Итальянская новелла Возрождения - Джиральди Чинтио

— А как вы сможете доказать свою древность, столь древнюю, — спросил Каньюоло, — если ее будут оспаривать?

У герцога был шут, очень острый на язык и бесцеремонный, который, выслушав небылицы, сказанные приором кармелитов, выскочил на середину зала и промолвил:

— Domine doctor[214], падре говорит правду, что во времена апостолов не было других братьев, кроме них; ведь это их подразумевает апостол Павел, когда пишет: «Periculum in falsis fratribus»[215]. Вот от этих-то лживых братьев и пошли они.

Некоторые при остроумных словах шута стали смеяться, а герцог, услышав это забавное суждение, приказал не поднимать больше никаких споров, а сохранить старые обычаи. Все это одобрили, и кармелиты удалились осмеянные.

Часть третья, новелла XXXV

Некий доктор меняется одеждой с мужем своей возлюбленной и с полудня забавляется с ней

Не так давно жил в Милане молодой доктор права, не менее преданный женщинам, чем кодексу Юстиниана. Влюбившись в одну молодую женщину, которая удачно вышла замуж, он часто встречался с ней для взаимных любовных утех. Муж этой дамы, человек знатный и богатый, был в то же время весьма чудаковат, и хитрая жена без особых усилий могла внушить ему все, что хотела. Так как у него была тяжба с соседом по поводу границ его усадьбы, ему постоянно приходилось встречаться с доктором права, поэтому любовники, не внушая никому подозрений, могли беседовать и великолепно устраивать свои делишки без всяких посредников. В доме никто об этом не знал, кроме одной служанки. Случилось однажды, что наш доктор, сев спокойно на мула, отправился на свидание со своей милой. По дороге ему попался муж дамы, который совершал прогулку верхом на лошади; увидев доктора, он подъехал к нему и завязал беседу по поводу своей тяжбы. Мессер доктор, которому было не до разговоров о тяжбе, ответив ему несколько слов по этому делу, сказал:

— Вы очень кстати повстречались мне, потому что я собирался на свидание к своей возлюбленной и все раздумывал, как бы мне раздобыть плащ, а ваш как раз подойдет, если вы пожелаете одолжить мне его. Мы могли бы войти в церковь Сан-Назаро, я вам отдал бы свою тогу, а вы мне плащ, и вы подождали бы с полчасика, пока я вернусь., А в это время вы можете прогуляться по церкви, где, как вы знаете, полумрак и прохлада.

— С удовольствием, — отвечал добряк, — я готов услужить вам и чем-нибудь большим, не то что плащом.

Оба спешились и вошли в церковь, которая, как вы знаете, находится на пути к Порта Романа. Здесь мессер доктор снял свою длинную тогу из дамасской ткани и отдал ее простаку, от которого получил саблю и испанский плащ. Когда доктор увидел своего приятеля, у которого тога волочилась по земле, он, смеясь, сказал:

— Вы можете преспокойно прогуливаться по церкви до моего возвращения, я уверен, что ни один человек вас не узнает.

Доктор был одним из самых высоких в Милане, а муж дамы немного меньше меня[216]; представляете себе, как он выглядел в такой длинной одежде. Так они поменялись платьем, муж дамы остался в церкви, а доктор в коротеньком плаще взял с собой одного из своих слуг, а другого оставил стеречь мула. Поспешно пустившись в путь, он явился к жене оставленного в церкви простака и рассказал ей, как они поменялись одеждой, чему она очень смеялась. Потом они пошли в комнату и стали там предаваться любовным утехам, загоняя дьявола в ад, и не заметили, как бегут часы, ибо в удовольствиях время протекло для них быстро, хотя они были вместе уже около двух часов.

Муж дамы, разгуливавший по церкви в своей тоге, видя, что прошло уже много времени, а доктор все не возвращается, решил отправиться восвояси. Дом его находился неподалеку от церкви, где он прохаживался. Выйдя из церкви, он сказал человеку, который держал докторского мула:

— Скажешь своему хозяину, когда он вернется, что я пошел домой и буду его там поджидать, чтобы он мог взять обратно свою одежду.

Потом он сел на лошадь и направился прямо к дому, опасаясь, как бы не встретить знакомых, которые могли бы узнать его в этой одежде. Осведомленная обо всем служанка по приказанию своей госпожи стояла у окошка, и, увидя, что возвращается хозяин, сообщила об этом любовникам; тогда они, прекратив свои любовные ласки, спустились в сад и стали прогуливаться по аллее под виноградными лозами. Когда муж спешился и увидел в саду жену с доктором, он не подумал ничего дурного, а только сказал:

— Хорош был бы я, если бы еще ждал вас!

