Убить Голиафа - Марина Герасимова

Сегодня я должен был заключить договор о передаче контрольного пакета акций двух заводов Крису и Семёну в обмен на передачу мне акций рудников в Африке, что означало бы слияние империи Айдашевых и Сноу, но сбежал. Я хочу лично спросить нашего президента о Меморандуме. Ведь там и его подпись имеется, значит, он знает о нём. Хочу понять, что человек чувствовал, когда подписывал смертный приговор народу своей страны, как он с этим живёт. Если, конечно, подписывал. Остаётся доля сомнения, огромная доля сомнения, ведь я знаю его лично. Несмотря на его твёрдость и где-то безжалостность, он умный и дальновидный политик. Это сомнение меня и держит. Не могу поверить и не могу смириться. Разве ради этого всё затевалось? Ведь когда Союз разваливался, планировалось, что на самом верху всегда будут наши. Что Россия, подобно подлодке, окружённой вражеской флотилией, вместо того, чтобы быть потопленной, уйдёт на дно, а потом вынырнет где-нибудь в стороне. Целая и невредимая.

Очень хочется верить, что этот меморандум – фальшивка. В таком случае, скольким людям во всём мире он ещё запудрит мозги! Правда, на доктрину Даллеса по развалу Союза тоже все говорили и говорят до сих пор, что это фальшивка. Вот только всё, что там предписано, уже выполнено. Так что, может быть, и фальшивка, но с далеко идущими последствиями.

В голове не укладывается. Да и Виктор удивил. Чтобы он полностью принял сторону Лондона? Я всегда считал его патриотом, но именно он показал мне копию меморандума с проставленными подписями. Он утверждает, что действует исключительно в интересах страны, что наша задача сохранить мир любой ценой. Я ему всегда верил, как тебе, ты знаешь. А теперь и в нём сомневаюсь. Он способен на многое, но я всегда считал его идейным и за это уважал. Я тебе не говорил, что он уже много лет спит с Леной. Я сам дал добро на их связь, лишь бы ей было хорошо и спокойно. Вдруг Лена его перетянула? Она в рот смотрит Крису, спит и видит, как Семён и Лиз поженятся. Ведь Крис – не последний человек в Англии, и далеко за её пределами тоже.

Брат! Если ты это смотришь, значит, меня нет в живых. Береги себя и свою семью! В страшные времена живём.

Запись закончилась. Мой мозг усиленно работал, сопоставляя факты холодно и без эмоций. Хорошо всё-таки, что я лишился памяти. А то бы распереживался. Вряд ли бы мне это помогло. С другой стороны, плохо, что я лишился памяти, потому что не помню, что же всё-таки со мной произошло, поговорил ли я с президентом.

Я понял, что никому, тем более Виктору и Лене, доверять нельзя. Заинтересовало меня и то, что запись была сделана в Лениной спальне. По-видимому, это единственное место в доме, где нет камер. И я это знал. Значит, знал и о прослушке, которая появилась не вот только что, когда случилась трагедия с братом.

Я запустил следующий файл. И увидел Анну Андреевну. Она записывала себя не в Лениной комнате, а в душе. При этом из душа текла вода, голова Анны Андреевны была мокрая, а её слова отчасти тонули в звуках воды. Однако я разобрал всё, что она говорила:

– Дмитрий! Да, я узнала тебя. У тебя ведь небольшой шрам на затылке. В детстве ты упал из окна на даче у бабушки, и стекло впилось тебе в затылок.

При этих её словах я невольно потянулся к затылку и нащупал там шрам, который обнаружил у себя ещё месяц назад. Но так и не спросил Анну Андреевну, откуда он, хотя такая мысль посещала меня.

Конец ознакомительного фрагмента.