Хмельницкий. Дума о гетмане Богдане - Борис Николаевич Флоря
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Политика, проводимая поляками на оккупируемых ими землях, не могла не породить сопротивления. Южную Русь охватывали восстания, вспыхивавшие одно за другим. В 1591–1593 годах крестьяне и казаки под главенством Кристофа Косинского заняли несколько городов в Малороссии и осадили Киев. В 1594–1596 годах восстание, поднятое казацким атаманом Северином Наливайко, распространилось от низовьев Днепра до Могилёва и от российской границы до Луцка.
«Мы защищаем веру нашу старожитную»
Нынешние «национально озабоченные» украинские историки предпочитают не упоминать хрестоматийных фактов. Анализ исторических процессов они подменяют версиями, предположениями и химерными выдумками. Наглядной иллюстрацией таких подмен служат рассуждения, касающиеся действий Богдана Хмельницкого: «Существует, по крайней мере, две истории выдающейся личности: история её деяний, отлитая в бронзе, и история её думок, которой никто точно не знает….Может быть, гетман и его соратники думали, что союз Украины с Московщиной, страны демократической и монархического царства, удастся. А как это оформить, наверное, ни гетман, ни хмельнитчане не думали, хотя это и выглядит удивительно» [9, с. 164].
Авторы подобных рассуждений, стремясь опровергнуть добровольный характер присоединения Украины к России, поясняют: да, присоединение было, но оно произошло потому, что гетман Хмельницкий «потерпел поражение от царских дипломатов, несокрушимая настойчивость коих навязала акту присоединения характер царской милости» [9, с. 165]. В подобных тезисах игнорируются не только факты, но и социально-психологическая атмосфера прошедших эпох. Обходя принцип историзма, адепты нынешней украинофильской пропаганды хотят, чтобы Богдан Хмельницкий в XVII веке мыслил точно так же, как они мыслят сегодня.
Общественно-психологическую атмосферу XVI–XVII веков трудно понять вне религиозного контекста. Люди думали и действовали в соответствии с принятой тогда шкалой мировоззренческих и ментальных ценностей, тесно связанных с религиозными понятиями. Хмельницкий не мог и не хотел отказываться от тех ценностей и понятий. Он был убеждённым защитником православия и именно поэтому имел высокий авторитет среди земляков-единоверцев, страдавших от гонений со стороны католиков и униатов.
После Брестской унии польские верхи взяли курс на преследование русского православия, на дискриминацию русского населения и уничтожение его традиционной культурно-этнической идентичности. В исторических источниках, относящихся к тем временам, содержатся выразительные свидетельства о неисчислимых страданиях жителей Юго-Западной Руси, вызванных гонениями со стороны католиков и униатов. Сегодняшние поборники «свидомого украинства», отрицая особую для той эпохи роль религии, утверждают, что гетман Хмельницкий обращался к московскому царю «не за поддержкой православия, а за признанием казацкого государства, возникшего на южных рубежах России» [6, с. 125].
Гетман Богдан Хмельницкий (1596–1657)
А что показывают исторические документы? В своём первом письме к царю Алексею Михайловичу Хмельницкий писал: «Отрадно нам уведомить твою царскую милость, что мы защищаем веру нашу старожитную греческую, за которую, как и за вольности свои, с давних времён и до сих пор кровь проливаем от королей и покою не имеем» [7, с. 33]. Позиция гетмана подтверждена таким ярким и убедительным историческим источником как «Летопись самовидца о войнах Богдана Хмельницкого», где повествование начинается со слов: «Початок и причина войны Хмельницкого есть едино от ляхов на православие гонение и казакам отягощение» [10, с. 45].
Множество указаний на то, что гонения на южнорусское православие со стороны католической Польши явились одной из самых существенных причин развернувшейся на Украине освободительной войны, имеется в сборнике документов «Воссоединение Украины с Россией». О намерении верхов Речи Посполитой подчинить православную церковь папе римскому и окатоличить жителей Южной Руси писал царю Михаилу киевский митрополит Иов, жаловавшийся, что «король польский обострил меч на православных» [8, с. 47].
Активными проводниками папской стратегии были иезуиты. Ими повсеместно создавались школы и коллегии, где обучение было пропитано антиправославным духом. Чтобы сделать иезуитские коллегии привлекательными для молодёжи, в них помимо богословия преподавались светские науки, иностранные языки, музыка, танцы. Пребывание там молодых людей из православных семей чаще всего заканчивалось их отказом от традиций предков и переходом в католицизм. Организацию католических коллегий на территории Южной Руси курировал высокопоставленный иезуит Пётр Скарга, фанатично отстаивавший идею польской гегемонии на просторах Восточной Европы. В своём сочинении «О единстве церкви Божьей» он приравнивал православие к «невежеству и варварству», призывал к насаждению латыни и выступал противником использования славянского языка в богослужении и образовании: «Человек, говорящий одним только славянским языком, никогда не может стать учёным» [11, с. 8]. Скарга призывал польские власти применять силу, чтобы «еретиков каждый бы день убывало» [11, с. 9].
При поддержке польских властей иезуитам удалось навязать некоторым православным иерархам церковную унию. Отступники во главе с киевским митрополитом Михаилом Рагозой скрывали свою подрывную деятельность от мирян, тайно готовя униатский съезд. В 1594 году они подписали в Риме акт о присоединении к католической церкви.
Понимая, что сделка с горсткой священнослужителей ещё не является гарантией окончательного успеха, иезуиты наставляли своих клевретов, как им следует вести себя на первых порах: «Вам нужно, как только возможно, беречься, чтобы не подать ни малейшего повода догадаться о ваших намерениях и целях. Так как от мирян можно ждать открытого вооруженного восстания, то не советуем прямо идти против них….Слово “уния” должно распространяться в народе, чтобы заранее подготовить его к тому» [12, с. 161–162].
Отступники скрывали свою подрывную деятельность, опасаясь негативной реакции и мирян, и вселенского патриарха Иеремии, державшего южнорусских епископов под внимательным контролем. Его смерть в 1594 году развязала руки вероотступникам, подписавшим в Риме акт о своём присоединении к римско-католической церкви. Три преемника Иеремии, из-за болезней сменявших друг друга в течение одного года, не смогли противостоять измене епископов, пошедших за Рагозой. Этого года иезуитам и изменникам хватило, чтобы подготовить униатский съезд, состоявшийся в октябре 1596 года в Бресте. На нём было объявлено о «соединении церквей». Папа римский на радостях приказал выбить памятную медаль «Ruthenis receptis» («На присоединение русских»).
В противовес униатам там же, в Бресте, собрались их противники, возглавляемые патриаршим экзархом Никифором и епископами Киевской митрополии. Антиуниатский собор предал перебежчиков анафеме. Массы народа были возмущены манёврами униатов, видели в них последователей Иуды Искариота. Те отвечали грубым высокомерием и неудержимо-злобной агрессией. Автор «Летописи самовидца» писал: «А горчайшие насмешки и утеснения терпел народ русский от тех, которые из русской веры приняли римскую веру» [10, с. 51].
Уния насаждалась с помощью палаческого насилия: у православных общин отнимались храмы и монастыри, православное богослужение повсеместно запрещалось. Епископ Исайя Копинский писал московскому патриарху Филарету: «Здесь на Украине… всюду ереси, всюду неблагочестие, отовсюду гонения, отовсюду нужда, отовсюду беда» [8, с. 27–28]. Всё это
