Зелёная Миля (Green Mile) - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На репетицию собрались все те, кто будет участвовать в казни. Брутус Ховелл был «выпускающий», как мы его называли, это означало, что он надевает шлем, следит за телефонной линией губернатора, приводит доктора с его места у стены, если понадобится, и в нужный момент отдает приказ «включай на вторую». Если все проходит хорошо, благодарностей не объявляют никому. А вот если не совсем хорошо, Брута будут ругать свидетели, а меня – начальник тюрьмы. Никто из нас на это не жаловался – без толку. Просто земля вращается, и все. Можно вертеться вместе с ней, а можно остановиться в знак протеста, и тогда тебя сметет.
Дин, Харри Тервиллиджер и я пришли в камеру Вождя на первую репетицию минуты через три после того, как Билл с ребятами вывели Биттербака из камеры и препроводили в «Аркаду». Дверь камеры была открыта, на койке Вождя сидел старик Тут-Тут, его светлые волосы растрепались.
– Здесь пятна спермы по всей простыне, – заметил Тут-Тут. – Он, должно быть, старался освободиться от нее, чтобы вы ее не сварили.
И он захихикал.
– Заткнись, Тут, – сказал Дин. – Давай играть серьезно.
– Ладно. – Тут-Тут немедленно напустил на себя выражение предгрозовой мрачности. Но глаза его подмигивали. Старый Тут всегда оживлялся, когда играл мертвецов.
Я вышел вперед.
– Арлен Биттербак, как представитель суда штата такого-то, я имею предписание на то-то и то-то, казнь должна состояться в 12.01, тогда-то и тогда-то, выйдите вперед, пожалуйста.
Тут поднялся с койки.
– Я выхожу вперед, я выхожу вперед, я выхожу вперед, – забубнил он.
– Повернись, – приказал Дин и, когда Тут-Тут повернулся, осмотрел его плешивую макушку. Макушку Вождя обреют завтра вечером, и тогда Дин проверит, не нужно ли чего подправить. Щетина может уменьшить проводимость и будет тяжелее. А все, что мы делали сегодня, призвано облегчить процедуру.
– Все нормально, пошли, Арлен, – сказал я Тут-Ту-ту, и мы вышли.
– Я иду по коридору, я иду по коридору, я иду по коридору, я иду по коридору, – заговорил Тут. Я шел слева от него, Дин – справа, Харри сразу за ним. В начале коридора мы повернули направо, прочь от жизни в прогулочном дворике, навстречу смерти – в помещении склада. Мы вошли в мой кабинет, и Тут упал на колени, хотя его не просили об этом. Он знал сценарий, хорошо знал, наверное, лучше, чем любой из нас. Ведь он находился здесь. Бог знает, насколько дольше нас.
– Я молюсь, я молюсь, я молюсь, – Тут-Тут сложил свои корявые руки. Они были похожи на знаменитую гравюру, вы, наверное, знаете, о чем я говорю: «Бог – мой пастырь» и т.д. и т.п.
– А кто будет читать молитву с Биттербаком? – спросил Харри. – Нам ведь не надо, чтобы какой-нибудь ирокезский знахарь тряс тут своим членом?
– В самом деле...
– Все еще молюсь, все молюсь, молюсь Господу Иисусу, – перебил меня Тут.
– Заткнись, старый чудак, – бросил Дин.
– Я молюсь!
– Молись про себя.
– Вы чего задерживаетесь? – крикнул из склада Брут. Его тоже освободили для наших целей. Мы снова были в зоне убийства, и казалось, что здесь даже пахнет смертью.
– Подожди, не кипятись! – прокричал Харри в ответ.
– Не будь так нетерпелив.
– Молюсь, – проговорил Тут, улыбаясь своей непри-ятной беззубой улыбочкой. – Молюсь за терпение, за чуточку терпения, чтоб его...
– На самом деле, Биттербак утверждает, что он христианин, – сказал я им, – и он очень рад, что к нему придет баптист, который был у Тиллмана Кларка. Его фамилия Шустер. Мне он тоже нравится. Он быстрый, и помогает им успокоиться. Вставай, Тут. На сегодня хватит молитв.
– Иду. Опять иду, опять иду, да, сэр, иду по Зеленой Миле.
Тут был маленький, и все равно пригнулся, чтобы пройти в дверь в дальней стене кабинета. Всем остальным пришлось нагибаться еще сильнее. Для настоящего узника это был больной момент, и, посмотрев на платформу, где стоял Олд Спарки, а рядом Брут с винтовкой, я удовлетворенно кивнул. Все нормально.
Тут-Тут спустился по ступенькам и остановился. Складные стулья, около сорока, уже стояли по местам. Биттербак пройдет к платформе на безопасном для сидящих зрителей расстоянии, плюс еще шесть охран-ников обеспечат безопасность. За это отвечает Билл Додж, У нас никогда не было случаев нападения приговоренного на свидетелей, несмотря на такой достаточно примитивный антураж, и я думал, что так и должно быть.
– Парни, готовы? – спросил Тут, когда мы вернулись своим первоначальным составом к ступенькам из моего кабинета. Я кивнул, и мы прошли на платформу. Я часто думал, что мы похожи на знаменосцев, забывших где-то свой флаг.
