Беда - Джесси Келлерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сок?
Лайза, багровея, грызла свой кулак.
— Можно погрызть кусочки льда, — сказал Иокогава.
Миссис Щатмары осенило:
— Маленкый тоост?
— Нет, мэм, тост нельзя.
— Почему нет?
— Тост не жидкий.
— Hajna, Hajna, — сказал мистер Щатмары. — Maradj cs… ndben…
— Мой муж говори, он голодный.
— Давайте подпишем согласие на операцию, — предложил Иокогава.
И эта процедура заняла времени больше обычного. Миссис Щатмары переводила, редактировала, цензурировала, перебивала врачей вопросами. Почему его будут усыплять? Это опасно? Операция необходима? Где они учились? Женаты ли они? У нее часто голова болит, что ей принимать, пусть посоветуют.
Иокогава сказал:
— Мы пришьем прямую кишку к анусу.
— Иену?
— Анус.
— Что такое иена? — Она говорила с придыханием, «хиена», и Джоне представилось, как хирург пришивает к прямой кишке мистера Щатмары дикого пса.
— Угу, угу, — забормотал Иокогава, беспомощно оглядываясь.
— Я не знаю, что такое иена. — Она обернулась к мужу: — Иена?
Джона видел: он тут лучше всех справляется. Хамерман спрятал лицо в подмышку. Гиллерс того гляди сам себе вмажет в рожу. Лайза Лару раскашлялась и выбежала из палаты.
— Анус, — заговорил Нелгрейв, — это отверстие в нижнем конце алиментарного канала, открывающееся во время акта дефекации, а в остальное время закрытое. Ректальный пролапс, в отличие от пролапса слизистой, подразумевает…
Пронзительно заверещал слуховой аппарат миссис Щатмары, все так и подпрыгнули. Муж ухватил ее за плечо, указал на ее ухо. Она выключила аппарат и со слезливой яростью набросилась на супруга.
Иокогава, изнемогая, воззвал:
— Миссис Щатмары!
— Ему надо иену?
— Непременно.
Она передала эти сведения мужу, тот пробурчал что-то в знак согласия, слабо пожал хирургу руку.
— Господи боже! — вздохнул Гиллерс.
Нелгрейв и это занес в протокол.
Вик сказал:
— Моя подружка велела мне позвонить.
Викрам Рах, уроженец Бруклина (Массачусетс), был лаконичен, сдержан, рационален — отменные качества для будущего травматолога. Он дважды выигрывал открытый чемпионат по теннису Новой Англии среди юниоров и в анатомичке впервые появился в спортивной куртке с эмблемой клуба и вышитым под ней прозвищем: «Бостонский брамин».
У нас тут трупешник на двоих — хладнокровно приподняв простыню.
За два года Джона привык к его покровительственной манере. На практических занятиях лучшего напарника нельзя и желать: надежный, эрудированный, всегда позволит товарищам заработать очки, даже если никто кроме него не готовился. Отличный противовес Лансу: рядом с Виком даже Джона чувствовал себя отвязным.
Его подружка работала консультантом по управлению и в будние дни разъезжала из города в город. Джона, переписывавший в тот момент индекс лимфоцитов у Понтебассо Сальваторе, не мог даже сообразить, где она сейчас находится.
— В Омахе.
— А что там, в Омахе?
— Ничего, — сказал Вик. — Потому-то им и нужен консультант.
Они собирались кататься на лыжах. Дина отыскала хижину в Вермонте на первую неделю каникул по выгоднейшей цене. Вик хотел позвонить еще кое-кому из товарищей — Оливии и Джереми, Гарольду с Анитой. Классно будет.
Джона поблагодарил и отказался:
— Я занят.
— Уезжаешь?
— Остаюсь с Ханной.
— Хмм. — Непривычному человеку этот звук показался бы равнодушным, но Джона знал, что ему выражено сочувствие. Вик, как всегда, тут же изящно сменил тему: — Цветы получил?
— Да, спасибо.
— На здоровье. И усвой урок. Как тебе хирургия?
Джона выдал пятиминутный обзор, постаравшись снабдить Вика подсказками — его черед в Святой Агги наступит весной.
— Всегда носи при себе карту. Если тебе что-то поручат, скажешь: «Само собой, вот только карту заполню».
— Клево.
— Выработай деловую походку. Ну сам знаешь. Думаю, в вашем отделении то же самое.
— В общем, да.
Рассказать ему про Ив Жжонс? Джона еще никому не рассказывал. Прошло уже четыре дня, девушка не возвращалась, его подозрения вроде бы подтвердились: что было, то было, одним разом все исчерпывается. Но даже сейчас, когда он в нерешительности двигал челюстью, он ощутил тот жар, что воспламенила в нем Ив, — одну короткую искру, словно вспыхнула спичка и тут же сгорела, дав огонек поярче перед концом своей до ужаса краткой жизни.
