Школа Джедаев-2: Темный подмастерье - Кевин Андерсон

Он нажал на кнопку активатора. Под щелчок замыкания вырвалось внушающее страх лезвие. Оно трепетало и пульсировало, как живое существо. Цепь из трех драгоценных камней придавала ему бледно-пурпурный оттенок, становящийся белым и аметистовым — по краям. Цвета радуги перебегали вверх и вниз по всему лучу.

Проведя много часов в темноте, Ганторис вынужден был прикрыть глаза — так ослепительно было это сияние, а затем осторожно открыл их вновь, с изумлением глядя на то чудо, что он сотворил своими руками.

Он наклонил лезвие, и воздух вокруг него зазвучал. Это прозвучало для Ганториса как гром, но никто из других учеников не мог его слышать через толщу каменных стен. В руках Ганториса Меч становился крылатой змеей, выпускающей резкий запах озона.

Он стал рубить Мечом направо и налево. Меч стал частью его организма, продолжением его руки, которая теперь казалась ему карающей дланью Силы. Он ощущал не тепло от вибрирующего лезвия, а лишь холодный уничтожающий огонь.

Он выключил лезвие, обессиленный непрекращающейся эйфорией последних дней, и осторожно спрятал свою мечту, свое счастье, свой Огненный Меч под жесткий матрац.

«Теперь Мастер Скайвокер увидит, что я настоящий Джедай», — обратился он к теням на стенах Храма. Но никто ему не ответил.

ГЛАВА 6

Шло заседание Совета Новой Республики по выяснению причин катастрофы на планете Вортекс. Адмирал Акбар ждал в коридоре, уставившись на сталекаменную дверь, как будто это стена, за которой заканчивалась его жизнь. Рисунки и орнаменты в виде завитков, украшавшие дверь и выполненные по эскизам самого Императора Палпатина в подражание иероглифам древних Сигов, раздражали его.

Акбар сидел на холодной скамье из искусственного камня, ощущая лишь свое ничтожество, несостоятельность и бесполезность. Он баюкал свою перебинтованную левую руку и чувствовал, как боль отдается в области бицепса, там, где тоненькие иголочки соединяли края его разорванной кожи цвета семги. Акбар отказался от стандартной врачебной помощи — от медицинского дройда и от лечения в асептической камере, запрограммированной на физиологию каламарианина. Он предпочел, чтобы болезненное выздоровление напоминало ему о той ране, которую он нанес народу ворсов.

Он встряхнул своей огромной головой и прислушался. Сквозь закрытую дверь доносились то затихающие, то усиливающиеся голоса. Некоторые из них звучали просительно, другие — требовательно. Но все они смешивались в монотонный гул. Адмирал Акбар с каким-то мазохистским упорством рассматривал свою безупречно белую адмиральскую форму.

Его ранение казалось ему ничтожной царапиной по сравнению с тем, что болело глубоко-глубоко внутри, глубже сердца, глубже души. Мысленно он продолжал видеть хрустальный Собор Ветров, оглушительный ливень осколков, разлетающихся стеклянными кинжалами во все стороны, изуродованные ими крылатые тела. Акбару удалось катапультировать Лею, но он не мог себе простить, что у него не хватило мужества отключить защитное поле. Именно он и никто другой пилотировал смертоносный корабль. Именно он врезался в драгоценный Собор Ветров, полный живых существ. Он, а никто другой. И он жив. Позорно жив.

Услышав шаркающие шаги, он взглянул вверх и увидел другого каламари, осторожно приближавшегося к нему по коридору. Склонив голову и вращая своими большими рыбьими глазами, он встретился взглядом с Акбаром.

— Терпфен, — выдохнул адмирал. Голос его звучал тихо, слова, как песок, сыпались на полированный пол, но чувствовалось, что он изо всех сил пытается изобразить радость. — Наконец ты пришел.

— Вы же знаете, я в любом случае на вашей стороне, адмирал. И члены моей бригады тоже. Даже теперь… Мы же все каламари.

Акбар кивнул, зная неколебимую верность своего главного механика. Как и многих других каламариан, имперские поработители увезли Терпфена на чужбину и заставили работать над проектированием и совершенствованием своих Разрушителей, используя всем известный опыт каламариан в строительстве звездных кораблей. Терпфен был уличен в саботаже, и его подвергли пыткам, от которых на голове у него остались страшные шрамы.

В период имперской оккупации Каламари сам Акбар был вынужден сотрудничать с Моффом Таркином. Он работал у Таркина несколько лет, пока ему не удалось бежать во время наступления Повстанцев.

— Вы закончили свое расследование? — спросил Акбар. — Вы изучили записи, сохранившиеся после катастрофы?

Терпфен отвернулся. Он сложил вместе свои широкие перепончатые ладони. Кожа его лица загорелась пятнами ярко-каштанового цвета, показывая его смущение и стыд.

