Дракон Третьего Рейха - Виктория Угрюмова

Доблестный воин торопился. Времени у него было немного, но если действовать решительно, то пока небольшие подразделения королевской гвардии будут конвоировать в столицу и ближайшие к ней крепости обозы с мирными жителями, пока гонцы оповестят командиров дальних гарнизонов о том, что им необходимо прибыть на северо-запад, к месту основного сражения, — он, Сереион, еще успеет отыскать средство для борьбы с драконом. Есть у него такая возможность.

Возможность звалась заковыристым именем Хухлязимус и обитала в самом центре Уганских болот, прозванных в народе Мумзячными, что в переводе с древнего языка можно истолковать как Болота Вечно Голодных Комаров. Эти неприветливые, крайне сырые и промозглые места, поросшие серой невразумительной растительностью, располагались не так уж и далеко от столицы, однако добираться до резиденции Хухлязимуса было делом долгим и трудным. Слабонервных заранее просят не беспокоиться.

Сметливые уппертальские комары, очевидно, тоже выставляли своих дозорных у границ собственных владений, ибо их нетерпеливое гудение раздалось аккурат в ту минуту, когда Сереион на испуганно всхрапывающем коне только-только приблизился к краю болота. Однако бывалый солдат склерозом еще не страдал и потому не забыл перед визитом обмазаться некой до невозможности пахучей и трудно смываемой дрянью с высокоученым названием «Сумпупный стимучин», которая валила комаров с крыльев и не давала им продыху. Разочарованные кровопийцы возмущенно зажужжали. «А вот же вам крупный кукиш!» — мстительно подумал Сереион.

Он уверенно зашагал по едва заметной дорожке, обозначенной крохотными мышиными и лягушачьими черепами. Волнующееся злое облако следовало за ним на почтительном расстоянии, хоть и не отказалось вовсе от намерения плотно подзакусить. Позади, за завесой тумана, постоянно нависавшего над болотом, слышалось пофыркивание его коня, стреноженного и отпущенного попастись. Впереди маячило нечто черное и искореженное. Определить на взгляд было невозможно, но в Уппертале поговаривали, что это скелет болотного духа, убитого Хухлязимусом в страшном и жестоком бою. Сереион же наверняка знал, что это — неудавшаяся абстрактная скульптура. Что такое «абстрактная скульптура» вообще и «удачная абстрактная скульптура» в частности — он понятия не имел, да и не желал иметь, и потому верил на слово самому Хухлязимусу, что последняя должна выглядеть почти так же — только еще более искривленно, изломанно и жутко.

Он шел часа три и успел проголодаться, соскучиться и посчитать королевскую службу делом нудным и очень скользким (во всех смыслах), пока наконец не выбрался на твердую почву. Когда под ногами перестало мерзко чвакать и хлюпать, туман перед глазами рассеялся, открыв взору очаровательную полянку, а воздух заблагоухал ворчестерским соусом к свинине и, соответственно, самой свининой, Сереион понял, что достиг своей цели, и ускорил шаги.

Хухлязимус обнаружился довольно быстро. Он сидел в глубоком плетеном кресле, плавно раскачивающемся на дугообразных деревянных полозьях, перед столом, уставленным всевозможной снедью, и предавался страшной хандре. Хандра выражалась в том, что половина молочного поросенка — запеченного в нульпяльском сыре, с шафранным яблочком во рту и головой, фаршированной галантином и япидрямзиками, поросенка, покрытого ароматной хрустящей корочкой, с ворохом нарезанных ломтиками жареных овощей, обложенного малюсенькими маринованными пымпыфсиками, — была обглодана до костей, а вот вторая так и осталась нетронутой.

Хухлязимус раскачивался в кресле, ковырялся палочкой в белоснежных острых зубах и немузыкально свистел.

Вопреки всем жутким историям, всем сплетням и даже мифам и легендам, в которых неоднократно склонялось его имя, Хухлязимус был все-таки человеком. Правда, человеком, которому случилось подзадержаться на этом свете несколько дольше, чем предполагал даже Всевысокий Душара. Многочисленные биографы и историки, интересовавшиеся в свое время феноменом Хухлязимуса, утверждали, что чрезвычайная живучесть этого человеческого существа, его абсолютная непотопляемость покорили сердце божества и он предоставил человеку самому выбирать себе не только судьбу и смерть, но и время и место смерти.

Хухлязимус не протестовал.

