Любовь красного цвета - Салли Боумен

Молодой человек поднялся с места, сжимая в руке пистолет. Отступив на шаг от письменного стола, он пронзительным взглядом впился в Жана Лазара. «Интересно, сколько раз он репетировал эту сцену? – мелькнуло у Лазара в мозгу. – Сколько раз оттачивал сценарий? Наверное, не раз и не два, – пришел он к выводу, бесстрастно разглядывая необычного посетителя. – Перед зеркалом, должно быть, тренировался». Молодой человек явно рисовался, словно позируя перед невидимой камерой или на сцене несуществующего театра.

– Я твой сын, – торжественно изрек он.

Лазар продолжал молча смотреть на него. Ни одна мышца не дрогнула на его лице. Рот молодого человека сжался в жесткую линию, в остекленевших глазах появился холодный блеск.

– Я твой сын. Мария Казарес была моей матерью. Меня зовут Кристоф Ривьер. Когда-то и ты носил такую же фамилию. Я родился в Новом Орлеане в декабре 1969 года. А ты заставил ее бросить меня. Ты был беден, вот и уговорил ее отдать меня в сиротский дом – а там, глядишь, кто-нибудь и усыновит. Да только никому я оказался не нужен. Я видел собственное свидетельство о рождении – эту бумажку показывала мне Мария. Она все мне рассказала – как не хотела расставаться со мной, как на коленях в слезах молила тебя, но ты, паскуда, и слушать не хотел. Ты, сволочь, завернул меня в тряпочку и выбросил. Как мусор…

– Понятно. – Лазар скрестил руки на груди. Одного спокойного слова оказалось достаточно, чтобы прервать поток гневных словоизлияний. Молодой человек с побелевшим лицом пристально смотрел на него. – Значит, Мария показала тебе твое свидетельство о рождении? А свидетельство о твоей смерти она случайно тебе не показывала?

Губы парня опять скривились в ироничной усмешке.

– А как же! Конечно, показывала. Но только ей было прекрасно известно, что свидетельство это – фальшивое! Потому что появилось оно только годы спустя после моей так называемой смерти. Прошли годы, прежде чем ты смог его состряпать. Пока не стал богатым настолько, что мог купить все, что угодно. Свидетельство выписать задним числом? Пожалуйста! Удостоверить факт кончины младенца? Нет проблем! Скажи, во сколько тебе это обошлось? В пятьсот долларов? В тысячу?

– В пять тысяч, – ответил Лазар.

Он говорил все тем же равнодушным тоном. Лицо парня исказилось от возмущения и дикой злобы. Он задергался от нервного тика. Пистолет в его руке заплясал – дуло подпрыгнуло вверх, нацелившись в потолок.

– Я так и знал. – В его голосе зазвенели истерические нотки. – Знал, чтоб мне пусто было. Ах ты, задница вонючая, сволочь мерзкая…

– С пистолетом поосторожнее, – посоветовал ему Лазар. – Не дергайся, а то пальнешь еще нечаянно. Да не бойся ты, я безоружен. Вот, смотри… – Он полез во внутренний карман, наблюдая, как в глазах собеседника заметался панический испуг. – Это всего лишь бумажник. Видишь? – Лазар положил на стол бумажник из черной кожи. – А сейчас я покажу тебе одну фотографию. Посмотри на нее внимательно.

Он вытащил из бумажника небольшую цветную фотографию и подтолкнул ее молодому человеку через стол. Парень жадно схватил снимок, но тут же небрежно пихнул его обратно.