— Я уже подготовил отчет для Совета Новой Республики. — Он со значением взглянул на закрытую дверь. — Мне кажется, что они сейчас это обсуждают.

Акбар почувствовал себя так, будто он только что попытался проплыть под плавучей льдиной.

— И что вы обнаружили? — спросил он твердым голосом, пытаясь восстановить свой командный тон.

— Я не нашел каких-либо признаков механического повреждения. Я вновь и вновь прослушивал сохранившиеся записи и наконец реконструировал курс полета, с учетом всех зарегистрированных возмущений атмосферы Вортекса. И ответ один — с вашим кораблем было все в порядке. — Он взглянул на адмирала, затем вновь отвернулся. Акбар понимал, что Терпфену было так же трудно сообщать все это, как Акбару его слушать. — Я лично проверял ваш корабль перед отлетом на Вортекс. Я не нашел тогда никаких признаков механических повреждений. Я думаю, что если бы я упустил что-то…

Акбар покачал головой:

— Не вы, Терпфен. Я слишком хорошо знаю, какой вы, работник.

Терпфен продолжал более спокойным голосом:

— На основании собранных данных я могу сделать лишь один вывод, адмирал…— Тут Терпфен запнулся, как будто не решался сформулировать то, что было ясно и без слов.

Акбар сделал это за него.

— Ошибка пилота, — сказал он. — Я — причина аварии. Это моя вина. Я так и знал.

Терпфен опустил голову настолько низко, что был виден лишь выступающий бугрообразный свод черепа.

— Мне хотелось бы, чтобы нашлось что-нибудь, что могло бы доказать обратное, адмирал.

Акбар протянул перепончатую руку и положил ее на плечо Терпфена, обтянутое серой униформой:

— Я знаю, что вы сделали все, что могли. А теперь окажите мне, пожалуйста, еще одну услугу. Подготовьте еще один дугокрылый истребитель для меня и обеспечьте его всем необходимым для длительного путешествия. Я полечу один. — Боюсь, вас все-таки отстранили от полетов, адмирал, — предположил Терпфен, — но не беспокойтесь. Я как-нибудь решу эту проблему. Куда вы собираетесь?

— Домой, — ответил Акбар, — улажу одно незаконченное дело — и домой. Терпфен молодцевато козырнул:

— Ваш корабль будет ждать вас, сэр.

Акбар отдал честь и почувствовал, как к горлу подкатил комок. Он подошел к закрытой двери из сталекамня и постучал по ее густо орнаментированной поверхности, требуя, чтобы его впустили.

Тяжелая дверь, рыча автоматическими шарнирами, открылась. Акбар встал на пороге, и все члены правящего Совета обернулись, глядя на него.

Стоявшие в помещении кресла были изготовлены из пластического камня и отполированы до блеска. Там же находилось и его пустующее кресло, на котором все еще была табличка с его именем. Воздух казался слишком сухим, в нем витал едва заметный запах музейной пыли. Ноздри Акбара резанул смрад человеческого пота, смешанный с ароматами специй, — заседание затянулось, и между делом некоторые члены Совета устроили себе легкий перекус.

Тучный сенатор Хрекин Торм махнул коротенькой толстой рукой в сторону Акбара:

— Почему бы ему не возглавить ремонтно-восстановительную бригаду? Мне кажется, надо сделать именно так.

— Думаю, что ворсы теперь просто не подпустят его к своей планете, — предположил сенатор Бел Иблис.

— Ворсы вообще не обращались к нам за помощью, — пояснила Лея Органа Соло, — но это не значит, что мы должны оставаться безучастными.

— Нам повезло — ворсы не так эмоциональны, как другие расы. Это действительно ужасная трагедия, но мало вероятно, что она приведет к галактической катастрофе, — заявила Мон Мотма.

Она стояла, держась за край стола, и, кажется, только теперь обратила внимание на присутствие Акбара. Ее кожа казалась мертвенно-бледной, лицо было изможденным, глаза и щеки ввалились. За последнее время она провела целый ряд важных заседаний. Акбар подумал: не трагедия ли на Вортексе так ее подкосила?

— Адмирал, — обратилась Мон Мотма к Акбару, — наше заседание закрывается. Мы вызовем вас после голосования. — Ее голос звучал твердо и хрипловато, в нем не было и тени сочувствия. Жесткость характера и позволила ей быстро занять одно из ведущих мест в политической жизни Галактики.

Министр иностранных дел Лея Органа Соло взглянула на адмирала своими черными глазами с явной симпатией. Однако Акбар отвернулся с острым чувством раздражения и смущения. Он звал, что Лея будет самой страстной его сторонницей, и ожидал поддержки от генерала Рикана и генерала Додонны, но он не знал, как проголосуют сенаторы Гарм Бел Иблис, Хрекин Торм и даже сама Мон Мотма.