Ответы на вопросы православной молодёжи - диакон Андрей Кураев

В определенном смысле грохочущий рок сродни молчаливой медитации. И там и там внешний мир как бы отрезан, есть только я и то, думать о чем, переживать что мне сейчас важно. В медитации молчание отрезает человека от внешнего мира. В роке грохот оглушает, то есть делает то же самое: внешнее, обыденное уже не пробивается. Но «медитировать», конечно, можно о разном. Сходство техники не означает единства опыта.

— В литературе нет музыки, там только текст. А здесь… Тяжёлая музыка не вредит христианскому слову?

— Это личное дело автора. Я не думаю, что если положить текст Кинчева на сладенькую мелодию, то он от этого выиграет. Совсем не выиграет.

— А не язычество ли «колбаситься»? Кайфовать от ритмов, энергетики, «драйва»?

В этом смысле — да, рок имеет что-то от оргии. Когда человек какими-то путями — начиная от наркотиков или водки и кончая гипнозами, медитациями и даже вот этими фанатениями на футбольном матче, на дискотеке, на рок-концерте — отдаёт себя во власть тех стихий, которые он сам не контролирует, сливается со звуком, с массой, с освещением, с экстазом, когда он погружается в транс — это опасно с духовной точки зрения. Так что моё отношение к хард-року неоднозначно. Отношение не-испуганного дистанциирования.

— Если на концерте, про который мы говорили в начале беседы, ребята будут не столько вдумываться в интеллектуальные тексты, сколько «колбаситься»…

— То мне это будет непонятно. И неприятно. Как ни странно, моя задача в этом случае будет в том, чтобы помочь рокерам стать еще большими рокерами, то есть призвать их более серьезно отнестись к тому миру, который им нравится, пригласить их вдуматься в слова, в смысл песен, а не просто бездумно вибрировать…

— Хорошо. А должен ли рок-музыкант, правильно идущий к Богу, рано или поздно оставить своё занятие?

— Думаю, что однажды это неизбежно. Однажды у человека уходят молочные зубки, появляются другие. Однажды исчезает даже любовь к Достоевскому, со временем становится скучно читать книжки по богословию… Но если нечто скучно и ненужно старцу — это еще не значит, что это не нужно никому другому. С другой стороны, вопрос ещё и в том, каково призвание этого человека, каков о нём замысел Божий. Понятно, что монашество — естественная вершина христианского пути. Но далеко не перед всеми Господь ставит задачу взойти на неё.

— Я заметил, что, многие люди, когда приходят в Церковь, проходят некий период обращения, неофитства, и у предпринимателей в этот период все валится из рук, музыканты забрасывают свои инструменты. Насколько это естественно?

— Сначала о предпринимателях. Я знаю случаи, когда после обращения к вере проблемы в бизнесе у них разрешались благополучно, дела шли успешнее. У купцов Демидовых в бизнесе все было нормально, а они были людьми вполне церковными. Но бывает и иначе. Ведь у Бога свой замысел о каждом человеке.

Мой же совет предпринимателям (хотя я, конечно не старец и не их духовник): не бросать дело. Сомнения неизбежны. Я помню, когда крестился, сам пару лет думал, может, бросить университет, уйти. И у бизнесменов такие же вопросы. Я всегда уговариваю людей: оставайтесь в том звании, в котором каждый призван к вере. Если вы хотите помочь Церкви и России, необходимо, чтобы православные люди были представлены в интеллектуальной, политической, военной, бизнес-элитах России. Монахов у нас хватает. Церкви, может быть, более всего не хватает сегодня людей, способных профессионально работать в светских структурах, но с православной мотивацией.

Что касается творческих людей, то такой человек, если он искренне переживает свою веру, должен пережить обретение веры как кризис. Это признак здорового, нормального развития, если прежняя работа кажется ему безвкусной. Живописцы начинают сушить свои кисти, поэты забрасывают поэзию, музыканты — музыку. Все становится пресно, безвкусно по сравнению со вновь обретенным смыслом.

А вот дальше очень многое зависит от того, на какого духовника напорется этот неофит. Если все идет нормально, то через два-три года человек возвращается к своему светскому ремеслу. Разве что тематика его творчества может немного измениться.

Другое дело, если с духовником не повезло. Если человек оказался заложником у тех, кого называют в Церкви младостарцами, это может кончиться серьезной катастрофой.

— Если «всё не так уж плохо» — откуда он взялся, конфликт между роком и Церковью?

