Тёплая птица - Василий Гавриленко

            Результат опыта – мутно-желтая пленка. Только мощный микроскоп заставит ее заговорить, и для непосвященного язык, на котором заговорит пленка, останется тарабарщиной, набором непонятных знаков на экране компьютера.

 Андрей повертел пленку в руках, улыбнулся краем рта: в знании и сопричастности есть что-то наполеоновское…

  Здесь не нужно смотреть на часы, чтоб понять: обед. За годы организм привыкает к принятому в ЯДИ распорядку.

 Островцев зевнул, упаковал пленку в конверт, положил в карман халата электронный ключ и вышел из отдела.  Свет автоматически погас, но змеиное шипение не утишилось ни на йоту.

Андрей понял, что голоден. Вышел из кабинета и направился в столовую,                     откуда доносился запах свежих огурцов.

Еда на ячеистых подносах поступала по конвейеру сверху, из кухни ЯДИ Прикрытия.

 За белыми столами, наклонив головы, сидели девять человек. Брюнеты, блондины, один рыжий – Рюмин, два седых – Роштейн и Нечаев. Все, как один, плешивые.

 Двигаются челюсти, хрустят огурцы на зубах...

Приход Островцева остался незамеченным - лишь Смолов кинул на него беспокойный взгляд.

            Андрей взял с конвейера последний поднос, присел к столу, подальше от всех. Вообще, сотрудники Подлинного ЯДИ за обедом разговаривали редко и о какой-нибудь чепухе. Словно кто-то незримый витал над столом, поторапливая, сковывая человеческие порывы.

            Поднос, как всегда, упакован в прозрачный целлофан. Андрей спешно сорвал его. Так: концентратная картошка с подливой и котлетой, салат из огурцов-помидоров, кофе со сливками в бумажном стаканчике, несколько галет и конфет «коровка».

 Андрей взял пластиковую вилку и первым делом, выудив из салата, отправил в рот кусок огурца. Ждало разочарование: огурец умел только пахнуть.  Островцев быстро съел картошку с котлетой, запивая кофе. Конфеты и галеты оставил на подносе, который отнес обратно на конвейер и положил на гору из девяти точно таких же подносов. Столовая к этому времени была уже пуста. В горле конвейера послышалось гудение, и посуда медленно поползла вверх.

             Выйдя из столовой, Андрей в пустом коридоре наткнулся на Смолова.

            «Преследует меня, что ли?»

 Островцев свернул в уборную и довольно долго пробыл там, причесываясь перед зеркалом намоченной расческой.

            Смолов, к счастью, убрался восвояси.

Андрей, почему-то чувствуя себя не в своей тарелке, прошел в ОПО, запер дверь.

 Зазвеневший телефон заставил его вздрогнуть. Покрытый пылью, забытый телефон для связи с начальством… Сколько он молчал? Пять лет?

            С пересохшим от волнения горлом старший научный сотрудник снял трубку.

            -Да.

            -Островцев, здравствуйте, – знакомо-незнакомый, глуховатый голос.

-Здравствуйте, Александр Игоревич.

-Зайдите ко мне, пожалуйста, на минутку.

 «Что ему понадобилось от меня?» - пронеслось в голове.

-Да-да, Александр Игоревич, я сейчас зайду…

            «Долгие заунывные гудки – это внутри меня?».

            Островцев положил трубку; чувствуя неприятный привкус во рту, снова покинул отдел, хотя собирался хорошенько поработать, может быть, даже начать опыт с TA… Но - вызывал директор. Впервые за все время службы в ЯДИ.

            Кабинет Невзорова – тайна за семью печатями. Точнее, за тремя электронными замками и одним кодовым. Андрей поражался, как мозги сотрудников удерживают бесконечные цифры. Сам он пользовался чипами и поначалу часто путался, подолгу стоя у дверей либо лифта, дожидаясь, когда же кто-нибудь соизволит помочь ему. Чрезмерная секретность – тоже причина подозрений. Неужели новый вид энергии необходимо делать под охраной электронных сфинксов?

-Можно, Александр Игоревич?

-Входите.

            Невзоров стоял у стеллажа с книгами.

-Присядьте, Островцев.

 Андрей опустился на стул рядом со столом начальника, чувствуя нарастающее беспокойство. Невзоров был мало похож на директора, образ которого возникает при самом произнесении этого слова.

 Он был настоящим атлетом: рослый, грудная клетка широкая, с ясно выраженными мышцами, мощный затылок с коротко остриженными рыжими волосами. Одет в костюм олимпийской сборной России. Невзоров мог бы сниматься в боевиках про русскую мафию…

            Александр Игоревич увлеченно изучал какую-то книгу, похоже, позабыв о посетителе. Андрей кашлянул и испугался своей наглости.

