Пляжная музыка - Пэт Конрой

Но когда в декабре 1969 года Кэйперс и Шайла вырвались вперед, попав под арест в шестой раз, я решил распрощаться с альбомом. Мы с Майком и Джорданом пошли вызволять наших друзей из тюрьмы. К этому времени мы уже стали настоящими профи, поскольку родители Кэйперса и Шайлы умыли руки, сняв с себя ответственность за противоправные действия своих отпрысков. В Фоксах глубоко сидел страх всех иммигрантов перед властями, а родители Кэйперса отказались ему помогать, поскольку сын порочил доброе и славное имя семьи, часто встречающееся в книгах по истории Южной Каролины. Без родительской поддержки Шайла с Кэйперсом часто оказывались жертвами грубого обращения со стороны полиции: на них надевали наручники, а потом за волосы затаскивали в автобусы для перевозки арестованных. Они узнали, что в полиции служат «синие воротнички», выходцы с бедных окраин. Тем был ненавистен один только вид длинноволосых избалованных деток из колледжа, способных сжигать на бульварах американский флаг. В ноябре удар полицейской дубинки отправил Кэйперса прямиком на больничную койку, и в том же месяце Шайле врезал кулаком патрульный дорожной полиции.

В тот самый вечер взгляд помощника шерифа по имени Уиллис Шили был оскорблен моим внешним видом. Дело уже шло к ночи, и я знал, что в южных тюрьмах это самое опасное время, однако вел себя с врожденной вежливостью, можно сказать, даже естественно. Шили, выставив вперед челюсть, окинул меня с головы до ног враждебным взглядом — и я понял, что дела мои плохи.

— У меня есть сестра, вот с такими сиськами, но у нее волосы вдвое короче твоих, — рявкнул Шили.

— Поручитель сказал, что все бумаги в порядке, сэр, — произнес я, стараясь не смотреть ему в глаза.

— Ты слышал, что я сказал? — не отставал Шили.

— Да, сэр, — ответил я.

— У твоего приятеля, который сидит, волосы вообще до жопы. Что там у него между ног — хрен или киска?

— Сэр, — сказал я, — вам лучше спросить об этом у Кэйперса.

— Будешь слишком умничать, малыш, — и проведешь ночь вместе со своим дружком.

И в этот момент в тюрьму Колумбии вошел Джордан, чтобы узнать, что могло меня так задержать. Джордан уже давным-давно вернулся к своему калифорнийскому стилю и был первым мужчиной в Каролине с волосами, затянутыми в хвост.

— В чем проблема? — поинтересовался Джордан.

— Еще один, — с отвращением покачал головой Шили. — Похоже, этот колледж просто курятник, набитый педиками…

— Послушай, ты, неудачник, просто выпусти нашего друга — и можешь дальше пересчитывать себе следы от прыщей на морде, — ответил Джордан, не знавший, что такое сдержанность.

— Мой друг любит пошутить, — попробовал я исправить положение.

Взяв с металлического стола, за которым сидел, полицейскую дубинку, Уиллис Шили произнес:

— Он шутит со смертью. В старших классах я играл в футбол.

— Скажи на милость! Ты это слышал, Джек?! — воскликнул Джордан, в притворном ужасе вскинув руки. — Да я и рта не посмел бы раскрыть, если бы знал, что наш супергерой играл в футбол. Должно быть, он из тех парней, что всем надирают задницу и пленных не берут. У меня всегда дрожат коленки, когда я оказываюсь лицом к лицу с толстожопым прыщавым уродом, хвастающимся тем, что в школе играл в футбол.

Покосившись на полицейскую дубинку, я сказал:

— Заткнись, Джордан! Будьте так добры, выпустите нашего друга, сэр.

— Не нравится мне твой дружок-педик, — нахмурился Шили, сделав шаг в сторону Джордана, который, в свою очередь, тоже шагнул вперед.

— Мой приятель неважно себя чувствует, — объяснил я.

— Словесный понос лечить не умею, — ухмыльнулся Шили.

— Эта деревенщина так воняет, что я вот-вот сблюю, — скривился Джордан.

— Спасибо, что помог разрулить ситуацию, — сказал я Джордану.

— Рад стараться. Всегда готов протянуть руку помощи.

— Зуб даю, ты не прочь и хрен пососать. Так ведь, педик несчастный? — спросил Шили.

— Сэр, если ли вы будете так добры придержать свой язык, то тогда я смогу утихомирить своего приятеля, — взмолился я. — Так мы никогда не договоримся.

— Я, видишь ли, aficionado сосать хрен, — заявил Джордан, явно получавший удовольствие от ситуации.

У Шили заходили желваки.