Был он колдуном — причем настолько искушенным в своем ремесле, что лучшего невозможно было отыскать по всему Вольхоллу, даже если прошагать его строго по карте как по горизонтали, так и по вертикали. В разные времена его наперебой приглашали к себе на службу правители разных стран. Однако лентяй и чревоугодник Хухлязимус отличался удивительной для человека его профессии чертой характера: он был настолько добрым и безотказным, что совершенно не мог верно служить кому-нибудь одному. И во время войны, и в мирное время колдун старался помочь и тем, и другим, а в придачу еще и третьим, и четвертым, и всем остальным — сколько бы их ни было, — что, естественно, не вызывало особой радости нанимателя. Великий чародей искренне огорчался и клятвенно обещал все исправить и сделать в лучшем виде, но в результате обижены оказывались уже все ибо как ни крути, а исполнение желаний одного — это чаще всего крупные неприятности для остальных. Хухлязимус уже начал было впадать в отчаяние и подумывать о том, что пора определиться с погребальной датой и похлопотать об обряде, но тут ему на помощь пришел случай.

Однажды он выманил у какого-то вызванного им демона занятную книгу, которой тот как раз упивался, и вычитал в ней, что «невозможно объять необъятное». Эта мысль показалась ему настолько светлой, настолько очевидной и вместе с тем гениальной, что он решил тут же принять ее как руководство к действию. А поскольку он был лентяем, то никогда не откладывал исполнение своих решений в долгий ящик, зная по опыту, что уже через пару часов будет не в состоянии шевельнуть пальцем в этом направлении, а через пару дней вообще забудет, о чем, собственно, речь. Поэтому-то он и исчез моментально из своей тогдашней резиденции, оставив маловразумительное письмо, которое с тех пор было переведено на все известные языки и с каждым последующим переводом все больше теряло смысл.

Спустя четыреста лет о Хухлязимусе снова заговорили.

Он осел в Уппертале — в самом центре бескрайней Турухтанской топи, однако после того, как человек десять утонули, пытаясь добраться до него, Хухлязимус понял, что его страсть к уединению дорого стоит — пожалуй, даже слишком дорого. И он принял компромиссное решение — перебрался поближе к людям, хоть и не настолько, чтобы они одолевали его своими просьбами. Впрочем, самым нуждающимся он оставил крохотную лазейку: те, кого по-настоящему припекло, приходили к Хухлязимусу и получали то, что им требовалось. Колдун по-прежнему был безотказным и не помогал только тем, чьи замыслы были черными.

Однажды Хухлязимусу стало скучно в обществе лягушек, пиявок и комаров, и он решил пройтись в ближайший городок, чтобы выяснить последние новости и поболтать о том о сем за кружкой разбавленного пива. Вообще пиво он мог себе наколдовать любого сорта, но вдруг понял, что соскучился именно по разбавленному, да не из хрустального высокого бокала с резьбой по краю, а из щербатой оловянной кружки, наспех протертой рукавом трактирщика. Обычно такие прихоти бывают у беременных женщин, но иногда одолевают и могущественных колдунов, свидетельствуя об их человеческом происхождении.

До города Хухлязимус не добрался. В предместье встретил он совершенно неотразимую девушку с толстой пшеничной косой, уложенной вокруг головы венцом, с медовыми лучистыми глазами и бедрами, своей пышностью соперничающими с кучевыми облаками. Грудь ее колдун в приливе вдохновения сравнил с двумя откормленными дойными коровами, пристроившимися попастись на этой несравненной лужайке, и подобным смелым сравнением сразил девицу наповал. Она попыталась было скрыться от неожиданного ценителя красоты и даже обогнала его на несколько шагов, чем и погубила окончательно. Ибо, узрев свою нимфу со спины, Хухлязимус сперва задохнулся от волнения, а после возопил, что огромная полная луна маячит перед ним во всем своем великолепии, затмевая собой и солнце, и свет, и окружающий мир.

Так состоялась его великая любовь. Верно, у Хухлязимуса были женщины и до того, возможно, были и после. Но их имен история не сохранила. Девица же, пленившая колдуна в тот день, звалась Валкирией и принадлежала к довольно знатному роду Фриггов.

Еще час спустя выяснилось и то, что девица уже год как жена доблестного воина, и непрестанно вздыхающий Хухлязимус не стал разрушать счастливую семью. Однако все дети, а также внуки, правнуки и так далее Валкирии пользовались его самым добрым расположением и искренней любовью. И поскольку Сереион был седьмым по счету коленом в этом роду, то и направил свои стопы прямиком к столу, прицеливаясь в соблазнительно пахнущего поросенка.