Роскошь нечеловеческого общения - Андрей Белозеров

- Я пришел вас предупредить. Не вас, точнее, а Греча. Через вас. К нему я не могу пойти. Есть на то причины. А сюда - могу. Вот и пришел.

- Я, простите, вас не понимаю. - Суханов нахмурился. - Что это значит предупредить? Что вы имеете в виду?

- Вы можете мне не верить. Только я вам правду скажу. У Греча готовится обыск. И найдут у него оружие. Незарегистрированное. Понимаете, что это значит?

- Да... Дела... - пробормотал Суханов.

Иванов невесело усмехнулся:

- Не верите?

Суханов молча пожал плечами.

- Еще могу вам сказать, что если вы расскажете кому-то, кроме Греча... Он быстро посмотрел на Журковского. - Кому-то, кроме Греча, о нашем разговоре, то неприятности, которые со мной случатся, будут достаточно серьезными. Я даже не знаю, насколько серьезными.

Суханов продолжал молча наблюдать за молодым человеком.

- Если вы боитесь, что нас могут прослушать, то я вам скажу, что нет. Не слушают ваш кабинет.

- А откуда вы... - начал было Суханов, но молодой человек снова криво усмехнулся.

- Нет, Андрей Ильич. Я знаю. Пока не прослушивают.

- Ну допустим, - заговорил наконец Суханов. - Но ведь обыск у мэра - дело такое... Понятые... Откуда они оружие возьмут? Подкинут? Как? Это же не шуточки.

- У него есть оружие, - сказал молодой человек.

- Да нет у него! Откуда у Греча оружие? Я его знаю тысячу лет! Нет и быть не может!

- Есть. Не знаю что, не знаю откуда. Это все, что я могу вам сказать.

Он повернулся и пошел к двери. Уже протянув руку, чтобы открыть ее и выйти, молодой человек обернулся и, посмотрев сначала на Журковского, а потом на хозяина кабинета, застывшего за своим столом, произнес:

- Если бы это был не Греч, я бы никогда к вам не пришел. Просто я его уважаю. Можете ему это передать. Всего доброго.

- Мне кажется, он не врет, - нарушил молчание Журковский. - Знаете, Андрей Ильич, я ему почему-то верю.

- Верю, не верю... Это не разговор. Вы что, эту публику плохо знаете?

- Честно говоря, я с ними общался не очень, скажем так, часто.

- А-а... А книжек не читали?

- Андрей Ильич! Давайте не будем про книжки. - Журковский встал и прошелся по кабинету. - Вам Греч кто, собственно говоря? Партнер по бизнесу?

- А вам?

- Мне? - Журковский не секунду задумался. - Мне - друг.

- Хм... "Друг"... - Суханов по-прежнему нависал над столом. - И что же вы думаете делать? Если он вам друг?

- Мне кажется, это вы должны думать.

- Я... Конечно. А что вы мне посоветуете?

- По-моему, здесь двух мнений быть не может.

- А если это провокация? - спросил Суханов. - Вы понимаете, Анатолий Карлович, я просто убежден, что это на девяносто процентов - откровенная, грубая провокация.

- И что с того? Даже если есть один шанс, что это правда, все равно нужно ему сообщить.

- "Ему"... Ладно. Поехали.

- Куда?

- Как это - куда? К Гречу.

- Домой?

- Он сейчас на даче, - сказал Суханов. - Звал меня сегодня... Я сказал, что не приеду. Если честно, дела у меня на вечер. Важные. Но... человек предполагает, а Комитет, как всегда, располагает. Не боитесь?

- Чего?

Журковский удивленно посмотрел на Суханова.

- Да так. Ну что? Едем?

- Да.

- Что приуныли? - спросил Андрей Ильич, когда машина - черный "Мерседес", в котором расположились они с Журковским, - мягко тронулась с места.

- Я не приуныл вовсе. Просто вспомнил Аксенова.

- Аксенова? Какого Аксенова?

- Писателя. Знаете, есть такой русский писатель.

- Ах, Васю?..

Суханов улыбнулся.

Анатолий Карлович с удивлением посмотрел на своего соседа. Суханов сказал про "Васю" так, как говорят только о хорошо знакомых, даже, скорее, близких людях.

- Вы что, с ним знакомы?

- Да, - ответил хозяин "Мерседеса". - Знакомы. И давно, надо признаться. А вы - тоже?

- Нет, лично не знаком, - сказал Журковский. - Просто вспомнил одно место из "Ожога".

- "Ожог"... Знамя шестидесятников! В самиздате небось читали? Тайком? Под одеялом?

- Ну, почти так.

- Да... Были времена. А что за место вы хотели процитировать?

- "Надо встать, товарищи, и, насвистывая главы из истории человечества, выйти на Невский. Еды и белья с собой не брать".

Суханов хмыкнул.

