Лягушка Баскервилей - Дарья Донцова

– Некоторые женщины обманывают мужчин, показывают положительный тест на беременность, а затем врут о выкидыше.

Алина встала, взяла с подоконника сумку, вытащила сигареты и с наслаждением закурила.

— Павел не из таких. Он бы нашел врача, оплатил аборт. Зачем ему жениться?

– Ну… она отказалась от операции… и он, как честный человек…

– Бред, – отмахнулась Алина, – на эмбриона Павла не купить. В чем же было дело? Все гадали, и никто не понял.

– Любовь?

– Ой, нет! Хотя вел он себя как страстный любовник, – пояснила Алина. – Внешне семья смотрелась замечательно – муж одевал жену, обувал, улыбался ей, звал «кисонькой». Кстати, Розалия меня терпеть не могла, наверное, ревновала, вот и сделала так, что мы практически не могли встречаться. Но я Павла отлично знала и могу сказать: Роза его раздражала. Впрочем, думается, знаю, отчего именно Розалия стала мадам Майковой. Понимаете, Павел был человеком с огромным самомнением. Увы, гордиться ему было особо нечем, обычный мужчина.

– Успешный бизнесмен! Алина кивнула:

– Верно, но в список самых богатых людей планеты не входил. Со мной Павлу было не построить семью – я образованна, востребована на работе, твердо стою на ногах. Такой женой не покомандуешь. А Розалия казалась тихой, ничего не умеющей – этакой девушкой без роду и племени. Вот на фоне подобной личности Майков мог возвыситься. В царстве слепых кривой – король. Павел хотел обожания, поклонения, тапочек, принесенных в зубах. Он лишь не учел одной детальки: угнетенные рабы способны восстать, и нет ничего страшней и безжалостней бунта крепостных, решивших убить барина. И еще, получив в жены курицу, Павел начал испытывать раздражение. Оно конечно, два медведя в одной берлоге не живут, но и существовать около наседки Топтыгин не сумеет. Увы, слишком поздно выяснилось: Розалия не клуша, она злобная, трусливая, жадная гиена, ловкая врунья и убийца. Но у нее не получилось закопать правду. Конечно, доказательств у меня нет, зато есть уверенность: это она его отравила, и я знаю почему.

– Почему?

– За день до кончины я разговаривала с Павлом. Кроме моральных причин, у Розы имелись и материальные, – тихо сказала Алина.

Друг детства и названый брат жаловался на головокружения. Подруга посоветовала ему сходить в поликлинику, сдать анализы, но Майков ответил:

– Позднее. Да и не найдут ничего, скажут: здоров, словно конь. Это просто усталость накопилась, надо съездить отдохнуть. Если честно, больше не могу.

– Наплюй на дела и скатайся на море, – предложила Алина.

– Не от службы тошно.

– Дома беда?

– Ерунда, – тут же закрыл тему Павел. И вдруг спросил: – В понедельник нотариусы ведь не работают?

– Вроде так.

– Значит, во вторник пойду.

– Зачем?

Но вместо ответа на вопрос из трубки послышалось:

– Входи, входи, Сергей Иванович! Все, Алина, пока, ко мне люди пришли.

Больше Алина с Павлом не беседовала.

– Понятно, зачем он к нотариусу собрался? – задала она мне сейчас вопрос. – Завещание переделать хотел, но Розалия опередила. Сволочь! Она и Нелли Семеновну прикончила, и кровь мамы на ее жадных лапах! Ее надо найти! Наказать! Расстрелять!

– Вы знаете друзей Розалии?

– У нее их нет.

– Совсем?

– Я не видела ни одной подруги.

– Может, имена родственников назовете?

– Я их тоже не встречала.

– Хорошо, – протянула я, – тогда мама.

– Я с ней не сталкивалась.

– Но вы видели даму на свадьбе.

– Даму… Скажете тоже!

– Нет ли случайно ее телефона?

– Откуда?

Я пригорюнилась, но потом вновь взбодрилась.

– Алина, у вас есть ключи от апартаментов Майковых?

– Да, – кивнула женщина, – висят в шкафчике. Нелли их нам на всякий пожарный случай вручила.

– Дайте мне связку.

– И по какой причине? – насупилась Алина.

– Откроем дверь и поищем.

– Что?

– Ну… авось найдем нечто, подсказывающее, куда могла отправиться Розалия.

На лице Алины отразилось раздумье.

– Поздно уже, мне завтра рано на работу, – заявила она наконец.

– Отвезу вас на машине туда и обратно, здесь ведь совсем близко! – принялась я упрашивать Волынкину. – Вы же только что утверждали: Розалию необходимо поймать. Но как это сделать, не имея никаких сведений о бабе?

– Поехали, – согласилась Алина.

Очутившись перед опечатанной створкой, Волынкина безо всяких колебаний содрала бумажку.

– Смехота, – резюмировала она, всовывая ключ в скважину, – неужели грабителя остановит полоска с чернильной кляксой?

