Пожелайте мне неудачи - Владимир Ильин

Когда в результате предательства моего предшественника Виктор Стабникова Подопечный узнал не только о смерти своей матери, но и о том, что он находится под невидимым, но герметичным колпаком Комитета то никакой химиотерапии не хватило, чтобы изгнать из его подсознания горечь этих открытий. Это было в апреле восемьдесят шестого, и через несколько дней грянул Чернобыль… Я специально привожу только самые крупные примеры, хотя были и менее впечатляющие события, странным образом совпавшие с потрясениями в жизни Подопечного. И потому мы так возимся с ним, что он – это своего рода детонатор, который, срабатывая, – а срабатывает он, очевидно, тогда, когда этому типу очень хреново! – нарушает некий природный баланс… можно назвать это как угодно, суть от этого не изменится… и тогда происходят страшные катастрофы и бедствия в нашей стране…

А теперь можете сколько угодно твердить мне, что все это – плоды моего больного воображения, а на самом деле все куда проще и банальнее. Можете сказать, Генон, что я начитался бульварной фантастики и что моим рассуждениям – грош цена, потому что они бездоказательны. Наконец, вы можете ничего не говорить, а вытащить пистолет из-под плаща, которым вы так старательно прикрываете руки и разрядить в меня всю обойму. Я наверняка стал проблемой для вас, а пуля, по-вашему, решает любую проблему: нет человека – нет и проблемы…

Мышцы мои были сведены судорогой в бесчувственный комок, в горле было сухо и горько. Я понимал, что теперь, когда я открыл Генону все свои карты, моя песенка спета, и бесполезно дергаться, чтобы пытаться уйти от наказания за излишнюю резвость. Сейчас, вот сейчас он нажмет на курок, и я не расслышу звука выстрелов – не потому даже, что пистолет у него наверняка оснащен надежным глушителем, а потому, что стрелять он будет мне наверняка в лоб, и прежде чем мозг мой успеет воспринять акустические сигналы, он разлетится на множество мелких окровавленных кусочков…

– Ты действительно сам допер до таких выводов или это раскололся Стабников? – осведомился Генон.

– Бросьте притворяться, шеф, – сказал я устало. – Вы же прекрасно знаете, что Стабников не мог мне рассказать ничего подобного, потому что не был посвящен в секрет Опеки. И не говорите мне, что вы случайно заглянули ко мне на огонек именно сегодня. Просто-напросто вам уже доложили, что несколько часов назад Стабников дал дуба в психлечебнице… Нет-нет, разумеется, вы его не убивали. Ни сами, ни с помощью своих людей в лечебнице. Достаточно было закодировать его подсознание особым образом, и ключом, запускающим механизм остановки сердца, явилось слово «детонатор». Просто, эффективно и надежно. Только так с минимальными затратами можно было избежать разглашения Стабниковым секретов.

Однако, как видите, мне хватило всего одного слова, чтобы связать концы с концами. По-вашему, я вбил себе в голову всякие глупости и пытаюсь морочить голову вам, честному полковнику госбезопасности? По-вашему, я заблуждаюсь?

– Да, – со странной интонацией проговорил Генон. Глаза его блестели. – Разумеется, ты заблуждаешься, Кирилл. Но только в деталях. А что касается общей схемы – тут ты попал в точку. – Он тяжело вздохнул, словно сожалея, что придется убить такого неглупого, но не в меру ретивого подчиненного. – Что ж, поздравляю тебя. Ты неплохо справился с этой задачей, а значит – заслуживаешь… – Он скинул с рук плащ и сделал эффектную паузу. – Нет, не пули в лоб, как ты предположил, мой хороший. Во-первых, ты заслуживаешь, чтобы я рассказал тебе все об Опеке. А во-вторых, ты заслуживаешь повышения. Разумеется, в нашей системе координат. Так что через несколько дней готовься, мой хороший, заступить на дежурство. На этот раз – оперативным диспетчером… А сейчас давай-ка мы с тобой выпьем за это! Но только не чаю…

В руках моего шефа оказался вовсе не пистолет. Там была коробка с французским коньяком «Наполеон». Причем, как впоследствии выяснилось, вовсе не отравленным мгновенно действующим ядом…

Эпизод этот мне запал в память даже не потому, что доставил мне неприятные эмоции. Просто тогда Генон в первый раз назвал меня по имени, а это означало у него высшую меру поощрения.