- Как вы, однако, все драматизируете. Страшно с вами, Анатолий Карлович. Вы уж так, пожалуйста, больше не делайте... Я вас уверяю, это далеко не тот момент истины, о котором писал Вася. Неприятно, конечно, но не смертельно.

- Да я, в общем, и не привязывал это к данному случаю.

- Знаем, знаем мы вас... "Не привязывал"... Что же - просто так вспомнили?

- Скажите... - начал было Журковский, но Суханов громко кашлянул, недвусмысленно показывая собеседнику, что лучше обойтись без лишних комментариев.

В машине, кроме них двоих, был третий - водитель, молчаливый парень, который не произнес ни слова с тех пор, как они сели в машину.

"Что же он, шоферу собственному не доверяет, что ли?" - подумал Журковский, но спрашивать об этом не стал. Суханову виднее.

На улице начало темнеть.

Суханов вытащил из кармана радиотелефон.

- Але, это я. Слушай, Костя, завтра с утра... - Он повернул голову к Журковскому. - Вы будете с утра дома, Анатолий Карлович?

- Надеюсь, - улыбнулся Журковский.

- Хорошо. Значит, завтра утром, пожалуйста, компьютер, ну тот, оперативный... Ты его, кстати, подготовь, чтобы сразу можно было работать. Так вот, машину и все бумаги по английскому проекту привезешь по адресу...

Суханов вопросительно посмотрел на профессора, и тот продиктовал свой адрес прямо в протянутую ему трубку.

- Понял, Костя? Меня сегодня не будет. Все, до связи.

Когда машина Суханова подъехала к даче мэра, было уже совсем темно. Начиная с середины августа, дни стремительно сжимались, словно выдохшись после солнечного буйства, которое последние годы каждое лето обрушивалось на Город, путая все понятия о географии и климатических поясах, - вероятно, действительно начиналось то самое глобальное потепление, о котором столько говорили синоптики. Северный Город летом превращался в раскаленные каменные ущелья, жители задыхались от духоты и проклинали жару, которая долгими зимними месяцами казалась им желанной и в буквальном смысле слова спасительной.

Каждый год горожане с нетерпением ждали лета, замерзая под нескончаемыми ледяными ветрами, которые, словно кусками рваной жести, хлестали по лицам пешеходов и мокрыми щупальцами сквозняков проникали в подъезды, квартиры и офисы. Трехмесячная темнота, в которую погружался Город зимой, изматывала, лишала сил и к весне доводила до состояния полной апатии.

Но летом природа поистине начинала сходить с ума. Солнце заливало улицы удушающим зноем, воздух сгущался и замирал, даже ветер с моря не приносил живительной прохлады. Подошвы туфель вязли в плавящемся асфальте.

В этом году с первыми днями осени летний зной как будто выключился, словно кто-то, сверившись с календарем, щелкнул клавишей кондиционера. Солнце потускнело, сумерки с каждым днем наступали на несколько минут раньше, а горожане в одночасье сменили рубашечки с короткими рукавами и "бермуды" на свитера и осенние плащи.

Фары выхватили из темноты забор.

"Новый, - отметил Журковский. - Прежде его не было".

Машина въехала в распахнутые ворота и сразу же остановилась. Дачный участок у мэра был небольшой, но две машины впритык перед домом умещались. "Мерседес" Суханова замер, едва не клюнув бампером высокий джип, серой громадой преграждавший путь к крыльцу.

В окнах двухэтажного деревянного дома горел свет.

- Коля, посидишь здесь, - полувопросительно, но с интонациями приказа сказал Суханов водителю.

Тот молча кивнул.

- Пойдемте, Анатолий Карлович.

Дача, насколько Журковский мог разглядеть ее в свете фар, не изменилась с тех пор, как он был здесь в последний раз. Он ожидал увидеть обычный уже для середины девяностых "новорусский" дом - красный кирпич, башенки, стрельчатые окна, флигельки, теплицы, все, чем тешат себя мгновенно разбогатевшие или просто получившие доступ к "кормушке" простые русские люди, не отягощенные богатой фантазией и стремлением к оригинальности. Однако деревянная двухэтажная дача, которую супруги Греч приобрели в начале восьмидесятых, вовсе не походила на кричащие, заявляющие на всю округу о своей респектабельности и "крутости" постройки "новых русских".

Скрипнула дверь, на крыльце показался человек. В темноте Журковский не мог ни разглядеть его лицо, ни угадать личность по фигуре. В то же время незнакомец определенно кого-то напоминал, но в том, что это был не Греч, Анатолий Карлович был совершенно уверен.

"Охрана, должно быть", - подумал Журковский.

- Суханов, ты, что ли? - спросил человек каким-то очень уж знакомым голосом.

- Я, я. Кто же еще? Что, не ждали?

- Ну здорово, здорово!

Незнакомец протянул руку и шагнул с крыльца вниз. Последовало короткое рукопожатие, затем Суханов и тот, с узнаваемым голосом, обнялись.

- Ну, пойдемте в дом... Вечер добрый!