Сочинения. Том 1 - Александр Строганов

Ягнатьев погружался в ванну так, точно она была наполнена ледяной водой.

Перед погружением, насколько это представлялось возможным при его невысоком росте, но малом пространстве между стенами, он лег вдоль ее края, согнув правую ногу в колене и упершись теменем в чрезвычайно сложное и болезненно острое сплетение рукояток, шлангов и кранов. Перед погружением…

Нет, нет, хронология нарушена. Много что должно было произойти перед тем. Нужно было раздеться, войти в ванную. Или войти в ванную, затем раздеться. У каждого свое обыкновение.

Гюстав Доре

У Энди (Уорхолла) свое обыкновение, у Гюстава Доре свое обыкновение.

Иллюстрации Гюстава Доре к «Божественной комедии» удивительно напоминают монохромные фотографии расстрелов, точно оспа облепившие нашу историю. И в том, и в другом случае тела жертв вовсе не похожи на людей. Нечто иное, искусственное, не знаю, как объяснить.

Многие врачи не могут объяснить простых вещей, но сложное подчас поддается им. Один знакомый врач говорил мне, что эмиграция, по сути – перевод из одного отделения психиатрической больницы в другое. Вследствие пожара или ремонта.

Дед-фронтовик бреется

Когда Дед-фронтовик появлялся в большой комнате, а церемония проводилось только в большой комнате, включалось солнце.

Не занималось, не проникало, не проступало сквозь марево гардин, не затевало тонкую игру с предметами и домочадцами, а именно включалось.

Обрушивалось как столица на провинциала.

Не помню, точнее никогда не мог уловить последовательности – появлялся Дед, и включалось солнце или же, наоборот, включалось солнце, и немедленно возникал Дед в ореоле седой шевелюры.

Одновременно в природе не бывает. Ответственно заявляю как физиолог.

Отец

Я стараюсь отгонять от себя воспоминания о своем ныне покойном отце, так как бесконечно люблю его, и воспоминания эти до сих пор причиняют мне душевную боль.

Я люблю его.

Отец очень напоминал Сальвадора Альенде. По всей видимости, это было дурным знаком.

Единорог

В девятом классе Алеша Ягнатьев заболел пневмонией. У него был жар, и сухонькая ворчливая соседка, бывшая медсестра Берта Наумовна, судя по внешнему виду происходившая от летучих мышей, приходила делать уколы. Боли, подобной той, что испытывал Алексей Ильич во время оных процедур, он не испытал ни разу на протяжении всей последующей жизни. Инъекции на какое-то время извлекали будущего демиурга из гулкой громоздкой топки с тем, чтобы он, как следует, запомнил ободряющую улыбку своей спасительницы, но вскоре вновь погружали его в перечную слепоту, наполненную клочьями фраз и дрожью. Так продолжалось неделю или около того, и неделя эта казалась бесконечностью.

Облегчение наступило внезапно, точно разверзлись тяжелые двери, и свет обрушился на узника, пожизненно приговоренного к ночи. Некто приложил к Алешиному лбу холодную руку. Юноша, превозмогая тяжесть в веках, открыл глаза и увидел перед собой… Сальвадора Альенде. Убиенный был в белом халате и той самой знаменитой перламутровой каске из Ла Монедо.

Мальчик попытался приподняться на локтях, но силы тут же оставили его, – Товарищ президент, зачем вы здесь?

– Пришел исполнить свой долг. Ты же знаешь, что я детский врач. Вот, решил вернуться к профессии. Как видишь, политик из меня не получился. Не будем о грустном, я пришел помочь тебе.

– Спасибо, товарищ президент. – Не называй меня президентом. – Как же мне обращаться к вам? – Доктор. Доктор Альенде. – Спасибо доктор. – Я принес тебе молока. – Зачем? – Мне хочется, чтобы ты запоминал не только Берту Наумовну, но и меня. – Но я не люблю молоко. – Ты не любишь молоко? – Нет, к сожалению. – Как давно? – Уже лет десять.

– Выходит ты уже совсем взрослый, – президенту сделалось грустно, – Да, время так скоротечно. Наверное, ты хотел бы видеть совсем не меня?

– Что вы? Я так часто думал о вас. Мы все думали о вас. И я думал о вас. Не было дня, чтобы я не думал о вас.

– Вот, вот, «думал». Теперь твоя голова занята совсем другим.

– Нет, товарищ доктор.

– Не спорь, мне лучше знать. Ну что же, будь по-твоему.

Альенде повернулся к невидимой двери и крикнул, – Любушка.

