Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!» - Герман Романов

Петр прикинул размеры людских потерь за двести лет и побагровел, потом побледнел от ярости – чуть ли не четыре миллиона человек. Пятый житель нынешней Российской империи! Но ведь при Иване Грозном население было в пять раз меньше! Это сколько они крови русской выпили?!

Захотелось повстречаться с одним классиком и намотать его бороду на кулак – ты это чего, Карлуша, о феодальном и капиталистическом способе болтал?! Тут самое натуральное рабовладение, а способ создания материальных благ основан на грабеже. И ведь не боятся ответа, совсем без «башни»! С пруссаками пока воевали – татары четыре набега совершили, увели и убили 12 тысяч душ. Десять лет прошло с той поры всего!

Последние пять лет унялись, на империю набеги почти не совершали, так, на рубежах хапали тех, что рот раззявили. Зато подольским хохлам досталось, а ведь души-то свои, православные.

Русские послы в Константинополе каждый год требовали и просили султанских чиновников унять татар, но без толку. Турки бакшиш охотно принимали, но руками разводили – татары-де самостоятельны, и султан не может им приказать за добычей и рабами к соседям не ходить, ибо помрет народец крымский тогда от голода, поелику ничем другим заниматься не умеет.

«Ну, раз султан не в силах, то, может, у нас получится как-нибудь разбои унять?» – резонно вопрошали послы. Но стоило русским на Крым с отместкой сходить, как османы тут же войной гяурам грозили. И что ты будешь делать?!

И он вспомнил школу – был у них в третьем классе ученик один, всех достал пакостями. Побить его не могли – у того в восьмом классе братик был мордастый с кулаком тяжелым. Но через год дождались своего – тот сам нарвался, и десятиклассник отлупил его. И сразу младшему сопатку начистили всем скопом – притих, паскудник, стал шелковым.

Так и здесь – если сегодня турок в плоский блин раскатать удастся, то татарам кирдык наступит. Орду обратно не пропустят, а если она попытается прорваться, то по Днепру флотилия ходит – пусть рискнут переправиться! Через пару месяцев русская армия на Крым пойдет, татар там мало осталось, хан ведь всю орду сюда увел, чтоб раз и навсегда с этим разбойничьим гнездом покончить…

– И горе им, если за сабли схватятся!

Юконский острог

Григорию Орлову не спалось – маета сплошная, весь на кровати извелся. Женское тело обжигало грелкой – скво дрыхла без задних ног после тяжелого трудового дня и не менее тяжкого, но более жаркого вечера.

– Да что ж это такое творится, святые угодники? Всегда почивал хорошо, засыпал почти сразу и сновидениями не мучился! – пробормотал он и перевернулся на другой бок, подальше от «постельной печки».

Весь искрутился, тело колется, будто не тюфяк под ним, а скошенина, на которой в детстве без обувки подошвы ног себе истыкал, когда сдуру пробежался. Хорошо, что клопов нет, а то добавили бы ужаса.

Покрутившись еще разок, бывший гвардеец, а ныне губернатор мысленно плюнул и решительно встал. Видно, не судьба уснуть, тогда надо делом себя занять. А чем можно заняться ночью, хоть и светлой, северной? Которая и не ночь вовсе? И на память давит – в Петербурге недаром в июле такие ночи «белыми» именуют.

– Пойду-ка проверю служивых, – вслух проговорил Орлов. – Ноне в остроге Алешкины вояки стоят, погоняю чуток. А то совсем обленились за сутки, вчера частокол в трех местах облевали…

Сказано – сделано. Орлов резво встал, всей пятерней почесал волосатую грудь. Лениво глянул на тугое тело бесстыдно раскинувшейся на постели индианки – забавна, искусна, но не более. Жениться на ней он не собирался – чай, губернатор сейчас, партию себе получше найдет. Но то потом будет, его сейчас и эта баба устраивает – послушна как шелковая, без норова – «объездил» ее хорошо.

Этим-то туземки и привлекали, а к русской бабе здесь и не подступишься – редки они. А ежели какую и завалишь на постель, то сразу с претензиями – и то ей сделай, и тем отблагодари.

А за что? Естество – оно одно, что у аборигенок, что у баб. С первыми намного проще, только хорошо в баньке выпарить нужно – пованивают так, что в нос шибает.

Орлов натянул ставшие привычными шаровары – очень удобны, ткань крепкая, мотня не жмет, куда там узким столичным панталонам. Для здешних мест те крайне неудобны, по камням не побегаешь, через кусты не проломишься. А в шароварах хоть золото мой, хоть пляску задавай.

Рубашку надел хоть многократно штопанную, но чистую. Сверху накинул казачий кафтан, застегнулся и подпоясался. Перекинул через плечо портупею со шпагой, привычно проверил, как ходит клинок в ножнах. К сабле Григорий не привык – старая шпага ему и так надежно и хорошо послужила. Засунул за пояс гладкоствольный пистолет – тоже по привычке, кого в остроге бояться, но положение, как говорится, обязывает.

Подаренное императором новое ружье с патронташем Григорий брать не стал потому же, хоть то маняще блистало стволом. Решил утречком еще пару раз выстрелить – бой просто изумительный.

Еще раз посмотрел на туземку – игривая мысль на секунду заползла в голову, но гвардеец ее отринул. Служба прежде всего! А потому решительно вышел из дома, хлопнув дверью, и тут же немного удивился – прикормленная им собачонка впервые не подбежала к хозяину, помахивая хвостом и норовя ткнуться лапами. Всегда рядышком, а тут нет! Он оглянулся.

– Твою мать! Да ты дрыхнешь, как сурок! – Орлов усмехнулся.

Собака никуда не делась, из-под крыльца торчала лапа. Он тихонько свистнул – сучка на этот свист отзывалась немедленно. Но на этот раз не соизволила даже ножкой дрыгнуть.

– Я не гордый, щас сам вытащу! – Он наклонился и взялся пальцами за мохнатую лапу и тут же все понял по окоченевшей конечности. Мельком глянул – оскаленная пасть, залитая кровью шерсть. Широкий порез по горлу, и лужа крови…

– Это ж какой лиходей мою псину прирезал?! – чуть не взревел Орлов во весь голос и тут же осекся. Он сразу заметил неладное – караульного на вышке не было…

Троянов вал

Генерал-аншеф Румянцев пристально взирал на размеренно идущие по сужающимся лощинам четкие квадраты каре русских полков. Хорошо наступают – сам же их выпестовал!

Рассветало.

– Пушки уже выкатили, – глухо пробормотал генерал, оглядываясь назад. Диспозиция, принятая императором, его несколько удивила – дивизии шли в наступление уступами, а не ровной линией, как предложил он сам. На левом фланге дивизия Племянникова прошла чуть вперед, как бы догоняя идущий в обход корпус Суворова из двух самых слабых дивизий. Тянулась за ним, как нитка за иголкой.

В центре колыхались квадраты, а за ними и колонны гвардии, командование над которой принял сам император. Семь тысяч отборных штыков – страшная сила, в полтора раза больше, чем в любой другой дивизии. И вооружены почти все гвардейцы только новыми нарезными фузеями, тогда как в остальных полках три четверти ружей старые гладкоствольные, пусть и с «крутящимися» пулями. И пушки у гвардии новые, но с десяток всего – больше на заводах не осилили.