— Не было никогда конфликта между роком и Церковью. Это противостояние поколений. Социалистическое брюзжание, слегка адаптированное на церковный лад, вот и всё. Общесоветское неприятие — оно здесь первично. А затем ещё кто-то поспешил найти статью этого канадца, католического священника — Жан-Поля Режимбаля. Во всех православных брошюрах, в которых пишется нечто чуть-чуть содержательное о роке, — все цитаты взяты из его работы. Это значит, что никто из здешних полемистов и в тему-то всерьёз не погружался. Была изначальная предвзятость, уходящая своими корнями в советскую пропаганду жизни. А ведь когда-то рок-музыка и церковь были по одну сторону… колючей проволки. Вот дивная заметочка из «Известий» брежневской эпохи: «…Кажется, банальная вещь — модный крестик. За ним, однако, может последовать увлечение модной рок-музыкой, пропагандирующей, в частности, и идеи церкви, потом чтение библии, походы на богослужения из любопытства. Нельзя забывать, что в наш электронный век все изощреннее пути церкви к душам юных. Потому-то, скажем, атеистический клуб «Истина», действующий в Московском институте стали и сплавов, обращает на такой вроде бы «пустяк», как крестик, внимание. Этот ныне популярный клуб играет не последнюю роль в формировании атеистического мировоззрения у студентов…»[374]. Я думаю, что это к лучшему, что церковное дистанциирование от мира рока все же никогда не выливалось во что-то официальное.

— А как вообще Вы относитесь к рок-музыке?

— Плохо. Я никогда не любил и не понимал рок-музыку. Но это не мешает мне дружить с рок-динозаврами и даже бывать на рок-концертах. Понимаете, есть люди, реальные люди. Представьте себе, такие же проблемы стояли перед священниками лет двадцать назад, когда к ним приходили люди, работающие в органах КГБ. По форме — враги, и вдруг оказывается, что это тоже люди. За погонами — у сердце у них есть, и там тоже бывает покаяние. И не все люди, которые шли в КГБ, работали против своего народа. Есть там и такие структуры, которые действительно защищали Родину. Они не были палачами. Они не занимались слежкой, борьбой с инакомыслием, — и как к ним было относиться?

И мне кажется, сегодня похожая ситуация складывается с рок-культурой: там есть люди.

— Поговорим о персоналиях. Тот же Кинчев, самый миссионерский рокер…

— Тяжелый рок находится за пределами моих вкусов. Но я могу радоваться, узнавая первые аккорды некоторых знакомых песен Шевчука: некоторые песни, образы нахожу гениальными. С Кинчевым — пока иначе: понимание между его музыкой и моим разумом, моей душою пока не достигнуто. Хотя, когда я сижу у него дома и он ставит свои новые песни и тут же можно следить за распечаткой песни и спрашивать комментарии автора — это здорово.

Кинчев сам себя проповедником не считает, но реально делает миссионерскую работу. Его диски[375] несут людям простое сообщение: оказывается, для того чтобы быть православным, не надо эмигрировать в прошлое. Не надо искусственной стилизации под сарафанчики, матрешки, лубки и. т. д. Можно быть человеком современного стиля жизни и при этом все равно быть человеком очень архаичной, традиционной религии.

— Можете ли что-то сказать о Борисе Гребенщикове?

— У меня нет личного опыта общения с ним, но есть личная претензия к нему, связанная с песней «Город золотой». Дивная песня, тем более что ни к словам, ни к мелодии БГ не имеет ни малейшего отношения. Но Гребенщиков испоганил эту песню в самом буквальном смысле этого слова. Испоганить значит объязычить. В оригинале первая сточка звучит: «Над небом голубым есть город золотой», а у него «Под небом голубым…». Это уже язычество, когда святыня оказывается всецело в рамках этого мира.

— А ещё с какими-то рок-музыкантами, помимо Шевчука и Кинчева, общались?

— Была однажды беседа с Александром Барыкиным, но там такие вещи не обсуждались, просто вечер провели вместе… Вообще, удивительный мир — мир человека. Даже в таком своем срезе как мир рок-культуры. Сложность и непредсказуемость… Но иногда — очень радостная непредсказуемость. Недавно мне попалось на глаза интервью Гарика Сукачёва, где он говорит, что исповедуется и читает мои книги[376]. Вячеслав Бутасов на телевизионной прессс-конференции в казахстанском городе Петропавловске в декабре 2003 года призвал ребят придти на мои лекции, которые имели место спустя неделю… Вчера получил письмо по электронной почте от Саши Лебедева — солиста группы «Сансара» из Екатеринбурга. Пишет: «Отец Андрей, мне очень нужно с вами встретиться. Как это сделать? Умоляю, ответьте…» Поеду в Екатеринбург на следующей неделе. Попробую вместе с ним походить по университетам — разумеется, пока без песен. Посмотрим, какая реакция будет на это наше совместное появление. Будем потихонечку присматриваться друг ко другу: я имею ввиду с одной стороны себя, с другой — мир рок-культуры.