Дочери Лалады. (Книга 2). В ожидании зимы - Алана Инош

– Пойдём. Только оденься и шелом свой не забудь. Няньки тебя, наверно, помнят… Лучше им не видеть твоего лица.

– Да уж ясное дело, – ответила Искра, натягивая порты и обуваясь.

Рубашку надеть она ещё не успела, и Лебедяна провела рукой по её сильной спине, любуясь движением мускулов под кожей. Искра обернулась через плечо, уголок её губ дрогнул в улыбке.

– Что, моя ненаглядная?

– Ты самая прекрасная на свете, – еле слышным от нежности голосом проронила Лебедяна.

Искра повернулась к ней лицом, сияя клыкастой улыбкой. Надев рубашку, она опустилась на колени и поцеловала Лебедяну в бедро, в пушистый треугольник лобка, в пупок, в плечо…

– Нет, лада моя, это ты прекрасней всех. – Последний поцелуй она запечатлела на губах княгини Светлореченской.

Хоть Лебедяна могла теперь одеваться сама, Искра подала ей рубашку и кафтан. Просунув руки в рукава, Лебедяна повернулась и обняла её за шею. Тревога из сна всколыхнулась, и ей не хотелось отпускать любимую от себя. Обнимала Искра в ответ крепко, так что даже дышать стало трудно, но Лебедяне было сладко и уютно в этой тесноте. Её губы разгорелись и припухли от множества поцелуев, но она ненасытно слилась с Искрой в ещё одном.

– Ну, пойдём, – сказала она приглушённо, с муками и кровью сердца отрываясь от груди, на которой была так счастлива.

Злата посапывала на печке в послеобеденном сне. Завидев княгиню Светлореченскую, няньки всплеснули руками:

– Ахти, госпожа! Сама встала, родненькая!… А похорошела-то как!…

– Тсс, – шикнула на них Лебедяна. – Злату разбудите… А ну-ка, нянюшки, выйдите-ка вон на время. Давайте, живенько…

Те, с любопытством поглядывая на женщину-кошку в шлеме, повиновались. Лебедяна, встав на деревянную лесенку, заглянула дочке в личико: та крепко спала, пуская слюнки из уголка губ.

– Смотри, – прошептала княгиня, подзывая Искру и уступая ей место на лесенке.

Выражения лица женщины-кошки не было видно из-за шлема, но Лебедяна сердцем и кожей чуяла её волнение. Когда рука Искры, прикрытая с тыльной стороны кисти стальным щитком, протянулась к девочке, её пальцы подрагивали. Нежно вороша кудряшки Златы, Искра промолвила вполголоса:

– Жаль, что спит… Хотела бы я ей в глазки посмотреть. Они правда мои?

– Правда, – улыбнулась Лебедяна. – Твои, вылитые.

А Злата вдруг пробудилась и, увидев над собой кого-то незнакомого в страшном шлеме, заревела. Угадав причину её испуга, Искра сняла шлем и подхватила малышку на руки, но та продолжала отчаянно и громко плакать, отворачиваясь.

– Злата, тш-ш, тш-ш, не бойся, – принялась успокаивать её Лебедяна. «Сейчас как набегут няньки на крик и всё увидят…» – всполошённо думала она.

Искра между тем нежно ткнулась носом в ушко девочки и замурчала. Злата удивлённо смолкла, всё ещё время от времени судорожно вздрагивая.

– Мррр… чуешь родную кровь? – мурлыкнула Искра. – Чуешь, чуешь, умница. – И добавила с теплотой, обращаясь к Лебедяне: – Правду ты сказала, лада: глаза – мои.

Девочка была так зачарована мурлыканьем, что позволила ей себя поцеловать. А опасения Лебедяны оправдались: дверь приоткрылась, и внутрь просунулась голова одной из нянек. Сняв с ноги башмачок, Лебедяна запустила им в неё, и голова, ойкнув, исчезла.

– Ну вот, увидела, – с досадой процедила княгиня Светлореченская. – Теперь эти кумушки шептаться станут… А потом и до князя дойти может… Ох, быть беде!

Нося дочку по комнате на руках и баюкая её, Искра молвила:

– А ты не бойся и не думай об этом. Князю сейчас не до перешёптываний нянек будет, другие заботы начнутся.

