Кремлевский заговор - Валентин Степанков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец-то Лукьянов признался в том, что еще «задолго до августовского кризиса» у него были значительные расхождения с президентом. Ранее об этом он никогда не говорил. И не позволял это говорить другим. «В последний год Лукьянов не раз возмущался, что пресса пытается противопоставить его Горбачеву, утверждая, что между ними существуют разногласия, — вспоминает помощник Лукьянова В. Иванов. — Анатолий Иванович сначала реагировал на каждое такое утверждение, отправляя опровержения в газеты, но затем решил не обращать на них внимание…»
14 ноября 1990 года после каникул в парламенте вспыхнул «бунт». Еле сдерживая эмоции, члены Верховного Совета СССР требовали немедленно рассмотреть один единственный, но самый важный, не включенный в повестку вопрос — о положении в стране. Парламентарии настаивали, чтобы на сессию прибыл президент и отчитался перед ними. Горбачеву пришлось пойти им навстречу. Первый доклад парламентарии встретили холодно. Они требовали от Горбачева представить конкретную программу вывода страны из полосы кризиса. Через два дня Горбачев вновь поднялся на трибуну. На этот раз парламентарии остались довольны президентом, который, откликаясь на их требование, предложил план реорганизации исполнительной власти и сделал акцент на том, что «необходимо навести порядок».
Ведущие политобозреватели расценили «парламентские волнения» как демонстрацию мускулов: «друг и единомышленник Горбачева» дал понять любимому «Союзу» и силам, стоящим за ним, что он не намерен более покорно следовать за президентом, а самому президенту — что вырос из коротких штанишек.
Но игра есть игра. Как и прежде, Лукьянов не принимал никаких решений без совета с Горбачевым, считая нужным обсуждать даже вопрос о введении дополнительных ставок в аппарате Верховного Совета СССР. Отправляясь в выходной день в примыкающую к Москве Калужскую область, он отпрашивался у Михаила Сергеевича: «Вы не будете возражать? Ну, тогда я поеду…»
Но прошло чуть более месяца, и разразился новый конфликт. В декабре на съезде народных депутатов представитель группы «Союз» Сажи Умалатова потребовала отставки Горбачева. Хотя Умалатова объяснила свое появление на трибуне исключительно личной инициативой, никто в это не поверил. Выступивший по Ленинградскому телевидению народный депутат, министр печати РСФСР М. Полторанин прямо заявил, что ультиматум Сажи Умалатовой инсценирован Анатолием Лукьяновым. Лукьянов с трибуны съезда отверг это обвинение: «Считаю просто предосудительным даже намек на какое-то бы ни было инсценированное мною выступление против президента…». По его требованию дело было передано в комиссию по этике и там благополучно похоронено.
«На съезде, — вспоминает Горбачев, — в очередной раз стал дискутироваться вопрос о президенте, о включении его отчета в повестку дня. Лукьянов так маневрировал с постановкой этого вопроса, чтобы разгорячить народ. Я же видел, я же рядом сижу. Я говорю: «Что же ты делаешь и с какой целью?» Все муть, муть какая-то, чтобы раскалить, накалить. Все это была продуманная акция — поднажать на президента…»
Очевидно, что Лукьянов тщательно продумал свой «отход». Рейтинг Горбачева падал. У президента не было будущего. Горбачев уже не устраивал никого — ни левых, ни правых. Кто мог его заменить? Оглядывая президентское окружение, Лукьянов не мог не видеть, что имеет наибольшее количество шансов. Янаев годился лишь на промежуточную роль: съезд никогда бы не согласился с его кандидатурой. А Лукьянову была обеспечена мощная поддержка группы «Союз». «Левых» же мог привлечь его имидж трезвого, выдержанного политика. Недаром Лукьянов тратил на его создание столько времени и сил.
Эксперты парламентской комиссии по расследованию причин и обстоятельств государственного заговора Г. Белоусов и В. Лебедев обратили внимание следствия на то, что во время выборов президента России кандидатура Анатолия Лукьянова рассматривалась в РКП как противовес Борису Ельцину. В обнаруженной экспертами записке «О некоторых аспектах тактики предстоящей предвыборной кампании на пост Президента Российской Федерации» предлагалось «распылить силы пропагандистской машины противника» с помощью 10–12 кандидатов от РКП, «ни один из которых не должен и не может рассчитывать на победу», организовать «мощное и хорошо скоординированное наступление на позиции Ельцина», «не допустить его всенародного избрания», для чего ввести в борьбу во втором туре «нового, альтернативного Б. Ельцину и ведущему кандидату РКП, деятеля — например, А. Лукьянова…»
Курс Горбачева на подписание Союзного договора перечеркивал политические перспективы Лукьянова. Будучи опытнейшим аналитиком, он конечно же понимал, что подписание Союзного договора рано или поздно приведет к роспуску Верховного Совета СССР.
