Избранник Ада - Николай Норд

Моиз скривил скептическую физиономию.

– Это вы сам мочь посчитать. Только у нас, на Запад, ваш рубль ничего не стоит – просто бумага, фантик, – тоже поубавил голосовой мощи негр, и дальше весь наш разговор так и продолжился – втихушку.

– Значит, получается, где-то три с половиной тысячи рублей. Что ж, на хороший «Урал» с коляской и даже на «Яву» – хватит, а на нормальную машину – нет, только на хохляцкую или инвалидку, и я, нехотя, вернул часы негру.

– Вы хотите машина? – Моиз встрепенулся, видно мои слова зацепили в нем что-то.

Он, наклонившись вбок, пристально посмотрел мне за спину, вглубь коридора, потом, зачем-то, оглянулся на окно за своей спиной, за которым был один только мелкий дождик, колотивший в стекла, и расстегнул в портфеле крышку. Он придвинул портфель ко мне и сказал совсем шепотом:

– Вы, пожалуйста, приоткрыть портфель и посмотреть туда. Только, ради бога, ничего не вытаскивать. Только посмотреть.

Я тоже зачем-то оглянулся и придвинул к себе портфель. Заглянул внутрь. Там, в самом широком его отделении, лежала упакованная банковской лентой пачка зеленых – десять тысяч долларов! Ого! Это же девять тысяч полновесных советских рубликов! А то и все двадцать, если поменять где надо, и если не заметут. Вот тебе и машина с квартирой! Сами в руки идут! Второй раз за день я почувствовал мокроту в пальцах и сухость во рту. Я облизнул, неожиданно вспыхнувшие огнем, губы. Живут же некоторые!

Вид несметных, как мне казалось, богатств – золота, драгоценных камней, долларов, которые я сегодня лицезрел, заставили меня по-другому посмотреть на нашу советскую счастливую жизнь.

Как тебе известно, милый читатель, живу я в двухкомнатной квартире, со смежными комнатами, вместе с моими родителями, если не сказать бедно, то – бедственно, в порядочной нужде – это точно. Да и с чего нам было роскошествовать с нашими доходами и с болезнями отца, которому нужны всевозможные дорогие, по тем временам, лекарства? Я получал стипендию – тридцать пять целковых, отец – восемьдесят рублев пенсии и мать сто двадцать зарплаты. Итого – двести тридцать пять рубликов мы имели на троих в месяц – по семьдесят восемь, с малым хвостиком, на брата. На солдатское постное питание нам еще, кое-как, хватало; скромную одежду, с планируемым износом лет на пять – десять – тоже. Но о большем думать не приходилось. Новый телевизор «Рубин» в рассрочку мы купили, а катушечный магнитофон «Яуза», за сто восемьдесят рублей, который я присмотрел в нашем универмаге – пока не можем. В местный дом отдыха, за речкой, по профсоюзной путевке, за тридцать процентов стоимости, смотаться отдохнуть, в гуще народных низов – это еще нам по силам. А на Черноморский курорт – надо пару-тройку лет подкопить, либо залезть в порядочные долги – слава богу, тогда люди занимали деньгу, у родственников и знакомых, без процентов, а должники и кредиторы не имели привычки мочить друг друга.

Правда, в кино сходить было не накладно, как и купить мороженное, литр молока или булку хлеба – основные продукты питания; но посетить театр, так чтоб с буфетом, увы – не всегда. Общественный транспорт был недорог, но, зато, своих колес, практически, ни у кого не было. Жизнь в бедламе коммуналок – было обычным делом, хрущевки только-только начали строить, но, глядя правде в глаза, следует заметить, что квартплата была вполне приемлемой. С другой стороны, любое образование – бесплатно, правда, дипломы наши на Западе не признавались, ввиду ничтожности полученных прикладных знаний, ибо само образование было сильно разжижено множеством различных никчемных предметов вроде «Истории КПСС» и «Марксистско-Ленинской философии». Да нас-то и готовили чисто для внутреннего употребления, какая уж там работа за кордоном! О простом заграничном путешествии – и то мечтать не приходилось, особенно в капстраны. Мало того, что дорого, еще и через колючее сито спецслужб не один месяц проверки проходить надо было. Если ты связан с каким-нибудь оборонным заводом или институтом, а тогда их было большинство – в стране любили все секретить до опупения, то тебе путь за железный занавес заказан даже через много лет после того, как ты оставишь это «секретное» заведение. Причем, странно получалось: какой-нибудь «Сибсельмаш», с сорока тысячами рабочих и служащих, делавший, в каком-то одном цехе, снаряды для «катюш», которые давно уже штампуют, по нашим технологиям и чертежам, где-нибудь в Китае или Румынии, а в остальных цехах изготовлявший сеялки и веялки, целиком весь подпадал под невыездную статью. То есть, пять процентов работников делают, давно известную в остальном мире и, фактически, рассекреченную, устаревшую продукцию, а всем остальным тридцати девяти тысячам рабочим и служащим – выезд в загранку закрыт. И так – повсеместно.

Таким образом, мало кто, даже имея средства, реально мог претендовать на заграничную турпоездку, хотя бы, в соцстраны. Например, моя мать находилась именно в таком положении, работая на предприятии, типа, «Сибсельмаш». А, значит, и остальным членам ее семьи – то есть, мне и отцу, путь за кордон был заказан.

И что же я мог сделать в свете тех, так сказать, задач, которые поставила передо мной Софья? Я бы с удовольствием перешел на вечернее отделение института и пошел работать, но меня бы сразу загребли в армию на три года, и тогда меня б ждал тот же финал: прощай любимая! Но если бы и не загребли? Много бы я сумел заработать всего за несколько месяцев? Полтыщи – на мотороллер? Мысль, пойти и что-нибудь купить-продать, не приходила мне в голову всерьез из-за моего, донельзя, советского воспитания, к тому же, из-за моей неосведомленности в этом вопросе, я мог запросто оказаться в следственной камере за спекуляцию. Одним словом, я не знал, как, без посторонней помощи, мне выправить мое финансовое положение.

И вот, теперь, откуда ни возьмись, как черт из табакерки, появляется Моиз со своими денежками. Вот они – квартира и машина! Но только… без Софьи! Но как же без нее? Ведь Софья, это не только любимая женщина, это несметно богатая женщина. Женщина-мечта! Вот именно – мечта. О ней остается только мечтать, если я не выполню ее воли. А, взяв на это деньги у Моиза, я распрощаюсь с мечтой, она будет продана ему. Вот какая головоломная складывается ситуация! Или птичка в руке – иль девица вдалеке…

Нет, у меня еще есть время побороться, чертов негр!

– Вот что, дорогой мой Моиз! С твоей капустой меня тут мигом заметут лет на десять за решетку, а то и вышку припаяют, стоит только пронюхать об этом любой свинье. Статья у нас тут есть в СССР одна валютная. Так что извини, доллары меня не устраивают, – придумал я для негра откаряку, подвигая к нему назад портфель, который, вдруг, показался мне таким тяжелым, что его впору было толкать бульдозером.