Невзоров вернул книгу  на полку. Сел за стол, впившись в Островцева голубоватыми глазами. Лицо у директора казалось тусклым, потертым; две  продольные морщины вдоль щек придавали ему кисловатое выражение.

-Послушайте, Островцев. Гм… Даже не знаю, как и начать…

Сердце Андрея заныло. Невзоров достал из кармана платок. Неторопливо вытер лоб.

            -Да. Не подозревал, что когда-нибудь придется говорить нечто подобное кому-то из сотрудников Подлинного ЯДИ, - Александр Игоревич сделал движение, будто собираясь встать с кресла. – Вы, конечно, в курсе, что наша организация традиционно заботится о моральном облике своих сотрудников?

            Андрея передернуло – точно директор говорил не словами, а короткими молниями. Старший сотрудник ожидал чего угодно  –  только не разговора о моральном облике.

-Простите, Александр Игоревич?

-Островцев, ведь вы все прекрасно поняли: речь о той девушке, с которой вы изменяете жене.

 Краска хлынула ни лицо Андрея и тут же отступила, оставив место бледности – большей, чем обычно.

«Они следили за нами».

-Это мое личное дело, – глухо проговорил он, ловя убегающие глаза Невзорова.

-Пока вы работаете в ЯДИ - личных дел у вас быть не может, – директор сделал акцент на слове «пока».

-Где это прописано?

-Островцев, - отчеканил Невзоров, – Еще раз тебя увидят с этой шлюхой – вылетишь, как пробка.

            Мозг Андрея заволокла пелена и, перегнувшись через стол до боли в животе, он выкинул вперед кулак – туда, к потной физиономии, враз ставшей ненавистной.

Директор ловко отстранился и, поймав руку Островцева, вывернул ее. Андрей застонал, пытаясь дотянуться до лица Невзорова свободной рукой, почувствовал сильный толчок и вместе со стулом полетел на пол. Тут же тяжесть навалилась сверху - от двух коротких ударов по лицу Островцев потерял сознание.

            Когда пришел в себя, директор сидел за столом и вытирал лицо платком.

-Жара, - устало сказал он. – Проклятая жара. Прямо Бангладеш. Даже кондиционеры не справляются.

            Кашлянув, Невзоров выпил воды из графина.

-Хотите?

 Андрей мотнул головой, замычал, надевая треснувшие очки. Из разбитого носа на белый кафель капала кровь.

            -Идите, Островцев, - разрешил Невзоров, глядя, как Андрей поднимается с пола. – Идите и подумайте над нашим разговором. Хорошенько подумайте.

            -Я подумаю, Александр Игоревич, - пробормотал Андрей  и вышел из кабинета директора.

Голова гудела, как бубен шамана, мысли свернулись в бесформенный комок. Он словно побывал в дурацком фильме либо в глупом сне: только что хотел набить морду директору, а в итоге сам оказался с набитой мордой.

Болезненный смех сотряс Островцева.

            «Бред! Просто бред!»

            В коридоре никого не было. Прошмыгнув в уборную, Андрей смыл с лица кровь. Скомкал перепачканный халат, бросил в урну.

 Сжимая челюсти, Островцев добрел до ОПО.

            «Десять тысяч долларов», - сказала в электричке Анюта.

 Зачем ей столько? А впрочем, не все ли равно - ей нужны деньги, и ему нужны деньги, всем нужны деньги.

            «Они следили за мной. Как за крысой. За крысой! Что же это за организация?».

            Андрей присел к столу. На часах – 14.00. Как время пролетело!

«Ничего, мы что-нибудь придумаем. Что-нибудь придумаем».

            Островцев взглянул на плотные полки с результатами опытов и в голове почему-то возникли виды Парижа, Нью-Йорка, еще каких-то городов, увиденных по телевизору и на картинках в журналах.

«Придумаем… Завтра».

 Змеиное шипение из-под пола, казалось, одобряло его.

            Андрей взял портфель и поднялся.

Из столовой доносился запах жаркого, но Островцев, даже не подумав об ужине, проследовал к раздевалке.  Натянул плащ и, слегка согнувшись, двинулся к лифту. Рабочий день для него закончился.

             В вечернем сумраке подходящая к платформе электричка казалась зеленой гусеницей. Анюта, видимо, устала: не болтала, не лезла целоваться. Сидела на лавке, щелкала семечки. В автобусе она спросила, что у Андрея с лицом; он соврал, что упал с лестницы.