Очерки истории цивилизации - Герберт Уэллс

В 1212 г. Европа пережила совершенно ужасную вещь, крестовый поход детей. Экзальтация, которая уже не могла повлиять на здравомыслящих взрослых, распространилась среди детей на юге Франции и в долине Рейна. Многотысячная толпа французских мальчиков пришла в Марсель. Работорговцы заманили детей на свои корабли и продали их в рабство в Египет. Рейнским детям удалось добраться до Италии, хотя многие из них погибли в пути; там их след окончательно теряется.

Папа Иннокентий III нажил солидный политический капитал на этом странном предприятии. «Даже малые дети заставляют нас стыдиться», — сказал он по этому поводу и решил еще больше взвинтить рвение к Пятому крестовому походу.

Этот поход был нацелен на завоевание Египта, потому что Иерусалим был теперь в руках египетского султана. Все, кто уцелел в этом походе, вернулись в 1221 г. после бесславной эвакуации из единственного захваченного города, Дамиетты. Они привезли с собой своего рода утешительный приз, который вручил им благородный победитель, — иерусалимские остатки Истинного Креста. Мы уже говорили о перипетиях, связанных с этой реликвией, еще до дней Мухаммеда, кода она было перенесена Хосровом II в Ктесифон и возвращена императором Ираклием. Фрагменты Истинного Креста, однако, давно были в Риме, еще со времен императрицы Елены (матери Константина Великого), которой, по легенде, было явлено место его сокрытия в видении перед ее паломничеством в Святую Землю.

«Истинный Крест, который в Пасхальное Воскресенье торжественно выставлялся перед собранием народа, — пишет Гиббон, — был вверен попечительству епископа Иерусалима. Он один обладал правом в награду за преданность и рвение пилигримов даровать им маленькие кусочки, которые они заключали в золото или драгоценные оклады и, не скрывая ликования, развозили по своим странам. Но это весьма прибыльное предприятие не сошло вскоре на нет, как того следовало ожидать. Видимо, утвердилось мнение, что чудесное древо обладало таинственной силой вегетации, так что его субстанция, хотя и постоянно убывала, по-прежнему оставалась целой и нетронутой».

Шестой крестовый поход был затеей, граничившей с абсурдом. Император Фридрих II дал обещание отправиться в крестовый поход и всячески уклонялся от выполнения своего обещания. Вероятно, одна мысль о крестовом походе наводила на него скуку. Но Фридрих II поклялся в этом Папе — это было частью соглашения, по которому он обеспечивал себе поддержку Папы Иннокентия III для своего избрания императором. Он усердно занялся перестройкой административного аппарата в подвластном ему Сицилийском королевстве, хотя дал Папе понять, что откажется от этих владений, если станет императором. Папе же хотелось остановить этот процесс сплочения империи, отправив его в Святую Землю. Папе вообще не нужен был Фридрих II или любой другой германский император в Италии, потому что он сам хотел править ею. Поскольку Фридрих II придерживался уклончивой позиции, Григорий IX отлучил его от Церкви, объявил крестовый поход против него и вторгся в его владения в Италии (1228). После этого император отплыл со своей армией в Святую Землю. Там у него состоялась встреча с султаном Египта (император свободно говорил на шести языках, включая арабский). Очевидно, они быстро нашли общий язык, эти два правителя-скептика. Обменявшись мнениями, оказавшимися весьма близкими, не слишком почтительно вспомнив Папу и обсудив шествие монголов на запад, которое одинаково угрожало им обоим, они, в итоге, договорились о торговом сотрудничестве и о том, что Фридриху отойдет часть Иерусалимского королевства.

Это, конечно же, был совершенно новый тип крестового похода — по частному соглашению. Поскольку этот поразительный крестоносец все еще числился отлученным от Церкви, он короновался Иерусалимским королем исключительно светским образом. Фридрих собственноручно взял корону с алтаря в церкви, которую покинуло все духовенство. Очевидно, провести его по Святым местам тоже было некому — как только латиняне ушли, доступ к ним сразу же был закрыт по приказу Иерусалимского патриарха.

Фридрих II почти в одиночестве покинул Иерусалим, вернулся со своей неромантической победой в Италию, очень быстро навел порядок в делах, изгнав папские армии из своих владений, и вынудил Папу даровать ему прощение прежнего отлучения (1230). Шестой крестовый поход довел до абсурда идею не только крестовых походов, но и папских отлучений. О Фридрихе II мы поговорим подробнее в последнем разделе этой главы, поскольку его пример очень характерен для тех новых сил, которые постепенно проявлялись в жизни Европы.