Он сказал:
— Спасибо Дине, что вспомнила обо мне.
— Передам.
Десять минут спустя медсестра ткнула Джону в предплечье:
— Вас ищет какой-то парень. — Кивком она указала в сторону лифта, где торчал плотного сложения мужчина в шортах с лиловой сумкой курьера.
Джона подошел ближе:
— Чем могу помочь?
— Джона Стэм? — Курьер пошарил в сумке, вытащил пачку бумаг и сунул их Джоне. — Получите! — сказал он, улыбнулся и отчалил.
— Что такое? — спросил Джона, однако парень уже скрылся из виду.
Джоне показалось, будто кто-то подсунул ему обделанный подгузник, а он в растерянности продолжает держать его. «Получите». С таким присловьем обычно выдают чек, продукты, обслуживают тебя, да еще и с улыбкой. А на этот раз ему вручили что-то совсем не то.
8
— Что ж, — сказал Чак Белзер, — ни одно доброе дело…
— Это — это — это неправильно!
— Хватит бродить по комнате, сынок, до инфаркта добегаешься.
— Они подали в суд на меня?
— Постой. Не увлекайся. Пока что никто не подает на тебя в суд.
— А это что?
— На мой взгляд, обращаться в суд они могут сколько угодно, посмотрим, примут ли иск к рассмотрению. До тех пор это одна говорильня.
— Я не сделал ничего плохого.
— Разумеется, нет, но…
— Или сделал?
— Нет. Ничего плохого. Сядешь ты наконец? Сядь! Молодец. — Белзер нажал кнопку. — Мэнди, нашему клиенту нужно промочить горло. Отлично. Так. Теперь вспомним хорошую сторону. Прежде всего, ты жив и здоров, это уже плюс. И у властей нет к тебе претензий. Говорил сегодня. Копы обращались в больницу, все аттестуют тебя наилучшим образом. Окружной прокурор никогда ни в чем не дает гарантий, но я бы поставил двести против одного на то, что они дело возбуждать не станут.
Потрясающее облегчение. Сам не ожидал. Вроде бы за прочими тревогами забыл о страхе попасть в тюрьму.
— Спасибо вам.
— Рад был. Теперь о семействе Инигес. Брат, как его там — могу я взглянуть — спасибо. — Белзер нацепил очки для чтения. — Симон Инигес. Симооон. Тут ударение над «о». Я думал, это девчачье имя?
Дверь офиса отворилась, вошла гибкая блондинка и внесла на подносе минеральную воду, поставила ее на деревянный раскладной столик. Улыбнулась Джоне и выскользнула за дверь. Белзер взялся за бутылку.
— Больше никому не позволю совать мне бумаги.
Белзер хихикнул:
— Быстро учишься. О’кей. Этот Саймон — буду звать его «Саймон», «Симона» с ударением не осилить, — попробуем представить, что творится у него в голове. Он горюет. И тут ему звонит этот малый, говорит, что у Саймона есть права, можно стребовать денег, можно отомстить. Этот стряпчий, Роберто Медина, знаю я его. Да и ты тоже: он расклеивает объявления во всех автобусных маршрутах Бронкса. Злобный, напористый. Еще и рекламу ведет на ночном канале. Орет во всю глотку. Но проворный, на ходу подметки режет. Всего две недели прошло?
— И того нет.
— Проворно. Похоже, и впрямь надеется поживиться за твой счет. Первым делом я с ним поговорю. Скажу то, что узнал от прокурора: полицейские передали ему слова Ив Джонс. — Он снова нажал кнопку, вызывая секретаршу: — Позвони этому поцу Медине. Ме-ди-на, Роберто. Передай ему, что я представляю мистера Стэма и хочу как можно скорее встретиться с ним. Например, на следующей неделе. Спасибо.
«Следующая неделя» вовсе не показалась Джоне «как можно скорее», но он промолчал.
— На мой взгляд, они просто мудями трясут, — продолжал Белзер. — Нормальный суд тут же выкинет этот иск в помойку. Чтобы получить деньги за причинение смерти, они должны, во-первых, доказать наличие правонарушения, а во-вторых — что они в результате понесли убытки. Разберем факты. Парень безработный, душевнобольной, вооруженный ножом. Покушался на убийство. Об этом в газете написано. Ни один судья, ни один присяжный в мире не станет наказывать Супермена. — Белзер открыл и свою бутылку. — Нет, они, конечно, могут попытаться выжать из тебя монету. Считают тебя легкой добычей, отчего бы и не попробовать? Они рассчитывают, что ты захочешь уладить все по-быстрому. Если показать им, что их дело безнадежно и что мы подадим свой иск, да такой, что у них яйца отвалятся, обещаю тебе: они тут же заползут в свою нору.