Черные бароны или мы служили при Чепичке - Милослав Швандрлик

— Скажи, чтобы меня пораньше сменили, — попросил его Кефалин, — это занятие не для меня, а кто другой был бы рад. Жалко, что с нами не призвали Павку Корчагина!

— Кого?

— А, ты его не знаешь, — ухмыльнулся Кефалин, — потому что ты не комсомолец.

— Ну, пока, — сказал актёр и потопал в караулку, присесть к раскаленной печке.

Кефалин осиротел. Некоторое время он прохаживался вдоль края луга. Может быть, пять, может, и десять минут. Потом ему это надоело. У него стали зябнуть ноги, а неприятный ледяной ветер задувал ему прямо в лицо. Кефалину вспомнилось стихотворение Отто Ежека и он злобно пнул жестянку из‑под консервов. Потом он сообразил, что в нескольких метрах за его спиной находится приятно натопленная душевая. Если он удалится туда на минутку, ничего ведь не случится? Хоть Павка Корчагин так и не поступил бы, но ведь Кефалин не стремится к тому, чтобы о нём писали книги? Если он не станет положительным героем для нашей молодёжи, то это не беда.

Кефалин предусмотрительно огляделся вокруг, и выяснив, что опасность не грозит, покинул свой пост и пошел в душевую. Здесь было чудесно — влажно и тепло, и часовой почувствовал, как он тает, и как в этой чудесной атмосфере улучшается его никудышное настроение. На секунду в нём пробудилась воинская совесть. Нельзя сказать, что то, что он сейчас делает, было бы как‑то особенно бдительно! И комсомольцы так не поступают! Кефалин вышел из душевой и снова огляделся. Никаких признаков диверсантов. Зато снова пошёл снег. Огромная снежинка залепила ему глаз, и это хватило, чтобы воинская совесть опять крепко уснула.

Кефалин вернулся в душевую. Повесив автомат на крючок от душа, он присел в уголок. Стена за его спиной была приятно горячей. Кефалин с наслаждением закрыл глаза и через мгновение начал клевать носом. Спалось ему прекрасно.

В это время в караулке уснул и дежурный по роте Черник. Вот уж постыдный и наказуемый проступок! Военная история, впрочем, не сохранила этот случай для предостережения будущих поколений, поскольку о преступлении против бдительности никто никогда не узнал. Некоторым преступникам просто невероятно везёт!

В половине третьего Черник проснулся, дрожа от холода. Печь уже совсем погасла.

— Надо поменять опилки, — сообразил актёр, — вот собачья служба, одни неприятности.

Тут он посмотрел на часы и пришёл в ужас. Несколько секунд он перепуганно смотрел на циферблат.

— Боже мой, — ахнул он, — Ведь часовые не выжили! Пять с половиной часов на трескучем морозе! Я злостный убийца! Двойной убийца! Ладно этот дебил Сайнер, его не жалко, но смерть Кефалина будет мучить меня до самой смерти! Ассистент режиссёра и такой нечеловеческий конец!

Черник выбежал в морозную ночь и бросился прямо к посту Кефалина. Часового, однако, на месте не было.

— Куда он мог спрятаться? — размышлял актёр. — Может, в лес? Или он потерял ориентацию и упал в ручей? Отправился искать спасения к человеческим жилищам? Нет, надо рассуждать логически. Что бы сделал я, если бы был на его месте? Торчал бы тут без малого шесть часов? Ни в коем случае! Я бы искал подходящее убежище. Скорее всего, укрылся бы в душевой! Да, очевидно, он не может быть нигде, кроме душевой.

Черник открыл дверь душевой и первое, что обнаружил, был автомат, висящий на крючке от душа.

— Преступная халатность, — констатировал Черник, — И это называется обращение с оружием! Я прямо возмущён! Если бы все так охраняли социализм, я уже давно был бы в Австралии или в Новой Зеландии!

В углу сладко храпел Кефалин.

— Товарищ рядовой! — объявил дежурный, — Вот как вы себе представляете защиту Родины!

Кефалин подскочил и вытаращил глаза. Но ненадолго. Увидев Черника, он опять их закрыл.

— Что, уже конец смены? — заспанно промямлил он.

— Уже половина третьего, — сообщил ему актёр, — я не мог тебя сменить, потому не мог тебя найти! Ты безответственный элемент!

— Ничего страшного, — сказал Кефалин, — мне здесь было в общем неплохо.

— Тогда пошли, — сказал Черник, — В соответствии с уставом ты уже давно должен быть в караулке, а мы не можем превращать службу в бардак!

— Тут ты прав, — согласился Кефалин, — каждый должен подчиняться дисциплине и коллективу. Раз уж мы военнослужащие…

Он поднялся с земли и последовал за Черником. Они вышли из душевой и поспешили в караулку.