За месяц до августовских событий — на июльском пленуме ЦК КПСС — Лукьянов сказал: «Мы подошли к водоразделу, когда каждый из нас, каждый коммунист должен определить свою позицию. Сделать это обязывает время, глубокий кризис, охвативший все общество, падение доверия к органам власти, нарастание антикоммунистической истерии, ставшей в ряде мест легальной политикой государственного руководства. Что означал бы сейчас немедленный и противоправный роспуск съезда и Верховного Совета СССР? Он означал бы одно: гибель единственных конституционных структур, где пока еще представлены интересы 15 союзных республик и других национально-государственных образований, структур, которые олицетворяют общесоюзные интересы, ценность Союза, его международные обязательства… Уже в ближайшее время советские люди должны почувствовать, что партия не допустит развала Союза…»
Эти слова вызвали бурю аплодисментов.
В своем последнем официальном выступлении — 14 августа на сессии Новгородского областного Совета народных депутатов — Лукьянов сказал: «Я получаю примерно 250–300 писем в день. Конечно, не все удается просмотреть, но в любом случае учет ведется тщательный. И меня очень настораживает то, что примерно в 50 процентах писем, посвященных наведению порядка в стране, говорится о наведении порядка любым путем, любыми средствами. Это от боли людской, это надо учитывать. Поэтому могу сказать, что самым жестким образом выступаю за наведение порядка в стране демократическими, законными методами, но, если нужно, и суровыми методами. Другого пути нет…»
ДОСЬЕ СЛЕДСТВИЯДОКУМЕНТ БЕЗ КОММЕНТАРИЯ
Из протокола допроса А, Лукьянова от 24 августа 1991 г.:[5]
Вопрос:
— Что Вам известно о событиях, которые происходили в стране с 18 августа по сегодняшний день? Какова Ваша роль в этих событиях?
Ответ:
— Я начну с роли. Я должен сказать честно, что никаким организатором, а тем более идейным вдохновителем заговора, как пишет пресса, я не был и быть не мог. Меня не было здесь с 30 июля до 18 августа. Я находился сначала в командировке, а потом сразу же вылетел с разрешения Михаила Сергеевича в отпуск на Валдай.
…Мне дважды звонил В. С. Павлов и сказал, что надо обязательно приехать. Я настаивал приехать 19 августа, как мы и договаривались с Михаилом Сергеевичем по телефону. Он сказал, что самолет полетел в Крым. Я решил, что речь идет о самолете, с которым Михаил Сергеевич прилетит в Москву. Надо собираться. Вертолет уже стоит. Поэтому я достаточно быстро, раз так настаивает премьер-министр, вылетел. Перед отлетом я попросил, чтобы в Москве на работу подошли мой помощник В. Иванов и начальник секретариата Н. Рубцов. Мало ли какие могут быть вопросы. Когда я прилетел, они уже были на месте. Мы нашли документы по Союзному договору, который надо было заключать. Взял Конституцию, материалы по Союзному договору и пошел к Павлову, это рядом, на втором этаже…
Вопрос:
— Когда и в каком часу Вы разговаривали с Горбачевым?
Ответ:
— У меня записано: «13 августа длительный разговор с Горбачевым о договоре, о позиции Ельцина по Совету Федерации, ситуации в стране. Мы договорились, что я раньше приеду, а он вечером, позднее. Он говорил, что неважно себя чувствует, что у него радикулит…
Вопрос:
— Вы не покидали кабинет 19 августа? О вводе войск в Москву знали?
Ответ:
— Нет, о вводе войск я не знал. Мне никто ничего не докладывал.
Вопрос
— Помощники Ваши выходили из Кремля? Видели, что он оцеплен войсками?
Ответ:
— Я Вам скажу, что войска в Москве есть, я все же знал, но что ввод… Это было слышно, чисто на слух.
Вопрос:
— Как Пуго охарактеризовал ситуацию?
Отвел
— Пуго охарактеризовал ситуацию, как в целом более или менее спокойную, что в Москве войска, пока нет столкновений, но, наверное, будут митинги.