Я вошла в квартиру и вздрогнула. Те, кто не первый раз встречается со мной, знают: Даша Васильева не религиозный человек. Я не соблюдаю посты, не произношу ежедневные молитвы, о Боге вспоминаю лишь в минуты опасности, допустим, в ту секунду, когда самолет, на борту которого нахожусь, вдруг проваливается в воздушную яму или попадает в зону турбулентности. Вот тут закрываю глаза, стискиваю зубы и начинаю читать про себя «Отче наш». А еще я не верю во всякие там эфирные и ментальные тела, не ощущаю чужую ауру и усмехаюсь, услышав слова «порча», «карма», «сглаз». Но, переступив сейчас через порог квартиры Майковых, я испытала безотчетный страх. В длинном коридоре, казалось, пряталось нечто загадочное, холодное, колючее, опасное.

Алина щелкнула выключателем.

– Кому достается приватизированная квартира, если хозяин умер? – вдруг спросила она.

– Наследникам, – тихо ответила я, – в данном случае Розалии.

– А дача?

– Тоже ей, если только не составлено завещание в чью-то пользу. Впрочем, я не являюсь специалистом, могу ошибаться.

Алина скривилась:

– Да уж, ясненько! Пошли пороемся в ее спальне.

Комната, где обитала Розалия, напоминала гостиничный номер. Нет, тут висели картины и стояли симпатичные безделушки, но сразу становилось понятно: интерьер обустраивал специально нанятый дизайнер, хозяйка не внесла ничего личного.

Обычной телефонной книжки мы не нашли, компьютера у женщины не имелось.

Испытывая некоторую неловкость, я порылась в ящиках изящного бюро и обнаружила в них лекарства, деньги и всякую мелочь вроде заколок. В ванной комнате теснились шеренги флаконов, бутылочек и коробочек. Одних шампуней я насчитала с десяток, и все для светлых, тонких окрашенных волос.

– Тут еще гардеробная имеется, – сказала Алина, увидев мое разочарование.

Я засунула голову и присвистнула:

– Ничего себе, метров двадцать квадратных, набитых шмотками!

Алина усмехнулась:

– Розалия скопидомка, нитку не выбросит, Нелли страшно раздражала жадность невестки.

Я пошла между кронштейнами, подумав: а ведь обычно свекрови упрекают снох в расточительности. Каноническая фраза: «Ты без конца тратишь деньги моего сына, и он весь измучился на работе, желая обеспечить капризы жены» – лично мною была слышана от всех четырех «мамулечек». Но, видно, близким родственникам мужа угодить невозможно: Нелли Семеновну, наоборот, раздражала экономность Розалии. Хотя если взглянуть на скупость с иной стороны, то ее можно назвать хозяйственностью.

– Ну надо же, – крикнула Алина, занырнувшая внутрь помещения, – она, оказывается, хранила все сумки.

Я пошла к Волынкиной, увидела стену, а на ней специальные крепления, на которых висели торбочки разных размеров и цветов.

– Просто цирк! – удивлялась Алина. – И правда ничего не выбрасывала. Ой, вон та беленькая – совсем дешевая, две копейки стоит, а она и ее оставила!

– А куда ты деваешь ненужные сумки? – спросила я, оглядывая «выставку».

Алина хмыкнула:

– Выбрасываю, если совсем вид потеряла. Порой отдаю кому-нибудь, иногда теряю.

– Мода ходит кругами, – протянула я. – Сколько раз себя упрекала: ну зачем отнесла на помойку ридикюльчик! Пусть бы полежал в укромном месте, потом снова носить можно.

– Сумка вместе с туфлями хороша, – не согласилась Алина, – обувь же быстро выходит из моды. Относила босоножки лето, и адью! Через год что-нибудь да изменится: каблук, допустим, тоньше станет, а вместо тонких ремешков широкие сделают. Я, например, всегда замечаю, даже на улице: вроде женщина модно одета, а обувка у нее явно старая. И потом, как-то тоскливо через пять лет влезать в старые туфли, унизительно в обносках ходить.

– Теперь, как ты выражаешься, «обноски» именуются «винтаж» и стоят больших денег, – усмехнулась я. – А Розалия и туфли хранила.

– Точно жадюга! – засмеялась Алина.

Я молча рассматривала горы обуви. Лично меня удивляло не желание хозяйки оставить при себе все ношенные некогда тряпки, а ее патологическая аккуратность. Подобные гардеробные я до сих пор встречала лишь на картинках. Здесь царил абсолютно неживой порядок. Сумки на крючках; внизу, на специальных колодках, обувь, каждая туфелька тщательнейшим образом еще прикрыта пленкой. Не менее впечатляли и вешалки – на них на каждой висело по одному платью, не видно измятых или грязных кофт с юбками. Но совсем уж поразительно выглядел отсек для белья. Ровные стопки трусиков, лифчиков… даже колготки идеально сложены. Скажите, у вас в шкафах тоже так? Лично у меня полнейшее безобразие. Конечно, я стараюсь следить за своими вещами, но все равно – на полках скомканные ночнушки, да и блузки частенько так засовываю, забыв их повесить. Похоже, Розалия не человек, а робот. И еще, неужели в ее квартире не провели обыск? Арестовали по подозрению в убийстве и не переворошили апартаменты? Федосеев забыл о стандартной процедуре? Или некто навел тут порядок?