С противоположного конца лагеря раздавались мерные шаги. Раз, два, раз, два! Слабоумный рядовой Сайнер до сих пор добросовестно ходил вдоль ворот от будки к дереву.

Глава восьмая. ВЕСЁЛОЕ РОЖДЕСТВО

Cерые будни пролетали, и близилось Рождество. Состав первой роты претерпел ряд изменений. Некоторые солдаты во главе с Рихардом Ягодой комиссовались по состоянию здоровья, художника Влочку откомандировали в Непомуки, где он придавал помещениям художественный вид и изготавливал транспаранты, в то время как другие бойцы, наоборот, пополняли ряды трудящихся. В основном это были солдаты, которых призвали в боевые части, но состояние здоровья, или свежевыявленные пятна в биографии исключили для них возможность нести службу с оружием.

А ещё в это время рота лишилась ефрейтора Галика. Старательный ефрейтор уехал в увольнение, чтобы получить возможность остаться в подразделении на рождественские праздники. Оба лейтенанта планировали уехать к семьям, и знали, что Галик — единственный из младшего командного состава, на кого можно положиться. На праздниках он не только не покинул бы подразделение самовольно, но и напротив, ужесточил бы дисциплину!

Итак, Галик уехал, но через три дня не вернулся. Это было невероятно. Никто не мог себе представить, что этот служака был способен затянуть своё увольнение.

Должно было случиться что‑то из ряда вон выходящее. Что‑то выше всякого понимания. Возможно, его ликвидировала неприятельская разведка, или произошло какое‑то ужасное несчастье. Исчезновение Галика стало главной темой для разговоров.

Потом как‑то раз перед боевой подготовкой к роте вышел лейтенант Гамачек.

— Товарищи! — произнёс он, — Представляю вам нового командира взвода! Вместо ефрейтора Галика им будет младший сержант Фишер. Ефрейтор Галик в нашу роту уже не вернётся, поскольку нарушил устав. В увольнении напился в стельку и выпал из чего? И выпал, товарищи, из трамвая прямо рожей! Командир никогда не должен так себя вести! Если бы каждый командир нарезался и так легкомысленно себя поранил, то вскоре наша армия осталась бы без командования. А это бы снизило нашу что? Это бы снизило нашу боеспособность! Мы должны постоянно иметь в виду, что империалисты на границах затаились, и ждут чего? Ждут, пока мы не пошатнёмся! Каждый командир, который зальёт глаза, им, товарищи, льёт воду на мельницу! Поэтому ефрейтор Галик будет показательно что? Поэтому будет показательно наказан, скорее всего, разжалован и осуждён на несколько месяцев лишения свободы! Примите этот случай, как предостережение, и пейте столько, сколько сможете выдержать! Насчёт того, что выпадете из трамвая, вам опасаться нечего, потому что в Прагу вы не попадёте! Тем не менее, я от вас требую дисциплинированного воинского поведения! Некоторые из вас, как мне кажется, начинают забывать, что они в армии! Отказываются от формы одежды, и не уважают что? Не уважают воинские уставы и предписания! Вот вы, Вонявка, выглядите, как свинопас! Я вам скоро что? Я вам скоро устрою! Я вам, товарищи, говорю по хорошему, не злите меня! А теперь — смирно! Вольно! На рабочие места повзводно убыть!

Солдаты и сержанты в этот раз уходили навстречу боевой подготовке необычайно бодрыми и довольными. Сознание того, что ефрейтор Галик уже не вернётся, добавляло вкуса к жизни.

Отношения между солдатами и мастерами на стройке коренным образом улучшились. Даже и мастер Францль перестал рассматривать Кефалина, Ясанека и остальных, как ортодоксальных головорезов, которые проникли в армию с самыми тёмными и подлыми умыслами. Единственным, что не особенно изменилось, были результаты работы членов ЧСМ, что весьма болезненно переносил лейтенант Троник. Когда его пламенные речи о комсомольцах не помогли, он отправился к начальнику стройки Григаре, и объяснил ему, что политически недопустимо, чтобы комсомольцы выполняли план на пятьдесят и меньше процентов, что особенно позорно выглядит на фоне ударных результатов империалистических бригад.

Начальник Григара подумал, и с доводами политрука согласился.

— Этот Ясанек — редактор, — почесал он за ухом, — Значит, мы его засунем в канцелярию помощником контролёра. А что делать с этим Кефалином и Покорным? Придумал! Поставим их к лошадям!

— К каким лошадям? — удивился политрук.

— В Стражове раздобудем подводу и двух лошадей. Подвода будет ездить между разными стройками и перевозить грузы, которые нерентабельно перевозить машинами. Нам потребуются два возчика, которые одновременно будут грузчиками. Это и будут Кефалин с Покорным!