Чародейка на всю голову - Мамаева Надежда Николаевна

Это позже я узнала о том, что этот самый мьельх – металл, способный дестабилизировать магические потоки так, что чародей не мог воспользоваться собственным даром. Если руки были скованы меж собой, то энергия циркулировала через тело мага и кандалы с такой скоростью, что ее просто нельзя было выцепить. В нашем же с Дьяром случае сила из-за незамкнутого контура мьельха притягивала нас друг к другу, как магнит. Вот только была особенность: пока оба мага живы, дар не может покинуть их тело окончательно. Но стоит одному умереть, и дар оставшегося в живых перетечет в уже мертвое тело по принципу большей пустоты.

А пока же меня больше интересовал вопрос: как выйти к этим самым добрым людям, чтоб потом живыми, а не по частям от них же и уйти? Сдается мне, в здешних землях нет хорошего и гуманного обычая встречать беглых преступников с хлебом-солью. А все потому, что последние в одностволки (или что тут у них вместо них?) не впихнешь.

Потому скорее уж нас ждет теплый прием из ярко пылающих факелов и радушно предложенных столовых приборов. Таких больших вилок. Только вил.

И как нам в таких условиях освободиться от оков? Подозреваю, что вернуть полную свободу будет не легче, чем налоговый вычет.

Эти мысли я и озвучила, правда, немного в другой формулировке. На что услышала лаконичное:

– Придем – разберемся.

Я философски пожала плечами, поделив обязанности: я приду, а разбирается пусть напарник. Он и сильнее, и умнее, в смысле, ориентируется в этом мире куда лучше меня, а главное – удар у него наверняка поставлен…

Впрочем, времени решила не терять и начала расспрашивать Дьяра о мире, в который попала, в целом и о Тигиан в частности.

Напарничек без особой радости пояснил, что с девицей Уикроу сталкивался несколько раз во дворце, куда прибывал по долгу службы, вызванный императором. Но за эти краткие встречи успел понять, что крауфиня была воспитана в лучших традициях чистоты крови и смесков презирала. Хотя в лицо этого Дьяру и не говорила.

– Из вежливости? – Я скосила взгляд на сокандальника.

– Скорее из страха, – жестко усмехнулся он, а потом рассказал о подводных камнях местного законодательства и суровой правде жизни.

В империи официально все расы были равны, но люди, как самые многочисленные, – всех равнее. Так, если ты чистокровный эльф, цверг, феникс, оборотень или вампир, то ты должен платить в имперскую казну дополнительные налоги. Обучение будет стоить дороже, а вот презрения отгрузят с лихвой и забесплатно. Потому те же дриады или оборотни старались держаться диаспорами. И в стольной Эйссе были даже целые кварталы: орочий, оборотный, троллий…

– Ты сказал, что полукровка, – удивилась я. – Но выглядишь совершенно обычным. Ни острых эльфийских ушей, ни повышенной гномьей бородатости, ни хвоста… – Я выразительно глянула на пятую точку напарника.

– Я на четверть демон. Хотя по силе дара – полноценный.

– А сила дара зависит от расы? – догадалась я.

– Не обязательно. Но чаще всего максимально высокий уровень владения стихией огня у чистокровных фениксов, воды – у русалов, эльфы – лучшие телепаты и чтецы душ.

– А демоны? – я не дала Дьяру увести меня от темы.

– Из демонов нередко выходят неплохие маги тьмы.

– Это темные властелины, что ли? – Я припомнила статью в газете.

– Маги тьмы – это те, кто способен бороться с тварями из черных зон. Я имею в виду успешно бороться и при этом не сдохнуть в первой же битве, – усмехнулся Дьяр, видимо припомнив что-то. – Если при этом удаётся освободить от нечисти приличную территорию, то она и отходит тому магу, который ее расчистил. Тогда он и становится темным властелином. Или, по-другому, темным владетелем земель.

– А откуда вообще эти черные пятна, в смысле зоны, взялись? И чем так опасны?

Ну, Дьяр меня, дремучую, и просветил, что раньше, на заре магической науки, когда люди и нелюди еще только учились брать под контроль чародейский дар, тот иногда оказывался сильнее, чем его носитель. И мог свести своего хозяина с ума.