Часть 2

ОХОТА НА ОХОТНИКА (Год 1994)

Какое-то неприятное ощущение кольнуло затуманенное сном сознание и потащило меня огромным воздушным пузырем из глубины, где было так легко, свободно и приятно парить, на поверхность. А поскольку я знал, что на поверхности меня поджидает суровая, грубая реальность, от которой не спрятаться, сколько ни натягивай одеяло на голову, то ощутил такое чувство, которое, наверное, испытывает наркоман, когда действие «кайфа» кончается. И оказался прав: неприятное ощущение оказалось настойчивым звонком телефона.

Было всего пять утра, и за окном еще царила колючая мгла, раздираемая порывами ледяного февральского ветра.

В голове еще теснились обрывки сновидений, но рука уже автоматически сорвала трубку «Панасоника», потому что так рано мне могли звонить только из отдела. Не дай бог, что-то отчебучил наш Подопечный!..

Но я ошибся. Звонили мне по межгороду, и это была мама.

– Сыночек, здравствуй, – заискивающе сказала она, едва я пробурчал в трубку нечто нечленораздельное. – Как ты там? Я тебя не разбудила?

– Все нормально, мам, – с невольной досадой ответил я. – Что-нибудь случилось?

– Да не то чтобы случилось… Ты уж извини, что я тебя так рано беспокою. Я вообще-то не хотела звонить, да Анна-Иванна уговорила меня, ты же знаешь, сыночек, какая она настырная…

По опыту телефонных переговоров я знал, что вступление у мамы могло затянуться надолго.

– Ма, нельзя ли короче? – перебил я ее, чтобы упредить подробный пересказ всех перипетий взаимоотношений матери с соседкой-подружкой. Наконец после очередной порции причитаний и отклонений от сути дела я уяснил причину столь раннего звонка матери.

Вот уже несколько лет моя родная старушка страдала варикозным расширением вен.

Болезнь зашла достаточно далеко, многочисленные операции не помогали, и на ногах у матери появились язвочки, причинявшие ей жуткую боль и массу неудобств. Ходить становилось все тяжелее, и когда нужно было что-то купить, приходилось матери просить об этом все ту же Анну-Иванну. Недавно врач, который время от времени звонил матери ради консультаций или просто узнать о ее самочувствии, сказал ей, что в Москве появилось в продаже новое средство, которое, по рассказам, обладает феноменальной эффективностью в борьбе с варикозом. Средство было импортным, дорогим и редким, так что в провинции за ним было даже бессмысленно гоняться. В связи с этим суть маминой просьбы заключалась в том, что нужно было разыскать в столичных аптеках данное лекарство, разыскав – приобрести в особо крупных размерах, а затем отправить егодомой, но не по почте, а через племянника все той же Анны-Иванны, который работал проводником на железной дороге и как раз сегодня вечером должен был отбывать из Москвы в наш город… Я мысленно ругнулся, потому что не далее чем через два с половиной часа я должен был заступить на очередное дежурство.

Но, разумеется, отказать маме я не мог и потому торжественно поклялся сделать все, что в моих силах, чтобы выполнить ее поручение.

Продолжать спать не имело смысла ввиду того, что до звонка будильника оставалось всего четверть часа, и я в порыве мазохистского самоистязания решительно отбросил в сторону тонкое японское одеяло с электроподогревом…

Есть в городе Москве одно здание, которое я ненавижу всем своим нутром больше всего на свете, хотя внешне оно представляет собой вполне пристойную конструкцию в современном стиле. Расположено оно через дорогу от выхода из станции метро «Красные Ворота», напротив довольно чахлого скверика, где уныло высится фигура Михаила Юрьевича Лермонтова, обыгранная как «мужик в пиджаке» в знаменитой комедии «Джентль-мены удачи». Если верить стандартной вывеске из черного стекла, то в здании этом расположен «Информационно-вычислительный центр Министерства путей сообщения Российской Федерации». Однако еще Козьма Прутков утверждал, что вывескам не следует верить, и в данном случае он оказался прав, потому что в недрах этого стеклянно-бетонного монстра имеется девятый этаж, доступ на который возможен только посредством лифта. Однако посторонние не смогли бы пробраться в эту святая святых Опеки, даже если бы очень захотели: дело в том, что на панели управления лифтами имеется всего восемь кнопок. Лишь некоторым посетителям Центра известно, что для достижения невидимого девятого этажа следует нажать одновременно кнопки "1" и "8", причем повторить эту операцию дважды. При этом в нашей диспетчерской автоматически зажигаются красные сигнальные лампочки, раздается тревожный звуковой сигнал, и посетителя на всякий случай встречает с оружием наготове у дверей лифта второй помощник диспетчера.