Шкатулка дедушки Елисея - Лев Штуден

КТО эти невидимки? ЧТО происходит в нашем доме? КАК это всё может быть?

Испытания, уготованные мне в тот вечер, на этом не кончились. К скрипичной игре вдруг примешался собачий вой! Он доносился в комнату со двора. Это был тоскливый, надрывный вой, похожий на вой волка…

Игра оборвалась. Опять какие-то голоса заговорили в моём полуобморочном сознании:

— Я же вам говорил — ОН здесь!

— ЕМУ сегодня помогает луна…

— ОН всё равно испортит нам этот вечер. Нужно уходить.

Стены потемнели: свеча погасла. Я подождала, пока отзвучат половицы, оставила своё убежище и тихонько подошла к запертой двери. Вой под окном не прекращался.

Что же это ещё за напасть?

Я решила выйти и посмотреть. Осторожно открыла дверь, выскользнула в коридор, опять закрыла её, включила свет, вышла в сени, надела башмаки и осторожно выглянула на улицу.

Под самыми нашими окнами, в лучах полной луны стоял огромный всклокоченный чёрный пёс. Он выл на всю округу. Как он здесь мог появиться? Почему от него несло таким могильным холодом?

— Пошёл вон отсюда!-закричала я.

Пёс обернулся, посмотрел на меня светящимися злобными глазами, глухо зарычал — и исчез.

XIV. Вовка

— Вот что, милый мой Амадей, — сказал я коту, когда после обеда мы с ним остались с глазу на глаз. — Довольно мы с тобой прохлаждались, пора браться за дело. У нас на руках достаточно фактов, теперь мы знаем, что надо искать: искать надо флейту, которую сделал наш дед Елисей. Ты понял?

Кот молча смотрел на меня своими огненными глазищами.

— Это настоящая волшебная флейта, дорогой друг! — продолжал я втолковывать Амадею. — С её помощью наш дед усмирил свирепого тигра в цирке и спас человеку жизнь! И кто знает: может, с помощью этой флейты он мог успокоить ураган или землетрясение? Это надо проверить. Я уверен, что наши гости ищут именно такой инструмент, на сто процентов уверен. Правда, я не понимаю, зачем он им нужен: неужели дикие звери и свирепые ураганы преследуют музыкантов на том свете?..

Амадей ничего не отвечал. Он склонил набок голову и задумчиво сощурился, показывая, что он и сам ещё недостаточно прояснил для себя этот вопрос.

— Значит, получается так: мы с тобой знаем, что надо искать. Но не знаем-где. Скорей всего, флейта находится в доме. Но — где именно? Давай теперь искать. Машенька очень кстати ушла, ей надо устраиваться на новую работу. Значит, четыре или пять часов у нас есть в запасе… За дело, Амадей! Вперёд!

Не буду утомлять вас описанием всех закоулков, шкафов, ящиков, простенков, антресолей и закутков, куда мы с котом заглянули. Мы перерыли огромное количество старых вещей и нашли много интересного. Но — никаких признаков флейты. Часа через два мы оба, испачканные в пыли, уставшие и грустные, сидели на лавочке и держали совет.

— Этого я не могу понять, — сказал я Амадею. — Я же совершенно точно видел в бумагах деда чертежи флейты. Ошибки тут быть не может.

Амадей дёрнул ушами, пошевелил хвостом, затем, не торопясь, подошёл к лестнице, которая вела на чердак, и выразительно на меня оглянулся.

Ах ты, ёлки-палки! Как я мог забыть про чердак! Браво, Амадей, браво, дорогой друг!

Через несколько секунд мы оба были там. Я осмотрелся: на чердаке всё оставалось так же, как в день моего первого визита. Тут-то я вспомнил про небольшой длинный ящичек… Я буквально завопил от радости: ведь он был так похож на футляр для флейты! Ящичек мы с Амадеем нашли на прежнем месте. Амадей обнюхал его и опять на меня выразительно посмотрел. Ну, что за умница у меня кот! Бывают минуты, когда мы отлично понимаем друг друга.

Ящичек я спустил вниз, отёр с него пыль. Прекрасная старинная вещь: не то ларец, не то шкатулка. И опять же, как и в первый раз, я не мог его открыть. Попробовал потрясти: что-то там, действительно, лежало. Но что?

О том, чтоб сломать ящичек, — вскрыть, например, стамеской, — не могло быть и речи. Я ни за что не стану портить такую вещь.

Поворачивая ларец в руках, я обнаружил на нём знакомые знаки — те самые, какие были нарисованы снаружи на двери нашей Музыкальной Комнаты. Не знаю почему, но это укрепило меня в мысли, что флейта должна быть здесь.

— Ну, и как нам с тобой теперь быть? — спросил я кота.