– А что мне делать? – спросил Перси из-за сетчатого окошка между складом и аппаратной.
– Смотри и учись, – крикнул я в ответ.
– И держи руки подальше от своей сосиски, – пробормотал Харри. Но Тут-Тут услышал его и захихикал.
Мы провели его на платформу, Тут повернулся кругом – старый ветеран в действии.
– Я сажусь, – объявил он, – сажусь, сажусь на колени к Олд Спарки.
Я присел на правое колено у его правой ноги. Дин присел на левое колено у левой ноги Тута. В этот момент мы были наиболее уязвимы для физического нападения, если вдруг приговоренный начнет буянить, что они довольно часто проделывали. Мы оба повернули согнутое колено слегка внутрь, чтобы защитить область паха. Опустили подбородки, чтобы защитить горло. И, конечно же, мы старались действовать быстро, чтобы закрепить лодыжки и нейтрализовать опасность как можно быстрее. На ногах Вождя будут шлепанцы, когда он совершит последнюю прогулку, но «все может статься» служит слабым утешением человеку с разорванной гортанью. Или валяющемуся на полу с яичками, раздувшимися до размера пивной кружки, на глазах у сидящих на складных стульчиках сорока с чем-то зрителей, среди которых есть и журналисты.
Мы пристегнули лодыжки Тут-Тута. Застежка на стороне Дина немного крупнее, потому что в ней раствор, Когда Биттербак завтра сядет на стул, его левая икра будет выбрита. У индейцев, как правило, немного волос на теле, но мы не можем довериться случаю.
Пока мы закрепляли лодыжки Тут-Тута, Брут пристегнул его правую кисть. Харри плавно вышел вперед и пристегнул левую. Когда и с этим было покончено, Харри кивнул Бруту, и тот скомандовал Ван Хэю: «Включай первую».
Я услышал, как Перси спросил Джека Ван Хэя, что это означает (просто не верилось, что он знает так мало, что он ничему не научился, пока был в блоке "Г"), и Ван Хэй тихо объяснил. Сегодня «включай первую» не значило ничего, но когда он услышит это завтра, Ван Хэй повернет рукоятку тюремного генератора блока "Г". Свидетели услышат низкий ровный гул, и во всей тюрьме свет станет ярче. В других блоках заключенные при виде слишком яркого света решат, что все уже кончилось, хотя на самом деле все только начиналось.
Брут обошел стул, так что Тут мог его видеть.
– Арлен Биттербак, вы приговариваетесь к смерти на электрическом стуле, приговор вынесен судом присяжных и утвержден судьей штата. Боже, храни жителей этого штата. У вас есть что сказать перед тем, как приговор будет приведен в исполнение?
– Да, – произнес Тут со сверкающими глазами и беззубой счастливой улыбкой на губах. – Я хочу обед с жареным цыпленком, с картошкой и соусом, я хочу накакать вам в шляпу, и я хочу, чтобы Мэй Вест присела мне на лицо, потому что я крутой донжуан.
Брут пытался сохранить серьезное выражение, но это было невозможно. Он откинул голову и захохотал. Дин сполз на край платформы, будто его подстрелили, голова в коленях, всхлипывая, как койот, и прижав руку ко лбу, словно боясь, что растрясет мозги. Харри прислонился к стене и выдавал свои «ха-ха-ха» так, как будто кусок застрял у него в глотке. Даже Джек Ван Хэй, не отличавшийся чувством юмора, смеялся. Мне тоже было смешно, мне тоже хотелось смеяться, но я сдерживал себя. Завтра ночью все будет по-настоящему, и там, где сейчас сидит Тут-Тут, умрет человек.
– Заткнись, Брут, – сказал я. – И вы тоже, Дин, Харри. А ты, Тут, смотри, еще одно выступление подобного рода станет последним. Я прикажу Ван Хэю включить на вторую по-настоящему.
Тут ухмыльнулся мне, словно хотел сказать: «Это было так здорово, босс Эджкум, правда, здорово». Его ухмылка сменилась выражением недоумения, когда он увидел, что я не разделяю общего веселья.
– Что с тобой? – спросил он.
– Это не смешно, – отрезал я. – Вот что со мной, и если у тебя не хватает ума понять, то просто держи свой хлебальник закрытым. – Хотя было и вправду смеш-но, и, наверное, это меня и разозлило.
Я посмотрел вокруг и увидел, что Брут все еще улыбается.
– Черт, я, наверное, становлюсь слишком старым для такой работы.
– Не, – отозвался Брут. – Ты в полном расцвете, Поль.
Но я этого не ощущал, как не ощущал и Брут, и дурацкая работа не шла, мы оба понимали. Тем не менее приступ смеха прошел. И к лучшему, потому что меньше всего мне хотелось, чтобы завтра вечером кто-то вспомнил идиотское выступление Тута и стал снова смеяться. Вы скажете, такое невозможно: охранник умирает со смеху, сопровождая приговоренного на электрический стул, но, когда люди в стрессовом состоянии, возможно все что угодно. А о таком люди будут вспоминать лет двадцать.