Неуловимые мстители. Конец банды Бурнаша - Григорий Кроних

– Вот как стрелять надо! – обрадовался расстрига. – Спесфисски, спесфисски… Так мы всех красных мстителей перестреляем!..

Яшка снова подмигнул Ксанке. Девчонка кивнула в ответ и принесла к столу полный поднос уцелевших кружек. Расстрига, вспомнив первую специальность, перекрестил посуду с самогоном и взял самую полную. Казаки разобрали кружки и дружно поднесли к губам. И вдруг бывший поп с ужасом заметил, что к каждому дну приклеена бумажка: «Мстители».

Яшка, увидев его выпученные глаза, вскочил на стол, выхватил из-за пояса револьверы и закричал петухом.

– Кукареку!

В двери ворвался Валерка, а с противоположной стороны трактира Данька разбил окно и оказался на балконе. Друзья также были вооружены. Корней – единственный, кто не напился, – понял, что случилось. Он отступил за стойку и достал из-за нее припрятанный револьвер. Но Ксанка ни на минуту не выпускала из поля зрения хитрого кабатчика. Она тоже уже раздобыла пистолет. Ткнув им Корнея под ребра, девчонка отобрала оружие.

– Ксюшенька, дочка, – поднял руки Чеботарев, – ты что, убить меня хочешь?

Ксанка ударила рукояткой пистолета, и Корней с криком перевалился через стойку.

Данька прыгнул с балкона на люстру-колесо, и, качнувшись, опустился на стол в середине зала. Столешница поднялась дыбом и шлепнулась с пушечным звуком обратно. Спавший до сих пор в обнимку с оплетенной бутылью бурнаш проснулся, опустился на четвереньки и укрылся за бочкой. Он достаточно протрезвел, чтобы прицелиться.

– Яшка! – отчаянно закричала Ксанка.

Бандит выстрелил, цыган схватился за плечо. Валерка мгновенно метнул нож, лезвие впилось в руку, и бурнаш выронил наган. Другого бандита, едва успевшего высунуть руку с револьвером из-за угла, Валерка бросил через спину.

После выстрела Данька выглянул за дверь и метнулся обратно.

– Бурнаши! – командир увидел Корнея и указал ему револьвером. – А ну, живо за стойку!

Мстители спрятались: Данька с Ксанкой под стойкой, а Валерка и раненый цыган за столами по углам помещения.

Двое вошедших бандитов обозрели трактир.

– Все пьют и пьют, а мы в карауле стоять должны? – с обидой сказал один и прислонил свою винтовку к стойке. Было заметно, что они не первый раз за вечер наведываются с поста.

– Привет, Корней!

– Здорово, а ну-ка налей нам еще чарочку.

Один из бурнашей удобно встал на люк, из которого Ксанка доставала выпивку. Данька это заметил и дернул железный прут-засов люка. Казак исчез, как в преисподней. Ксанка вытянула веревку, привязанную к крышке, и вернула люк на место. Второй бандит ничего не заметил, принимая у Корнея кружки.

– Если тебе, Микола, дать еще одну, то ты… – бурнаш поворотился в поисках приятеля. – Микола! – сделав полшага, он точнехонько занял позицию пропавшего товарища, и через секунду на полу остались только расплескавшиеся кружки.

– А-а-а!

Валерка подобрался к двери и встал с занесенной рукояткой пистолета. Створка отворилась и…

– Не бей его, это артист! – вовремя предупредил Данька.

Буба Касторский сразу узнал паренька и, расчехлив принесенную гитару, стал на место Валерки. Услышав шаги, он начал играть и петь.

– Очи черные, очи жгучие, очи страстные и прекрасные! – Вошел бурнаш, Буба оглушил его и продолжил, как ни в чем не бывало, романс. – Как люблю я ва-ас! – на секунду артист прервал аккомпанемент, чтобы отставить винтовку казака к стене.

Бандиты тянулись в трактир друг за другом, и Буба уже устал петь. Он просто сидел у дверей, а когда входил очередной бандит, он забирал у него винтовку и со словами – «Добрый вечер!» бил ничего не понимающего бурнаша. Вдоль стены постепенно выстроился целый арсенал. Мстители тем временем «успокаивали» очнувшихся раньше времени бандитов.

Один из них ногой осторожно придвинул к себе пистолет бесчувственного товарища. Решив, что пора, он резко схватил оружие с пола и навел на Даньку. Хлопец заметил движение и, опережая пулю, нырнул вниз. За его спиной раздался крик, и Корней упал с залитым кровью лицом.

Данька выстрелил в ответ, и раненый бандит согнулся пополам.

– Лютый где? – спросил, вскочив на ноги, Данька.

Ксанка кивком указала наверх.

15

Лютый спал по-походному – одетый, и проснулся от какого-то тревожного чувства. То ли от того, что смолкла стрельба, под которую он заснул? Или что привиделось? Или протрезвел окончательно, что не так часто в походной жизни случалось? Сидор протянул руку и взял с тумбочки шкалик. Ни капли. Атаман бросил бесполезную посудину, сел на койке и натянул сапоги. В трактире действительно стихло, только, кажется, давешний артист поет романс. А где же белокурая Жазиль? Только Лютый собрался с ней познакомиться поближе – щусенок этот, Данька, помешал, а потом певичку как корова языком слизала. Схватил как-то Сидор за шиворот Касторского, но тот такую чепуху стал говорить, что его даже бить не хотелось, только бы прогнать поскорее взашей. Неужели эта Жазиль полагает, что от Сидора Лютого можно спрятаться? Да стоит ему скомандовать – ее из-под земли казачки отроют.

– Корней!

Не слышит кабатчик. Лютый встал с кровати и, приоткрыв дверь, хотел снова кликнуть. Но внизу раздался выстрел, и атаман увидел, как обливаясь кровью, свалился под стойку Корней. Какой дурак кабатчика убил? Вдруг в поле зрения появился чертов щусенок с револьвером и выпалил в кого-то.

Тут Лютый действительно отрезвел. Он прикрыл дверь, достал маузер, отшвырнул кобуру и взвел боек. Врешь, его так просто, как пьяных олухов, не возьмешь!

Данька бегом рванул наверх. Распахнул ногой дверь. В комнате оказалось пусто. Неужели ушел? Хлопец прислушался. Под чьим-то тяжелым шагом затрещала черепица. Данька не раздумывая шагнул в распахнутое окно и увидел, как на крыше пристройки мелькнула вниз белая шелковая рубаха сотника. Парень добежал до этого места, когда Лютый уже пришпоривал коня.

Данька заметил, что внизу стоит еще одна взнузданная лошадь. Он прыгнул прямо в седло и ударил пятками в лошадиные бока. Началась бешеная погоня. Сидор спасал свою жизнь, а Данька больше жизни хотел отомстить за смерть бати и гибель отряда.

Лютый направил коня известной дорогой – в сторону станицы Липатовской. Туда никакие Мстители не сунутся, там Бурнаш. Всадники вылетели за околицу села, по косогору Сидор спустился к берегу и этим чуть срезал путь. Затем скачка продолжалась через кладбище, перестук копыт сливался в одну дробь. В темноте сотник, должно быть, сел не на того коня, – Данькина кобыла постепенно сокращала дистанцию. Сидор хлестал коня неимоверно, но это не помогло. Тогда он повернулся и стал палить из маузера, надеясь, что мальчишка отстанет.