Христиане снова утратили Иерусалим в 1244 г.: его легко отобрал у них султан Египта, когда они пытались интриговать против него. Это стало причиной Седьмого крестового похода, похода короля Франции Людовика IX Святого, который был пленен в Египте и выкуплен в 1250 г. С этих времен и до 1918 г., когда Иерусалим пал перед объединенными французскими, британскими и индийскими частями, мусульмане не выпускали Иерусалим из своих рук…

Осталось упомянуть последний крестовый поход (1270) — экспедицию в Тунис: ее возглавил все тот же Людовик IX, который и умер там от лихорадки.

Основополагающий интерес, который крестовые походы представляют для историка, заключается в той волне эмоций, в том объединяющем чувстве, которые характеризовали первый из них. Чем дальше, тем все менее значимыми становились эти экспедиции. Первый крестовый поход был событием, сравнимым с открытием Америки; последние же были как обычные путешествия через Атлантику. В XI столетии мысль о крестовом походе была, словно свет невиданной звезды, вспыхнувшей на небосклоне. Но легко представить, как в XIII в. добропорядочные бюргеры восклицали протестующим тоном: «Что?! Еще один крестовый поход?!»

Последние походы представляли собой последовательность малозначащих событий. Насущные интересы эпохи уже успели сместиться в других направлениях.

В начале крестовых походов мы видим всю Европу пропитанной наивным христианством и готовой простодушно и доверчиво следовать водительству Папы. Скандалы, которые сотрясали Латеран в его худшие дни и с которыми мы знакомы теперь, были практически неизвестны тогда за пределами Рима. К тому же Григорию VII и Урбану II удалось исправить старые ошибки. Но интеллектуально и нравственно их преемникам в Латеране и в Ватикане оказались не по плечу те возможности, которые открылись перед ними. Сила папства заключалась в вере, которую питали к нему люди и которую Папы транжирили так бездумно, что в конечном итоге добились лишь ослабления веры. Рим был с избытком наделен прагматичностью жреца, но ему недоставало духовной силы пророка. И если XI в. был веком невежественных и доверчивых людей, XIII в. увидел людей разочарованных и наученных горьким опытом. Это был уже куда более цивилизованный и глубоко скептичный мир.

Епископы, священники и монашество латинского христианства до дней Григория VII (конец XI в.) не имели тесной взаимосвязи и сильно отличались друг от друга. Но нет сомнений, что они были, как правило, исключительно близки к людям, окружавшим их, и духу Иисуса, который продолжал жить в них. Они пользовались доверием и обладали огромным влиянием на образ жизни и мысли их последователей. Церковь сравнительно с ее поздним состоянием была скорее в руках у мирян — местных жителей и местного правителя. В ней не было ее универсальности последующих времен.

Энергичное укрепление церковной организации, предпринятое Григорием VII, целью которого было усиление центральной власти Рима, порвала многие тонкие нити, связывавшие священника и монастырь, с одной стороны, и местное население — с другой. Люди веры и мудрости видели силу в духовном росте и в своих собратьях, но священники, даже такие, как Григорий VII, верили в фиктивную «действенность» обязательных для всех правил. Тяжба вокруг инвеститур заставила каждого государя в христианских странах подозревать в епископах агентов Ватикана. Это подозрение просочилось и в приходы. Политические претензии папства проявились и во все возраставшей потребности Ватикана в деньгах. В XIII в. уже повсюду говорили о том, что священники перестали быть добрыми людьми, что они только и делают, что вымогают деньги.

В средние века церковь была государством в государстве. У нее были свои собственные суды. Дела, которые касались не только священников, но и монахов, студентов, крестоносцев, вдов, сирот и оставшихся без попечения, рассматривались церковным судом. И все, в чем затрагивались церковные правила и ритуалы, также относилось к церковной юрисдикции — завещания, браки, клятвы и, конечно же, ереси, колдовство и богохульство. Существовали многочисленные церковные тюрьмы, где преступники могли ожидать правосудия до конца своих дней. Папа был верховным законодателем христианского мира, и его суд в Риме — окончательной и решающей инстанцией, куда стекались все жалобы и апелляции. Церковь также взимала подати; она не только обладала обширной собственностью и огромными доходами от своих земельных владений, но и забирала десятую часть дохода, десятину, у своих подданных. И речь здесь не шла о благочестивом пожертвовании; церковь не просила, но требовала десятину, как свое право. Само же духовенство, с другой стороны, все настойчивее добивалось освобождения от любых налогов со стороны светской власти.