемитом[118].

Исходя из слов самого Комарова, нетрудно понять, почему Сталин решил, что тот будет полезен в Праге.

Рудольф Сланский и еще тринадцать арестованных по тому же делу, каждому из которых были предъявлены обвинения в государственной измене, шпионаже и экономическом саботаже, признали свою вину и просили суд назначить им самое суровое наказание. Давая показания в течение целой недели, обвиняемые подтвердили, что, «будучи троцкистко-титовскими, сионистскими буржуазно-националистическими предателями и врагами чехословацкого народа», участвовали в выдуманном заговоре. Решением суда одиннадцать человек были приговорены к смертной казни. То, что троим подсудимым сохранили жизнь, было единственной неожиданностью на процессе. Судьи отметили, что эти трое играли второстепенные роли в заговоре и выполняли приказы Сланского, что снимает с них часть ответственности. Но у этого жеста могла быть и другая, неочевидная причина. Дело в том, что все трое были евреями. Лидер Чехословакии Клемент Готвальд, которому принадлежало последнее слово, вероятно, хотел несколько сгладить впечатление, что процесс попахивает антисемитизмом. Что касается осужденных на смерть, они были повешены на рассвете 3 декабря. Их трупы кремировали, а пепел рассыпали вдоль обледенелого шоссе, чтобы водитель, бывший тайным сотрудником органов, не скользил там на своих шинах.