Вампир Лестат - Энн Райс

– А начать ты можешь с объяснения, – ехидно продолжал я, – зачем ты приходил ко мне в комнату здесь, в Александрии. Это ты указал мне дорогу сюда. Почему ты это сделал? Чтобы наброситься на меня с упреками? Чтобы осыпать проклятиями в ответ на мою просьбу рассказать, как все началось?

– Успокойся.

– То же самое я могу сказать тебе.

Он молча взглянул на меня и вдруг улыбнулся. Потом, словно приветствуя, поднял обе руки кверху и пожал плечами.

– Я хочу, чтобы ты рассказал мне об этой случайности. Я готов умолять тебя, если это поможет. Скажи, что я должен сделать, чтобы заставить тебя поведать всю историю?

Он несколько раз заметно изменился в лице. Я мог чувствовать проносящиеся в его голове мысли, хотя не мог их услышать. Я ощущал резкую смену его настроений. Когда он заговорил снова, голос его был хриплым, как будто он боролся с душившим его горем.

– Так слушай же нашу древнюю историю, – начал он. – За много веков до создания письменности наш добрый бог Осирис, первый фараон Египта, был убит злодеем. После того как его жена Исида собрала воедино все части его тела, он стал бессмертным и с тех пор управлял царством мертвых, царством луны и ночи. Ему и великой богине приносились кровавые жертвы, и он выпивал эту кровь. Однако жрецы стремились украсть секрет его бессмертия, и потому культ Осириса был окутан великой тайной, местонахождение его храмов было известно только тем немногим избранным почитателям, которые охраняли его от бога солнца, способного в любой момент отыскать Осириса и уничтожить горячими лучами. Теперь ты понимаешь, в чем состоит истинность легенды. Древний царь обнаружил нечто такое – а быть может, он просто стал жертвой ужасной случайности, – что сделало его обладателем великой силы, которая могла быть использована для совершения страшных зол теми, кто его окружал. Поэтому он сделал из своей великой силы объект для поклонения, стремясь окружить ее разного рода обязательствами и ритуалами, ограничить число имеющих доступ к Могущественной Крови теми, кто стал бы использовать ее только для белой магии и больше ни для чего. Вот так мы и появились.

– Значит, Отец и Мать – это Осирис и Исида?

– И да и нет. Они были первыми двумя. Имена Осириса и Исиды использовались в мифах или в посвященных им обрядах поклонения.

– Так в чем же состояла случайность? Каким образом все раскрылось?

Он долго смотрел на меня, потом снова сел, отвернулся и застыл в молчании, как и прежде.

– А почему я должен тебе об этом рассказывать? – наконец заговорил он, но на этот раз его вопрос был окрашен совсем иными чувствами. Он искренне недоумевал и сам не мог найти ответ. – Почему я вообще должен что-то делать? Если сами Мать и Отец не поднимаются с песка, когда солнце появляется из-за горизонта, и не пытаются спасти себя, почему я должен что-то предпринимать? Или говорить? Или вообще продолжать свое существование?

Он снова повернулся ко мне.

– Так вот в чем дело! Мать и Отец вышли навстречу солнцу?

– Их оставили на солнце, мой дорогой Мариус, – ответил он, несказанно удивив меня тем, что ему известно мое имя. – Их оставили на солнце. Ни Мать, ни Отец не совершают ни одного движения по собственной воле, за исключением тех редких случаев, когда хотят что-то сказать друг другу или нанести сокрушительный удар по тем из нас, кто осмелится приблизиться к ним, чтобы отведать их целительной крови. Если бы они позволили нам напиться своей исцеляющей крови, то могли бы вернуть прежний облик и силы всем, кто был сожжен. Отец и Мать существуют уже четыре тысячи лет, а наша кровь с каждым временем года становится сильнее, набирает силу даже в периоды голода и жажды, чтобы затем, когда трудные времена заканчиваются, мы насладились новообретенными возможностями. Но Отец и Мать не заботятся о своих детях. А сейчас, похоже, они перестали заботиться даже о себе. Возможно, после стольких прожитых ими ночей им просто захотелось взглянуть на солнце?!

После того как в Египет пришли греки, после того как было извращено и утрачено древнее искусство, они ни разу не заговорили с нами. Они ни разу не удостоили нас взглядом. А что такое Египет сейчас, как не плодородная житница Рима? Когда Мать и Отец отрывали нас от вен на своей шее и отбрасывали в сторону, они были сильны, как железо, и с легкостью могли переломать нам кости. И если теперь им ни до чего нет дела, почему что-то должно волновать меня?

Я долго и пристально смотрел на него.

– Ты хочешь сказать, что именно это послужило причиной сожжения остальных? То, что Мать и Отец были оставлены под палящими лучами солнца?

Он утвердительно кивнул.

– В наших жилах течет их кровь. Мы получили ее от них. А потому существует прямая связь: то, что происходит с ними, происходит и со всеми нами. Если сгорают они, сгораем и мы.

– Мы так тесно связаны?! – удивленно выдохнул я.

– Вот именно, мой дорогой Мариус, – ответил он, глядя на меня и, очевидно, забавляясь моим страхом. – Именно поэтому их оберегали в течение четырех тысяч лет, именно поэтому им приносились жертвы, именно поэтому мы поклонялись культу Матери и Отца. Их судьба – это наша судьба.

– Кто это сделал? Кто оставил их под лучами солнца?

Он беззвучно расхохотался:

– Тот, кому поручено было оберегать их, тот, кто больше не в силах был это вынести, тот, кто слишком долго исполнял сию мрачную обязанность. Он не смог никого уговорить сменить его, освободить от столь тяжкого бремени и переложить обязанность на свои плечи. В конце концов, плача и дрожа с головы до ног, он вынес Мать и Отца на песчаную поверхность пустыни и оставил там лежать подобно двум статуям.

– И моя судьба тесно связана со всем этим… – пробормотал я.

– Да. Но, наверное, он просто уже не верил в нашу преемственность. Я говорю о том, кому поручено было их оберегать. Это просто древняя легенда, считал он. Ведь все мы им поклонялись, почитали их так же, как смертные почитают нас. Никто не осмеливался причинить им вред, никто не смел прикоснуться к ним горящим факелом, чтобы проверить, испытаем ли мы что-нибудь. Нет, он в это не верил. Он оставил их в пустыне, а ночью, когда проснулся и обнаружил, что сожжен и изуродован до неузнаваемости, он кричал не переставая.

– Вы перенесли их обратно под землю?

– Да.

– И они почернели так же, как вы?

– Нет, – он покачал головой, – только потемнели до золотисто-бронзового цвета. Как поворачиваемое на вертеле мясо, не больше. И они остались такими же красивыми, как и прежде, словно красота была неотъемлемой частью их существа. Та красота, носителями и частью которой им суждено было быть. Они, как и прежде, смотрят прямо перед собой, но их головы больше не склоняются друг к другу, они не напевают свои гимны и не позволяют нам пить их кровь. Они отказываются принимать наши жертвы – лишь изредка они вкушают кровь, и то только тогда, когда никого нет рядом. Никто не знает, будут они пить кровь или нет.