Драконовы сны - Дмитрий Скирюк

– Я тоже завсегда из родников из энтих воду пью, – задумчиво продолжил тот, восприняв остановку травника как приглашенье к разговору. – И дочь моя, и сын. И жена пила, пока жива была. Хорошая вода. А ты рисковый парень: ишь, в полночь за водой попёрся… С чего вдруг поздно так?

– Чаю захотелось, – сказал Жуга, – а в доме ни глотка.

– А, это – да, – тот покивал, – бывает. Что ж к соседям не зашёл?

– Да нет соседей. У Рудольфа я живу, возле Синей Сойки.

– Рудольф, – стражник помрачнел. – Вот как… Что ж он, жив ещё?

– А с чего ему помирать? – немножко нервно огрызнулся Жуга. Упрямые попытки горожан похоронить заочно старика Рудольфа помаленьку начинали его раздражать.

– Да кто ж знает, с чего, – пожал плечами тот. Тёмные глаза старика устало глядели вдаль, на дорогу. – Знали бы, не спрашивали. Вот и жена его тоже не знала…

– Жена? – насторожился травник. – А что с его женой случилось?

– Э-э, – стражник поднял бровь, – да ты, похоже, и не знаешь ничего? Был он женат, рыжий, был. Лет пятнадцать назад. И дочка у него росла, аккурат с моей Хедвигой одногодки. Лавку держал, да барахло, слышь, скупал помаленьку. Дом вон, купил. Хороший дом… А как-то раз – никто не знает, что случилось – мёртвыми нашёл и дочку, и жену. С тех пор почти что не выходит из дому. И торговать перестал. Такие дела. А ты при нём каким боком?

– Я не при нём, – ответил тот, – я сам по себе. Травник я.

– Эва! Небось, и заговоры какие знаешь? Слышь, – засуетился он, – а чего вот у меня, как дождь или как подыму чего тяжёлое, так в спину сразу вступает? И правый бок так, знаешь – пожжёт, пожжёт, да как саданёт! Я уж и так, и сяк, и задом наперёд…

Часы на башне глухо заскрежетали и колокол отбил двенадцать ударов.

– Полночь, – вскинулся стражник и отставил алебарду. – Где-то Гюнтера носит? Слышь, рыжий, помоги-ка ворота закрыть, одному-то не в мочь.

Жуга рассеяно кивнул и ухватился за тяжёлую створку ворот.

– Толкай.

Петли глухо заворчали. Жуга толкал, поглощённый своими мыслями, и вдруг, когда ворота уже готовы были захлопнуться, в щель между створками будто ударила чёрная молния. Страж ворот и Жуга шарахнулись назад и прянули к стене, каждый – к своей.

– Матерь божья… – выдохнул старик.

На мостовой между ними стояла собака – огромный чёрный пёс, брыластый, молодой, поджарый, с хорошего телёнка ростом. Шерсть на его спине и на боках мокро блестела в свете фонаря. Ошейника на собаке не было.

Пёс посмотрел на стражника, повернул голову к Жуге – травник навек запомнил взгляд горящих, жадных, серо-жёлтых глаз размером каждый с полновесный талер – переступил бесшумно лапами и, развернувшись, скрылся в темноте проулка гибкими упругими прыжками.

Момент оцепенения прошёл. Стражник что-то промычал и медленно сполз вниз по стене.

– Видел? – еле слышно спросил он.

– Видел, – так же тихо ответил Жуга.

– Что это было?

Травник не ответил.

Вдвоём они кое-как закрыли ворота и задвинули запорный брус, затем, не сговариваясь, прошли в караулку, где стражник вытащил бутыль и разлил по кружкам тепловатое разбавленное пиво. Оба молча выпили и некоторое время так же молча сидели за пустым столом.

– Меня Людвиг зовут, – сказал наконец стражник.

Травник кивнул:

– Меня – Жуга.

И в это мгновенье раздался крик.