И немедленно, точно из тумана, подле него выросла фигура неземной красоты синеволосой нагой индианки верхом на единороге. От робости и восторга у Алеши перехватило дыхание.

Президент рассмеялся, – Ну, ну, не робей. Нас никто не видит.

– Но почему Любушка? Разве это чилийское имя? – Самое, что ни на есть, чилийское. Любушка-голубушка. Самое распространенное в Чили имя. – Это единорог?

– Единорог. Конь революции. А тебе хочется, чтобы это был деревянный осел, – смеется.

– Она тоже революционер? – Да. – И она останется со мной? – Конечно. – А как же вы, товарищ Альенде? – А я умер. Меня убили. Разве ты не знаешь? – Знаю. Это ужасно. – Не переживай. Теперь мне легко и покойно.

С этими словами президент подал руку Любушке, помогая спуститься с единорога, сам ловко вскочил на диковинного зверя и исчез. Любушка тотчас легла рядом с Ягнатьевым, крепко обняла его и уснула. Некоторое время Алеша, не решаясь пошевелиться, размышлял о единорогах, но вскоре его тело стало затекать, и он попытался повернуться. Любушка во сне укусила его за ухо. Алексей Ильич хотел что-то сказать, но сам провалился в сон. Он проспал трое суток. Ему снились летучие мыши.

Еще несколько женщин

Представим, что я разложил перед вами несколько женских фотографий.

Как будто у меня были все эти фотографии и вот, теперь я разложил их перед вами.

Это – уже знакомая вам Любушка. На фотографии она пьет томатный сок и смеется. Капелька сока упала на белую блузку, можно подумать, что это – капелька крови. Исходя из того, что Любушка, как вы знаете, революционерка, было бы странно представить ее без этой капельки. Не знаю, как сложилась ее судьба. Кто-то говорил, что она стала воровкой и попала в тюрьму, но мне не верится, что человек, сумевший оседлать единорога способен таким образом завершить свой путь.

А это – Зинка. Моя однокурсница. Она страдает нимфоманией и аллергией одновременно. Обожает мужчин и ненавидит домашних насекомых. Ее страстью и по сей день, являются путешествия в горы. В походах она всегда оказывалась единственной представительницей прекрасного пола, что возводило ее на время в ранг королевы, чем она и пользовалась, превращая суровых скалолазов в безвольных пажей. По давним предсказаниям запойной цыганки Милы, сгоревшей от любви к канатоходцу, Зинка должна умереть довольно рано и нелепо, задохнувшись от нафталина в шкафу. Однако Милы нет вот уже года два, а Зинка по-прежнему оглашает своими стенаниями Алтай и Тибет. На фотографии Зинка в венке из полевых цветов печально улыбается, прислонившись к камню с надписью «Пожалел волк».

Вот Мила. Изображает Кармен. В руках настоящие кастаньеты. Хороша!

Наш общий друг Роман присутствовал при ее смерти. Последняя ее фраза звучала так, – Теперь, Ромочка, и умереть не страшно. Он подарил мне колокольчик.

С этими словами она выпила рюмку водки, улеглась на диван, и буквально через минуту покрылась голубым пламенем. На обуглившемся уже лице ее по-прежнему сияла ослепительная улыбка.

Роман говорит, что она не умерла. Он утверждает, что цыгане вообще не умирают, а переходят в другое измерение. Давным-давно он закончил московский Физтех и теперь работает экспедитором на овощной базе.

Это – портрет Валентины Терешковой, первой женщины-космонавта.

А это вырезка из детской книжки с изображением лисы по имени Патрикеевна. В китайской мифологии лиса, как правило, женщина-оборотень. Источает коварство и зло. Наша Патрикеевна миловидна и доброжелательна. Уверен, что она долго не могла простить себе минутную слабость, повлекшую смерть вольнолюбивого Колобка.

Всякая история любви ложно истолкована, ибо финал ее всегда затмевает истинное положение вещей.

Любовь к родителям однозначна. Мы с отцом похожи. Впрочем, я уже говорил об этом. Любовь к родителям не требует объяснений. В детстве мы жили вместе, Дед, бабушка, мама и отец. Прекрасные люди. Я люблю их.

Да.

И они любят меня, надеюсь. Каждый из них достоин отдельной повести или романа.

Бабушка – абсолют доброты и нежности. Мама – акварель, утонченность, восторженность, вкус. Но Дед… Как бы точнее сформулировать мысль? Дед был самой сочной, самой объемной фигурой моего детства. Дед царствовал, именно царствовал, даже если окружающие не хотели этого признавать. Я люблю его.

Борщ

Тем временем в Бокове варят борщ.

В огромных матовых кастрюлях помешивают рубиновую жижу.