Львы Аль-Рассана - Гай Гэвриел Кей

— Нет никакого вопроса.

Она ожидала этого, и была готова. Четверо мужчин повернулись к ней.

— Аммар, если я могу быть уверена, что мои родители в безопасности с Родриго и королем, тогда, боюсь, ты вынужден будешь позволить мне ехать с тобой — или я убью тебя, еще до того как ты покинешь этот лагерь.

Она увидела, как Родриго Бельмонте улыбнулся в первый раз за эту ночь, и знакомое выражение смягчило его лицо.

— Вот как. Значит, ты познакомилась с моей женой? Джеана повернулась к нему.

— Да. Госпожа Миранда оказалась такой красивой и любезной, как о ней говорили другие. Она позволила бы тебе оставить ее при подобных обстоятельствах, сэр Родриго?

Аммар быстро начал:

— Это не то же…

— Это то же самое. Почти никакой разницы, — резко перебила Джеана. Она боялась, что усталость снова заставит ее расплакаться, а ей этого совсем не хотелось.

— Послушайте, — произнес король Вальедо, — я сожалею, что приходится высказываться по делам сердечным, но мне нужно знать, почему я должен позволить человеку, который сам провозгласил себя будущим каидом моих врагов, уехать.

У Джеаны пересохло в горле. Сердце ее глухо забилось. Об этом она не подумала.

— Вы должны позволить ему уехать, — тихо ответил Родриго.

Король метнул в него острый взгляд, и Джеана заметила, что он старается сдержаться. То, что он только что сказал, привело ее в ужас. По правде говоря, учитывая начавшуюся войну, она не видела причин, по которым король обязан позволить им уехать. У Аммара был шанс, он получил потрясающее предложение, а сейчас…

— Должен? — спросил Рамиро Вальедский. — Мне никогда не нравилось это слово, сэр Родриго.

— Государь, простите меня, — хладнокровно ответил Родриго, — но у меня — у нас — сто пятьдесят человек находятся в армии Рагозы. Они там в ловушке. Когда придет весть о том, что вы вступили в Аль-Рассан, и что я с вами, и что король Халоньи тоже отправился на юг, то, полагаю, эмиру Рагозы Бадиру посоветуют уничтожить мой отряд, до того как его используют против него. Лицо Аммара стало мрачным.

— Ты считаешь, что Мазур даст такой совет?

— Бен Аврен или кто-нибудь другой. Помнишь прошлую осень? Бадир дал тебе названную тобой цену, равную моему жалованью и жалованью всех воинов моего отряда. По этой мерке он совершит менее значительный поступок, уничтожив их, чем мы, если бы убили тебя.

— Ты играешь словами. Это не настоящая мерка, Родриго.

— А какая настоящая? Во время войны? Им грозит смертельная опасность. Я должен попытаться их спасти. Ты — лучший для меня способ сделать это, и в данный момент — единственный. Цена твоей свободы такова: ты сделаешь так, чтобы моим людям разрешили покинуть ту армию и прибыть сюда, и поклянешься в том своей честью.

— А если я не смогу?

На этот раз ответил король. Его гнев уже улетучился.

— Вы согласитесь вернуться и предстать перед моим судом, и дадите в том клятву. Настоящая мерка или нет, если эмир Бадир дал такую цену за ваши услуги, я тоже готов ее заплатить.

— Согласен, — тихо ответил Аммар.

— Ты можешь освободить их и все равно вернуться, — быстро прибавил Родриго. «Он не из тех, кто легко сдается, если вообще сдается, — поняла Джеана. — И он готов поступиться гордостью». В его голосе звучала мольба.

Она увидела, что Аммар тоже ее услышал. Он должен был ее услышать. Снова эти двое посмотрели друг на друга, но к этому моменту кони давно уже ускакали далеко в слишком просторную, слишком темную ночь. Все было кончено.

Аммар тихо сказал:

— Мы отказались сражаться друг с другом в тот день, в Рагозе.

— Я помню.

— Они предлагали это ради развлечения. Теперь мир стал другим, — произнес ибн Хайран с невольным смущением. — Мне… очень жаль говорить это. Больше, чем я могу выразить. Родриго, я бы хотел…

Он на мгновение задумался, потом развел руками и замолчал.

— У тебя есть выбор, — сказал Родриго. — Сегодня ты делаешь выбор. Ты получил от нас предложение.

Аммар покачал головой, и когда заговорил, в его голосе тоже звучали нотки отчаяния.

— Это не совсем выбор, — сказал он. — Здесь нет выбора. Я не могу отвернуться от этой земли, теперь, когда она в таком горестном положении. Ты понимаешь? Родриго, ты один из всех людей, должен это понять. — Они услышали его короткий, хорошо знакомый, издевательский смешок. — Я — тот человек, который убил последнего халифа Аль-Рассана.

И, услышав эти слова, Родриго Бельмонте склонил голову, словно смирившись с падающим на его шею мечом. Джеана видела, как поднял руку Аммар, словно хотел прикоснуться к нему, но потом опустил ее.

Она услышала, как рядом с ней плачет Альвар де Пеллино. Позже она вспомнит эти слезы и будет любить его за них.

Ее родители спали, и двое спасенных детей тоже, в палатках, выделенных им королевой. Джеана заглянула к ним, а потом пошла, как обещала, сменить Бернара д'Иньиго у постели больного. Ей следовало за это время поспать, но в эту ночь, очевидно, спать не придется. Ей, во всяком случае.

Она к этому привыкла. Лекарям часто приходится нести ночное дежурство рядом с теми, кому они могут помочь в борьбе с наступлением последней тьмы. Но эта ночь не походила ни на одну из прожитых ею до сих пор. Она означала, в подлинном смысле, завершение всего, что Джеана знала прежде.

Бернар д'Иньиго устало улыбнулся ей, когда она подошла. Он прижал палец к губам. Джеана увидела, что Фернан уснул на земле рядом с братом. И его мать тоже, лежа головой на подушке и накрывшись маленьким одеялом.

— Отдохните, — шепнула Джеана лекарю-джадиту. — Я подежурю остаток ночи. — Д'Иньиго кивнул головой и встал. На ходу он слегка пошатывался. Они все смертельно устали.

Джеана посмотрела на Диего. Он лежал на спине, головой на сложенных одеялах. В ней снова проснулся лекарь. Она опустилась на колени, взяла его за запястье и тут же почувствовала прилив надежды. Его пульс бился сильнее и не так часто.

Она подняла взгляд и махнула рукой. Стоящий неподалеку с факелом солдат подошел ближе.

— Посвети мне, — шепнула она.

Она приподняла закрытые веки мальчика и посмотрела, как зрачки реагируют на свет: одинаково, и оба находятся в центре глаз. Тоже хорошо. Он был очень бледен, но этого следовало ожидать. Жара нет. Повязка держится прочно.

Он в удивительно хорошем состоянии. Несмотря на все, что произошло. Джеану снова охватила дрожь от гордости и изумления. Этот мальчик, по всем законам, по всей науке, должен был умереть.

И он бы умер, если бы его лечила Джеана. Если бы его лечил Бернар д'Иньиго или любой другой лекарь, которого она могла вспомнить. Он жив, его сердце бьется уверенно, дыхание равномерное, потому что Исхак бен Йоннанон все еще, после пяти лет во тьме, самый смелый и самый одаренный хирург на свете. Кто стал бы это отрицать после нынешней ночи? Кто посмел бы?