Лебедяна, похолодев, не посмела спросить, что за заботы. Чёрная туча из недавнего сна и злой ветер, треплющий седые космы снегопада, заставили её внутренне сжаться в предчувствии неладного… Слёзы опять навернулись на глаза солёной паволокой.

– Да что же это такое, – шутливо возмутилась Искра. – Только одну успокоила, как вторая сырость разводить принялась… Лада! Ш-ш, иди ко мне.

Уткнувшись в плечо возлюбленной, Лебедяна прильнула к её груди. А та, одной рукой держа Злату, другой бережно обнимала княгиню. Девочка уже опять посапывала: так на людей действовало мурлыканье дочерей Лалады. Особенно восприимчивы к нему были дети – убаюкивались мгновенно.

– Вы мои родные, – нежно прошептала Искра, поцеловав сперва головку дочери, а потом прильнув губами ко лбу Лебедяны.

Потом они долго сидели у окна: Злата спала у Искры на коленях, а та с улыбкой любовалась её личиком. Лебедяна, устроившись на лавке рядом, просунула руку под локоть женщины-кошки и склонила голову ей на плечо.

– Что же дальше, Искорка моя? – вздохнула она. – Увижу ли я тебя ещё?

– Увидишь обязательно, – твёрдо и ласково ответила та. – Я к тебе в сон приду. Ох и зацелую ж я тебя, моя ладушка!…

– М-м, хочу наяву.

Лебедяна протянула ей губы. Последовал долгий, тёплый поцелуй, постепенно набиравший глубину и страсть.

– Княгиня Лесияра мне ожерелье и серёжки заказала для Златы, – шепнула Искра. – Ты не против?

– Я буду только счастлива, – вздохнула Лебедяна.

Искра нахмурилась.

– Что ты так вздыхаешь, милая? Будто навек прощаешься… Я приду к тебе, когда скажешь – только позови. Или ты ко мне приходи сама. А ожерелье не снимай: через него я поддерживать тебя буду, сил тебе придавать.

– Тошно мне, Искорка, оттого что всё так сложилось, – проронила Лебедяна. – Не смогу я долее лицемерить перед мужем, невыносимо это.

– Что бы ты ни решила, лада моя, я горой за тебя – до последнего издыхания, – целуя её в лоб, сказала женщина-кошка. – Скажи только: любишь меня?

– Ты и сама знаешь, что люблю пуще жизни, – прошептала княгиня.

– Это всё, что мне нужно, свет мой. И за дочку спасибо тебе.

Искрен замешкался у двери в покои жены: его рука, готовая вот-вот постучать, зависла в воздухе.

– Не знаю, можно ли уже входить, – пробормотал он.

– Думаю, уже можно, княже, – улыбнулась Лесияра.

На стук никто не отозвался, никто не открыл. Изгнанные из покоев служанки не показывались, и тогда решено было войти без спроса. Осторожно отворив дверь, Искрен вошёл, а Лесияра последовала за ним в тишину светлицы, наполненной запахом женщины-кошки. К этому запаху примешивался едва ощутимый терпко-чувственный оттенок семени, и Лесияра поняла: всё получилось, влюблённые соединились. Князь же, не обладая такой тонкостью обоняния, мог судить о происходившем лишь исходя из видимого, а увидел он только итог лечения – дремавшую на дневном ложе жену. Это была уже не печальная и немощная старуха, а молодая женщина, спокойно дышащая во сне высокой и упругой грудью, обтянутой золотой вышивкой кафтана. Непринуждённое изящество кошачье-женственной позы, которую Лебедяна невольно приняла во сне, притягивало взгляд и чаровало, заставляя простить ей такую недопустимую для замужней женщины вольность, как непокрытые косы, разметавшиеся по ложу. Это зрелище стоило того: ни единого серебряного волоска не блестело в волосах Лебедяны, к ним вернулся их тёмно-пшеничный цвет, полный мягких солнечных переливов. Пушистые метёлочки ресниц отбрасывали тень на свежие, покрытые лёгким розовым румянцем щёки, высокий гладкий лоб сиял молочной белизной, а на девически-пухлых губах проступала задумчивая полуулыбка, как будто Лебедяна видела во сне что-то прекрасное.