Капуста наконец-то закипела. Рудольф поворошил дрова, убавляя огонь под маленьким котлом, помешал варево длинной ложкой и закрыл крышку.

– Капусту считают едой бедняков, – проговорил он, качая головой. Засыпал в котёл щепотку пряностей, посолил, размешал и снова уселся в кресло. – Отчасти это верно – стоит дёшево, хранится хорошо, а созревает, когда все другие овощи давно уже убраны. Однако не брезгуют ею и короли. Лучшей закуски к мясу не найти, да и готовится легко. Хочешь – вари её, хочешь – жарь, а хочешь – потуши в сметане с морковкой, чесноком и базиликом, вот как мы сейчас, и всегда получишь превосходное блюдо. И при том, что самое удобное, можно остановить готовку, когда хочешь – капуста не бывает недожаренной или недоваренной. Только бы не подгорела, – он подобрал рукава своей облезшей меховой накидки и задумчиво уставился на котёл. – По правде сказать, не знаю овоща, который был бы таким же сытным и неприхотливым, разве что репа, да ещё эти новомодные потатас[6], которыми балуются аристократы…

– Слыхал, Рик, что дядька Руди говорит? – усмехнулся Телли, бесцеремонно пихая дракошку ногой. – Что ж ты, гад, капусту-то не жрёшь? У, бесстыжие глаза, всё тебе рыбу подавай…

Дракончик лениво приоткрыл один бесстыжий глаз, зевнул, продемонстрировав игольные, отменной белизны клыки, повернулся на другой бок и снова задремал. Он всё ещё был сыт позавчерашней трапезой, и особых неудобств, похоже, не испытывал.

Мальчишка уже обсох после мытья и теперь сидел у камина, вороша щипцами угли и шумно грызя капустную кочерыжку. Зубы у него были тоже молодые, белые и острые. Отсветы пламени окрашивали рыжим белизну его волос, плясали искрами в зрачках глубоких чёрных глаз, блестели в чешуе дракона. Левое ухо мальчишки до сих пор немного торчало в сторону.

– Откуда у тебя дракон? – спросил Рудольф.

– Да это… – Телли зашвырнул в огонь огрызок кочерыжки. – Долгая история.

Он вытер нос рукавом и некоторое время молчал, глядя в камин, словно бы трепещущие синим язычки огня будили в нем какие-то воспоминания, затем принялся рассказывать.

– Нашёл я как-то раз яйцо на куче мусора в лесу. Во-от такое, – Телли показал руками. – А жрать хотелось, ну, просто невтерпёж. Дай, думаю, спеку. А как его? В огонь же не сунешь… Ну, я его – в золу. И задремал. Угрелся у костра. А утром просыпаюсь – лежит на куче пепла скорлупа, значит. Толстая такая. Половинки. И этот, значит, мне под бок подлез и дрыхнет, ровно кошка. Маленький такой, зелёный, с крылышками… Ну не убивать же мне его было, верно? Аккурат с тех вот самых пор так вместе вот и ходим. Я, вроде как, ему заместо мамки… Или дядьки, – подумав, добавил он.

– А где нашёл-то ты его?

– В лесу, я ж говорю. В предгорьях, что за Вышеградом, у камней.

– Каких ещё камней?

– Ну этих… тамошних. Кругами там которые…

– Вот как? Интересно, – Рудольф заёрзал в кресле. Подвернул накидку. – Гм… И долго вы так э-ээ… ходите?

– Да уж полгода скоро. Весной я его подобрал. Всё веселей с ним. Народ только вот пялится.

– Чего ж тогда ты в город-то подался?

– Да жрёт уж больно много. Растёт, так его… А тут рыба по осени дешёвая у вас, я на коптильню и устроился. А после, значит, и турнули нас оттудова обоих.

Рудольф умолк и погрузился в размышления. Молчал и Телли. Котелок в камине мягко пыхал паром, наполняя маленькую комнату сладковатым запахом варёных овощей. За окном уже совсем стемнело. Часы на башне пробили двенадцать. Рудольф помаленьку начал клевать носом.