– А это еще кто? Мальчишка какой-то больной. Заморыш скрюченный…

– Это мой сын. – У Лазара самого внезапно потемнело в глазах от ярости. Его подмывало прямо сейчас встать и разбить этому наглецу физиономию. Однако он остался сидеть, терпеливо выжидая, когда уляжется гнев. А потом продолжил холодным, ровным тоном:

– Это мой сын. И звали его Кристоф Ривьер – именно так, как ты говоришь. У него от рождения был детский церебральный паралич. Знаешь, что это такое? Одно из самых тяжелых несчастий, которое может постигнуть ребенка. Это заболевание не всегда влияет на умственное развитие, но всегда поражает мышцы тела. Ты видишь это на фотографии. Оно постоянно прогрессирует, его невозможно остановить. За те деньги, что я заработал, моему сыну был обеспечен самый лучший уход. А пока денег не было, он находился в католическом приюте для больных детей в Новом Орлеане. Позже его поместили в очень хорошую клинику в штате Нью-Йорк. Я навещал его четыре раза в год. Каждый год его жизни. Он умер незадолго до того, как ему исполнилось двенадцать, в 1981 году.

Задумчиво глядя на фотографию, он замолчал, а затем бережно положил ее обратно в бумажник и неспешно спрятал его в карман. Молодой человек даже не шевельнулся.

Поколебавшись, Лазар сделал сдержанный жест рукой.

– Я любил его без памяти. И очень им гордился. Тебе, да и другим, наверное, не дано понять, как я восхищался его мужеством. Решение оставить сына в Америке было самым трудным в моей жизни. Когда я пустился на поиски удачи, я сделал это ради его блага. Обеспечить его благосостояние и благосостояние его матери стало главным делом моей жизни… – Он вздохнул, и голос его зазвучал тверже. – Я вижу: ты не веришь мне. Что ж, не хочешь – не верь. По причинам, знать которые тебе не обязательно, я решил скрыть правду от Марии. Но скрывать ее от тебя я не считаю нужным. Ты фантазер. Ты не мой сын. Моего сына уже не вернуть, как страстно я ни желал бы этого.

Ему пришлось собрать в кулак все свое самообладание, когда он увидел, какой эффект произвели его слова. Лицо молодого человека дико задергалось, руки заходили ходуном. Теперь он уже не мог сдержать дрожи. Этот человек находился во власти самых необузданных, самых разрушительных эмоций: его раздирали ярость и недоверие, горечь и страх. Лазар был уверен, что в следующую секунду раздастся выстрел. Но этого не произошло, и он испытал невольное уважение к неврастенику, который в нелегкий момент смог пересилить себя.

Понурив голову, Лазар устало провел ладонью по лицу. Прилив энергии, который вызвал в нем приход этого невменяемого парня, иссяк. Теперь он не чувствовал ничего, кроме смертельной усталости души и тела. Казалось, он впал в кому, и оставалось только удивляться, почему до сих пор живо его упрямое тело, почему легкие все еще вдыхают воздух, а сердце гонит по жилам кровь.

Сейчас им владели мысли о мертвом сыне, которого он любил так безумно, так беззаветно. О долгих страданиях бедного мальчика, которые с самого начала превратили эту любовь в пытку. Ах, если бы можно было начать жизнь заново, он все сделал бы по-другому. Он прежде всего сделал бы так, чтобы свою коротенькую жизнь его сын провел с ним и Марией. Да, Мария была слабее его, и эта боль могла надломить ее. Пусть. Это было бы лучше, чем то, что с ней произошло. Но жизнь, к сожалению, прожита. Другой уже не будет.

Роковое решение было принято им, когда он был совсем еще молод. Любовь, стыд и чувство вины с одинаковой силой терзали его тогда. Чувство вины… Оно было поистине невыносимым, оно заживо пожирало его. Он был виноват не только перед сыном, но и перед Марией. Лазар медленно поднял глаза на молодого человека, сидевшего напротив. Неужели она в самом деле поверила его бредням? Наверное, поверила. Бедная женщина с помутившимся рассудком… И все же, насколько можно было судить, Мария, сохраняя остатки осмотрительности, рассказала этому мальчишке далеко не все. Парень, как видно, даже не догадывался, что люди, к которым он набивался в сыновья, были братом и сестрой. А может, Мария просто напрочь забыла об этом, выбросила этот факт из головы, как и все остальное, что причиняло ей боль? Возможно…