Он преспокойно уселся на траву и принялся вылизывать

правую заднюю лапу. Ящичек, мол, мы с тобой нашли, я тебе в этом помог, а уж как ты его откроешь — твоя забота.

Ладно. Думаю я над этой находкой. Кручу так и этак… Попробуйте-ка открыть ларец, в котором нет даже отверстия для ключа!И вот — не помню уж, по какой счастливой случайности — я как-то очень неловко его повернул, и ящичек вывалился у меня из рук. Когда он ударился о землю и оказался в траве, я услышал очень приятную мелодию, которую вызванивал какой-то спрятанный в ящичке механизм: дед Елисей и тут умудрился сделать музыкальный сюрприз! С последней нотой мелодии крышка деревянного ларца звонко распахнулась… Наконец, я увидел то, что искал. .

Она была не совсем обычная, эта флейта. Во всяком случае, мне такая в руки не попадалась. Сделана она была из какого-то тёмного дерева, но мундштук и клапаны были металлические.

Когда я приладил её к губам и взял первую ноту — тембр показался мне также не совсем обычным, но я не мог бы сказать, в чём тут, собственно, дело: как будто нормальный флейтовый тембр, и в то же время были в нём какие-то призвуки, которые придавали ему очень насыщенную и необычную окраску.

Я встал посреди двора, как посреди сцены. Слушателей у меня, кроме моего кота, в пределах видимости не было. Я объявил:

— Дорогие слушатели! Мы начинаем наш концерт, о котором граждане всех культурных стран мечтали целых три тысячелетия! Сейчас для вас прозвучит музыка. Эту музыку на флейте легендарного Орфея, для вас исполнит замечательный флейтист современности Владимир Коростылев. Этюд ми минор! Автора не помню, но это не важно.

С последними словами я отвесил моему Амадею церемонный поклон. Амадей смотрел на меня, пожалуй, с любопытством. Ничего выдающегося он, конечно, не ждал. О моих исполнительских возможностях мой кот был не слишком высокого мнения. Насколько я помню, мою игру он никогда внимательно не слушал. Конечно, ученический этюд — не самое лучшее, что можно услышать на флейте, но именно эту вещь я помнил наизусть и потому выбрал её.

Беру я, значит, флейту и начинаю играть.

Пальцы плохо слушаются: за месяц летних каникул я ни разу не брал инструмент в руки. Я играл и всё время смотрел на моего кота: что он будет делать? Очень уж мне хотелось, чтоб Амадей приполз ко мне на брюхе точно так, как это делали дикие львы и волки, заслышав игру Орфея! Но чёрный дуралей даже не позаботился выразить свой восторг. Правда, вначале он слушал мою игру с некоторым любопытством. А минуту спустя-зевнул, вывернул голову и почесал ухо задней лапой. Потом он отвернулся. За такое очевидное равнодушие к моей игре я чуть было не шмякнул его по башке флейтой. Тоже мне, эстет!

Я уж собрался было прервать мой этюд на середине — толку от него всё равно никакого не было, — как вдруг в поведении кота произошла любопытная перемена. Он явно заволновался, забеспокоился и начал вести себя так, будто в пяти шагах увидел мышь: он припал к земле, задрожал всем телом, глаза загорелись, уши то прижимались к затылку, то опять становились торчком… Он вот-вот готов был совершить свой замечательный прыжок -и сцапать жертву. Мне стало обидно: какая-то ничтожная мышь была для моего друга важней моей игры! «Небось, в присутствии Орфея звери ни на кого не охотились, — подумал я. — Они наслаждались великим искусством! А моему охламону ничего не интересно, только бы хорошо закусить».

Стоило мне об этом подумать — и поведение моего кота стало странным образом меняться: он вдруг приподнял голову, вытаращил глаза. Потом оглянулся — направо, налево. Потом выгнул спину и зашипел. Он шипел так яростно и так громко, как будто это был не кот, а паровая машина! Никогда в жизни не слышал, чтобы коты так шипели. Потом он стал пятиться. Повернулся вокруг своей оси. Ещё раз зашипел, даже зарычал — и глаза его стали абсолютно круглыми и ярко-жёлтыми.

Что с ним случилось-то, Господи?

Я перевёл глаза в ту сторону, куда он смотрел, — и чуть не выронил флейту. Судите сами: наш двор со всех концов наполнялся крысами! Они лезли отовсюду: из подворотни, из дома, из-за кустов смородины, пролезали сквозь щели в заборе. Некоторые как будто принюхивались к чему-то, некоторые становились на задние лапки и застывали в этой позе, как загипнотизированные. На кота они не обращали никакого внимания. Но я-то хорошо представлял себе, что творилось в его кошачьей душе; у меня было чувство, что ещё немного — и он окончательно взбесится.

И точно — сделав какой-то странный прыжок вверх, мой кот заорал дурным голосом, кинулся к ближайшему дереву и через пять секунд уже был на верхней ветке…