Абсолютное зло - Елена Григорьевна Макарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я была уверена, что это просто симпатия, которая пройдет, если ее не питать напрасными надеждами. Ира права, нахваливая парня: он привлекательный, живой, остроумный. Но я взглянула на сидящего впереди Дана, и сердце разом перечеркнуло все доводы разума.
— Мне жаль, — снова отказывала. — Я не могу. Прости.
Повисла мучительная пауза. Я не стала давить, предоставляя ему время переварить услышанное.
— Тебя точно не надо подбросить до дома? — наконец заговорил.
— Нет, — покачала я головой, хотя он не мог видеть.
— Хорошо, — покорно согласился. — Увидимся.
— Пока, — произнесла уже в затихший телефон.
В носу защипало, еще чуть-чуть и подступят слезы. Я отвернулась, делая вид, что смотрю в окно, чтобы скрыть свое лицо. Дан наверняка все слышал. Наверное, это даже к лучшему.
— Дан? — нерешительно позвала, когда была в состоянии держать себя в руках. — Это действительно ты? — и снова увидела его голубые глаза в зеркале заднего вида.
— Да, Ри-ри.
Он все-таки вернулся. Пять лет я надеялась и ждала, и вот он здесь. Часто представляла, как однажды мы встретимся, но никогда не думала о том, что будет потом. Сейчас я ехала в его машине в неизвестном направлении и не знала, чего ждать.
Приборная панель освещала салон машины мрачным синим светом, из динамиков негромко звучала музыка: Seven Devils. Прекрасно знала эту песню, и попросила сделать громче. Откинулась назад, опустив голову на кожаный подголовник.
Порой любовь к Дану казалась самым большим моим прегрешением, за которое непременно последует расплата.
Глава 4
Через несколько минут после того, как мы отъехали от консерватории, Дан остановил машину напротив небольшого ресторанчика. Внутри оказалось уютно, несмотря на обилие посетителей. Видимо, Дан выбрал его не случайно: хотел внушить мне чувство защищенности.
За соседними столиками слышались оживленные болтовня и смех, за нашим же повисло мрачное молчание. Только из вежливости заказала чашку кофе, и медленно размешивала давно растворившийся в чашке сахар. Почти не отрывала взгляд от дымящегося напитка и лишь изредка поднимала глаза на Дана.
Тот сидел напротив и пристально меня изучал. Возможно, так же, как и я недавно, искал во мне знакомые черты и отмечал то, что изменилось до неузнаваемости. Чтобы скрыть волнение, я вцепилась пальцами в чашку, не придавая значение тому, какая она обжигающе горячая.
Напряжение между нами росло, и я больше не могла выносить это мучительное безмолвие.
— Дан, — решилась заговорить первой.
— Ри-ри, — подался вперед, заговорив одновременно со мной.
Эта небольшая заминка пробила брешь в разделяющей нас стене отчуждения: я неловко улыбнулась, будто извиняясь, что перебила; Дан, приняв более непринужденную позу, откинулся на спинку стула.
— Говори первой, — уступил мне.
Снова вернулась некоторая скованность, поскольку я собиралась коснуться неприятной темы.
— Тем вечером, — от воспоминаний в мою кровь устремился адреналин, — понимаю, ты меня не узнал … — Не смогла сдержать горечь и растерянность: — Ты никогда со мной так не обращался.
Дан сжал челюсти словно ему неприятно слышать, что в некоторой степени я разочарована в нем. Жестокость никогда не была ему присуща, и сила не являлась его оружием. Все это противоречило его характеру и тем нормам, которым он придерживался.
Он снова потянулся ко мне, и горячие пальцы легли на мое запястье, на котором отчетливо проступали яркие синяки. Один их вид хлестнул как кнутом, и мы с Даном снова отшатнулись друг от друга. Я попыталась натянуть рукава джемпера, пряча последствия той встречи.
— Мне никогда не загладить свою вину перед тобой, — его тон был холодным, — я не смогу заставить забыть тебя об этом, — говорил, чеканя каждое слово, словно внушая мне свою уверенность, — но клянусь, больше никогда не причиню тебе боль.
Это действительно звучало, как клятва, и я хотела верить, что передо мной друг, что некогда опекал меня с не меньшей заботой, чем родную сестру; что поддерживал и вдохновлял, когда я сомневалась в себе. И я решила довериться Дану, раньше он никогда не подводил меня.
Впервые за весь вечер я немного расслабилась, снова взяла чашку с кофе.
— Почему вы так внезапно уехали тогда? — решилась, наконец спросить. — Ты даже не попрощался со мной, не оставил ни адрес, ни телефон, — как ни старалась, но в словах все равно сквозил упрек.
Он не торопился отвечать, будто размышляя над тем, что именно мне нужно знать.
— Умер отец, — ошарашил меня, — и я должен был позаботиться о матери и сестре. — Помимо естественных грустных ноток, я уловила в его голосе и некую враждебность.
— Мне жаль, — поддавшись чувствам, взяла его за руку, покоящуюся на столе, — я ничего не знала. — Меня душила вина за то, что разворошила столь болезненные воспоминания и обвинила за неожиданный отъезд, не подозревая о его истинных причинах.
Дан взглянул на наши сплетенные пальцы, и я сконфуженно выпустила руку. Мы оба сделала вид, что ничего не произошло. Неужели, теперь между нами всегда будут такие неловкие ситуации? Постаралась не думать об этом, перевела разговор в другое русло:
— Твоя сестра, наверное, уже совсем взрослая?
Дан всегда много рассказывал о своей семье, но мне не довелось познакомиться с ней. Лично знала только дядю, с которым он тогда жил. Тот, правда, проявлял мало отеческой любви, скорее относился к племяннику как наставник. Мне всегда казалось это странным, но я старалась быть деликатной и не совать нос в чужие дела. С особой любовью Дан рассказывал о младшей сестренке. Но после вопроса о ней на его лице не появилось ни веселой улыбки, ни даже радостного выражения.
— Нам трудно находить общий язык, — и снова я услышала какую-то горечь в его словах. — Ей семнадцать, и она стала просто неуправляемой.
Странно это слышать, они всегда были близки.
— Это нормально, — подбодрила его, — она перерастет.
— Навряд ли, — улыбка тронула уголки его губ, но она не была выражением радости. Мне стало не по себе от этой гримасы.
Не знала, какой темы коснуться, чтобы ненароком не вызвать раздражение Дана. Словно ходила по минному полю. Любой неверный шаг мог еще больше отдалить меня от него.
— Чем ты занимался эти годы? — думала, подобрала самый безобидный вопрос, но Дан изменился в лице. В одно мгновение он перевоплотился в другого человека: жесткого, закрытого. Из его глаз исчез блеск, запомнившийся мне в юности. Сейчас они ничего не выражали, будто из них ушла