На что доктор тотчас ответил:

— Я был в церкви, но не найдя вас там, не сел на мула, а прошел пешком боковой уличкой и нашел в саду мадонну, которая была чрезвычайно удивлена, видя меня в этом плаще. И вот, когда вы входили, я как раз начал рассказывать ей о причине этой перемены одежды.

— Ну, значит, — перебил его простак, — мы с вами разминулись, потому что я пошел по главной улице.

Ни о чем другом он и не подумал.

Тогда дама сказала мужу:

— Ах, я знаю, супруг мой, у нас такой усердный адвокат, что когда ему нужно заниматься делами, он обманывает бедных женщин!

И зная, в чем доктор сейчас более всего нуждается, она велела принести лакомств и дорогих вин для угощения, дабы мессер доктор немного восстановил свои силы. Однако все больше смеялись, чем угощались, впрочем, смеялись по-разному. Потом послали за мулом, и доктор благополучно вернулся домой, и впоследствии вместе со своей дамой они много раз потешались, вспоминая этот случай с переменой одежды.

Мне казалось не совсем удобным в силу разных соображений называть имена, и в особенности имя дамы, дабы мессер доктор, который неоднократно рассказывал мне об этой проделке, не расстался бы со своими удовольствиями и не рассердился бы. Но когда вы вернетесь в Милан, я обещаю, что вы услышите об этом из уст самого доктора, который — я в этом глубоко уверен — назовет вам имена супругов, если вы, разумеется, пообещаете ему держать их в тайне.

Часть третья, новелла XLIII

Дон Ансельмо и дон Баттиста, подозреваемые в том, что они провели ночь с женщиной, публично посрамлены на площади в Комо

Разумеется, синьоры мои, великое это зло, что священники так охотно устраивают крестовые походы против жен своих односельчан, словно тот из них достоин большей похвалы, кто больше одурачил своих прихожан. Поэтому в наши дни священников так мало уважают, меж тем как в былое время они пользовались всеобщим почетом. Меня все это нисколько не удивляет, ибо среди них есть много таких, которым больше пристало пасти свиней, чем быть в церкви и заниматься священными делами; они плохо читают, еще хуже поют божественные песнопения, а из того, что читают, понимают очень мало или совсем ничего; зато, если уж привяжутся к какой-нибудь женщине, то редко оставляют ее в покое, пока не попользуются ею. Есть и такие, которые с ханжеским видом без конца всех обманывают и под маской смирения водят людей за нос. А что скажем мы о тех, которые, окончив служить мессу, отправляются объедаться и опиваться в таверну или целыми днями, как завзятые мошенники, не выпускают из рук карты и кости? Однако мне сдается, будто вместо того, чтобы рассказать вам новеллу, я поднялся на амвон и собираюсь произнести проповедь.

Итак, оставляя заботу об их исправлении на совести прелатов, начну с того, что в нашем городе Комо[217] не так давно должны были состояться похороны одного из знатнейших и благороднейших дворян города, графа Элеутеро Русконе, и все священники и монахи Комо были приглашены на торжественное погребение. Когда наступил час выноса тела Элеутеро, было обнаружено, что недостает двух весьма уважаемых приходских священников, которые были приорами в своих приходах. А так как они считались в народе людьми праведными, послали к ним домой и в церковь, но их нигде не оказалось. Это послужило причиной общего волнения, даже высказывалось опасение, не убиты ли они разбойниками. Так или иначе после долгих поисков, видя, что они не появляются, приступили к погребению, которое было пышным и торжественным. По окончании его должны были от имени губернатора обнародовать некоторые указы, поэтому все присутствующие на похоронах собрались на площади, на которой появились и наши святые отцы. Но в каком виде! Вы только послушайте.

Между церквами этих священников проживал в своем домике красильщик по имени Абондио из Порлецца, человек очень веселый, у которого была жена, Аньезе из Лугано, женщина красивая собой, молодая и весьма честная; у нее в обычае было каждый день ходить к мессе в церковь дона Ансельмо, так звали одного из тех священников. Тот, видя ее каждый день у мессы и находя красивой, воспылал так сильно, что, когда она несколько привыкла к нему, сразу же попросил у нее самого дорогого. Она была глубоко оскорблена такой непристойной просьбой, сказав священнику, что его дело служить мессу, и с тех пор стала посещать церковь другого священника, которого звали дон Баттиста; а тот, увидев ее, задумал с ней породниться — таким же способом, как и дон Ансельмо. Итак, едва познакомившись с ней, он, чтобы не терять попусту времени, попросил у нее милостыни святой Нефиссы. Бедной женщине показалось, что она попала из огня в полымя, и она решила впредь ходить к мессе в церковь при больнице, хотя это было ей неудобно и далеко от дома. Муж, заметив это, спросил о причине такой перемены. Она, чтобы не вызывать у мужа никаких подозрений, рассказала ему подробно обо всем, что произошло, на что тот, немного рассердившись, сказал: