Жестокое милосердие - Робин Ла Фиверс

— Помолчи, уши вянут, — раздраженно отмахивается она и поворачивается к сестре Арнетте. — Если она поднимет руки вот так… — И старая монахиня вскидывает руки, словно обнимая кого-то за шею. — Ее корсаж как раз и раскроется. А раз уж венецианки красят соски, может, и нам следует это с нею проделать, как тебе кажется? Чтобы облик сделался совершенным?

Сестра Арнетта сочувственно улыбается мне.

— Полагаю, — говорит она, — если уж он разглядит ее соски, не будет разницы, накрашены они или нет. Все равно через мгновение ему умирать!

Наконец сестра Арнетта ведет меня во внутреннее святилище монастыря, туда, где обитает сестра Вереда. Это и к лучшему, а то от сестры Беатриз меня уже едва не тошнит.

У двери в покои провидицы Арнетта останавливается и гладит меня по плечу.

— Удачи, — говорит она, и я не знаю, к чему относится пожелание: к моему нынешнему заданию или к предстоящему посещению престарелой монахини.

Сестра Арнетта уходит, и я поворачиваюсь к двери. Как раз собираюсь постучать, когда изнутри раздается:

— Войди.

Я вхожу в жилище провидицы. Здесь темно и тепло, точно в материнской утробе, только слабо рдеют угли в жаровне. Сестра Вереда не нуждается в свете, но ее старые косточки предпочитают тепло. Я пытаюсь что-нибудь рассмотреть в потемках. Она склоняет голову, покрытую повоем, и обращает на меня взгляд слепых глаз.

Мне делается не по себе.

— Подойди поближе, — говорит она.

Я пробираюсь ощупью. Тяжелые и непривычные юбки мешают мне едва ли не больше, чем темнота.

— Матушка настоятельница говорит, у вас было видение. Оно вроде бы касается служения, которое сегодня мне предстоит… Я так понимаю, вы можете дать мне указания, чтобы я нанесла верный удар?

— Нанести верный удар? — переспрашивает она. — Вот, стало быть, каковы твои заветные помыслы?

— Конечно! — отвечаю я с жаром. — Мортейн и Его верные вытащили меня из поганой дыры и дали мне жизнь, о которой я даже мечтать не осмеливалась! Я и пытаюсь отдавать долг, как могу.

Она молча глядит на меня. Эти белые незрячие глаза хоть кого выведут из равновесия.

— Помни, — произносит она наконец, — истинная вера никогда не дается без боли.

Я хочу что-то ответить, но она тянет руку к небольшому кармашку на поясе, вытаскивает нечто похожее на связку перышек и тонких костей и бросает все это на жаровню.

Тотчас занимается пламя, келья наполняется едким дымом. Сестра Вереда смотрит в костерок, словно читая что-то в ало-золотых пламенах, отражающихся в молочной белизне ее глаз.

— Двадцать шагов, — говорит она наконец. — Потом по лестнице вверх. Он маловат ростом, но жилист, точно лис, на которого он так похож… На сапогах у него пыль Амбуаза, в ухе горит рубин, что подарила ему французская регентша. Имя ему Мартел… Таков тот, кого пометил Мортейн.

Пламя начинает мерцать, потом гаснет, и белые глаза пророчицы словно бы гаснут с ним вместе.

Я не знаю, что делать, и на всякий случай присаживаюсь в поклоне:

— Да, сестра. Да сбудется Его воля.

Она снимает с полки над жаровней коробочку. Глаза у старой монахини, может быть, и не видят, зато пальцы — ловкие и быстрые. Она откидывает кожаную крышку и вынимает тяжелую бутылку. Та непроглядно-черна, на гладкой поверхности играют крохотные отсветы от углей. Кажется, что провидица держит в руках кусочек ночного неба со звездами.

— Ты еще не прошла полного посвящения, но матушка настоятельница говорит, что тебе пора воспринять Слезы Мортейна. На колени! — приказывает она и раскупоривает бутылку.

Я послушно преклоняю колени. И не отвожу глаз от внутреннего, заостренного конца длинной пробки.

— Благодатью Мортейна, — произносит слепая, — я дарую тебе Видение, дабы ты могла прозревать Его волю и осуществлять ее. Клянешься ли ты повиноваться святому и действовать лишь во исполнение Его воли?

— Да. Я клянусь.

Она обмакивает пробку в содержимое фиала, потом незряче тянется к моему лицу.

— Открой пошире глазки, дитя…

Меня не на шутку пугает ее заостренный жезл, но я подчиняюсь. Недрогнувшей рукой она подносит пробку к моим глазам, роняя в каждый по одной-единственной тяжелой капле.

Я ощущаю тепло. Потом перед глазами все расплывается. Комнату сменяет беспорядок света, тьмы и скудных цветных пятен. Жжение между тем нарастает, и вот уже мне кажется, что мои глаза готовы вспыхнуть огнем. Я даже успеваю испугаться, не надумала ли старуха меня ослепить… но мгновение проходит, и жжение унимается, а комната принимает прежний вид. Хотя нет! Все стало как будто ярче и четче. Так, словно прежде у меня на глазах была молочная пелена вроде той, что застит зрение сестры Вереды. А теперь ее смыло.

Тут я обнаруживаю, что изменились не только мои глаза. Еще и кожа стала другой! Воздух, овевающий руки и лицо, кажется ощутимо плотным. Я воспринимаю сестру Вереду неведомым прежде способом. Теперь я ее чувствую! Чувствую искорку жизни, которая в ней пылает так ярко.

— Слезы Мортейна суть дар, предназначенный тем, кто служит Ему, — поясняет монахиня, убирая бутылочку обратно в коробку. — Они дают нам возможность воспринимать жизнь и смерть так, как это присуще Ему. Теперь ты тоже будешь ощущать души, обитающие в телах. Ступай же, и да оградят тебя темные объятия Мортейна, и да направит Его рука твою руку!

ГЛАВА 8

Канцлер Крунар утверждал, будто замок этот — нечто вроде охотничьего домика и не более, но я-то привыкла к бедным крестьянским домишкам под соломенными крышами и далеко не роскошной обстановке монастыря, и теперь кажется, что я попала в настоящий дворец. Тем более что все эти вельможи если на кого и охотятся, то разве что друг на друга. Слухи, сплетни, подковерные интриги, тайные договоренности…

Канцлер успокаивающе гладит меня по руке.

— Выше нос, милая, — говорит он. — Не то начнутся всякие кривотолки, отчего это моя новая любовница таким волком глядит!

Он криво улыбается, и я невольно краснею. Будем надеяться, получилось примерно то, что принято называть «прелестным румянцем».

— Прощу прощения, мой господин, — отвечаю я вслух.

Когда аббатиса впервые заговорила о том, что для всех непричастных нас с канцлером будут связывать якобы интимные узы, эта часть моего прикрытия показалась мне натянутой до невозможности. Неужели кто-нибудь и вправду поверит, что я… что мы с ним? Но вот поди ж ты — в большом зале охотничьего замка прогуливается достаточно подобных пар. Пожилые вельможи гордо ведут под руку совсем молоденьких дам. Кажется, юная любовница здесь — такой же модный аксессуар, как цветные перья на шляпе или играющий каменьями кинжал при бедре!