— Что, не знаешь слова aficionado? Ну разумеется, слово из пяти слогов слишком длинное для тебя, Шили. Но я сосал лучшие хрены страны. В этом деле я мастак. Мой язык славится на весь штат. Его знают во всех барах для геев. Мне нравятся толстые хрены и тонкие хрены. Некоторые хрены на вкус совсем как сыр, другие — как свежая свинина, третьи — точь-в-точь вяленая говядина, а есть и такие, что похожи на кукурузный початок, но мой любимый вкус — сахарный тростник. У некоторых парней личная гигиена оставляет желать лучшего. У парней типа тебя, Шили, что моются только раз в месяц. Тогда на память приходит вкус сардины или, скорее, анчоусов… — Джордана понесло, я еще не видел, чтобы он так веселился.

— Ах ты, грязный сукин сын! — взорвался Шили. — Только извращенцев мне в тюрьме и не хватало.

— Просто освободите нашего друга, мистера Миддлтона, — произнес я. — И я уведу этого извращенца с глаз долой.

— Спорим, что у тебя член как у коня, — ухмыльнулся Джордан, шагнув в сторону Шили, так что тот даже попятился. — Спорим, что я даже не смогу взять его в рот.

— Если твой приятель сделает еще один шаг, я пристрелю вас обоих, — пригрозил мне Шили. — Присмотри за ним, а я пока схожу за твоим другом.

Когда Шили вышел, я сказал Джордану:

— Своими методами ты создаешь мне проблемы.

— Ты лизал ему жопу, — хмыкнул Джордан. — Но похоже, это не работает.

— Не стоит пугать помощников шерифов графства, — посоветовал я Джордану. — Платят им мало, и единственное развлечение для них — убить кого-нибудь, задержанного за превышение скорости.

— А я-то думал, что ты знаешь Юг, — ответил Джордан. — Единственная причина, по которой мы с тобой еще живы, — это то, что мы белые.

— И все же ты должен вести себя поосторожнее, — заметил я.

— Мне скучно быть осторожным, — констатировал Джордан. — Я только тогда и начинаю жить, когда плюю на осторожность.

— Сделай одолжение, в следующий раз сообщи мне заранее, чтобы я успел убраться с дороги.

— Не будь таким занудой, Джек. Обещай, что не будешь занудой.

— Я к этому стремлюсь, — ответил я.

В этот момент к нам вышел Кэйперс в сопровождении все еще не оправившегося от потрясения Шили.

— Ради бога, что вы такое сказали бедному Шили? — увидев нас, спросил Кэйперс. — Он дрожит как осиновый лист.

— В следующий раз, Миддлтон, отправляйся митинговать за пределы графства Ричланд, — предупредил Кэйперса Шили. — И купи своему неуправляемому приятелю полосканье для рта.

— Хорошо сказано, офицер Шили, — одобрительно заметил Джордан. — Мне нравится, когда деревенщине удается найти остроумный ответ. Это укрепляет мою веру в возможность всеобщего образования.

— О чем он толкует, черт побери? — спросил меня Шили.

— Запомни, Шили, — начал Джордан, — Юг — мастер поговорить, а не шутить.

— Ну и придурок! — воскликнул Шили.

— Вы просто гений, сэр, — заметил Джордан. — Ответным огнем и поговорили, и пошутили.

Кэйперс обеими руками убрал за спину длинные волосы и спросил у меня:

— А что Джордан пил?

— Он опьянен жизнью, — бросил я. — Ну все, навалили и отвалили.

— Старая бойскаутская шутка, — отозвался Кэйперс. — Видел бы меня сейчас командир бойскаутов!

— Как ты пытаешься уничтожить Америку, — подхватил Джордан, — и все то, что сделало нас великими.

— Я пытаюсь спасти Америку, — отрезал Кэйперс, и лицо его сразу стало серьезным.

— Кэйперс, ты заделался настоящим занудой с тех пор, как принялся спасать планету и всех певчих птиц, — произнес Джордан.

— Давайте продолжим эту дискуссию в «Йестерди», — предложил я. — Майк уже внес залог за нашу Джейн Фонду. Ей тоже захочется на нас поорать.

И мы отправились в «Йестерди», где Майк с Шайлой уже сидели за столом, посасывая пиво. Кэйперс и Шайла страстно поцеловались, что уже вошло у них в привычку в те горячие дни арестов и пламенных речей в мегафон. Они держались за руки, демонстрируя всем свои чувства, отчего мне становилось страшно неловко, равно как и Джордану, который старательно отводил глаза. Мало того что они жили вместе — нет, они словно хотели всем дать понять, что истовость убеждений еще ярче окрашивала их сексуальную жизнь. Пока мы ждали свое пиво, влюбленные нежно оглаживали друг друга так, словно изгибы их податливой плоти были той самой азбукой Брайля, которой они только и могли доверять.

— Да отклейтесь же наконец друг от друга, — сказал Майк, — чтобы мы могли заказать.

— Ты просто ревнуешь, — ответил Кэйперс, заглянув Шайле в глаза. — Когда мы расстаемся, мне кажется, что я лишился руки или ноги. С тех пор как началась революция, мы с Шайлой стали единым целым.