К слову, поэтому раньше даже было правило: тот, кто вставал во главе рода, отрекался от дара. Ибо власть не должна принадлежать возможному будущему безумцу. Одна из немногих великих семей, где еще существовал этот обычай, – Вердэны. Но и то пару лет назад Дэниэль Вердэн – один из завиднейших холостяков империи – не только умудрился взять в жены не богатую высокородную невесту, а провинциалку, бесприданницу и жнеца смерти Рейнару Эрлис, но и сохранить свою магию, возглавив род.

Сейчас же лишь император, восходя на трон, выжигал свой дар, вливая его весь в древний артефакт. Потому как монарху нужен чистый разум. А сила крови слишком велика. А значит, велико и искушение окунуться в безумие.

А в древности свихнувшиеся чародеи с гораздо меньшей силой дара, чем у нынешнего императора, в порыве умопомешательства порою разом выплёскивали всю собственную силу и умирали. И вокруг них образовывалась черная зона. Как я поняла, что-то вроде мини-Чернобыля. Только вместо радиации – магия, которая вызывала мутации у всего живого. А порой – и мертвого, поднимая из могил умертвий и оживляя даже скелеты драконов.

Со временем магия рассеивалась, но твари-то, населявшие эту территорию, оставались. Порой уникальные. Причем настолько, что отбитые на всю голову местные а-ля гринписовцы даже ратовали за занесение таких экземпляров в Красн… тьфу, Черную книгу редких и исчезающих видов.

Дьяр даже припомнил случай из студенческой бытности:

– Как-то дошло до того, что на практику к Ивару Синебородому, моему преподавателю по атакующим чарам, напросился один такой наблюдатель-нежитезащитник. Дескать, чтобы адепты не нанесли непоправимый урон исчезающим видам. И, напирая на закон, он заставил нас захватить на практику в Кошинские леса, которые кишели изменёнными тварями, здоровенные учебники по нежитеведению. И, прежде чем бить пульсаром или шквалом черного огня, настаивал, чтобы мы открывали учебники и смотрели, не реликтовая ли гадина.

Представила себе картину: адепт, у которого в одной руке Черная книга, во второй – фаербол, с зажатым меж ног мечом вопрошает вылезшую из чащи тварь, охраняемая ли она. Воображение столь ярко нарисовало образ, что я прыснула.

– И как? Вы сверялись со списком? – отсмеявшись, уточнила я.

– Да! – гордо отозвался напарник. – Целых двадцать вздохов! Пока по опушке чащи шли. А потом на этого ратующего за права нежити выскочила дюже редкая гадина из семейства архаид рода чаропрядов с намерением подзакусить, – он произнес эти систематические единицы классификации со столь точной профессорской интонацией, что я на миг даже почувствовала себя на лекции. И еле сдержала улыбку. А Дьяр продолжил: – В итоге смотрящий так орал, чтобы его спасли… Мы на всякий случай даже три раза переспросили нежитезащитника, можно ли грохнуть столь ценный экземпляр?.. Зато после больше такие проверяющие на практику к нам, адептам темного крыла академии, не напрашивались. Исключительно к светлым. Иллюзорная магия и целительство, они побезопаснее будут. И плевать, что из редчайших мифических существ там только выспавшиеся во время сессии студиозусы.

Тут уж фыркнула я, припомнив свою интернатуру. И поведала Дьяру о коварстве милых на вид бабушек – божьих одуванчиков, которым даже гугла не надо, чтоб диагноз себе поставить. «Рубец у меня вспух», – утверждала как-то такая пациентка, тыча себе в поджелудочную. И пить таблетки отказывалась, требуя назначить капли зеленена и настойку подорожника.

Или дитятко двадцати пяти лет от роду, которое заявилось в десять вечера в отделение неотложки с фурункулом на носу, что был размером со сливу. Но ладно бы это. Так он прибыл с мамашей, которая одна может взять штурмом Генуэзскую крепость, протаранить ворота, разнести барбакан, проделать в стене вентиляционное отверстие размером со слона и не заметить этого. А все потому, что сыночке плохо. А дите само к врачу раньше не могло прийти, ибо матушку с работы ждало. И вот смотришь на такого «мальчика» и даже не сомневаешься: его не произвели на свет родители, а нашли. В капусте. Поздней осенью. Да к тому же и с отмороженными мозгами.