Лучший приключенческий детектив - Аврамов Иван Федорович

— Вальдшнепов требует, чтобы я сказала, где ты, — тревожно сказала Зоя.

— Ни в коем случае, слышишь? Ни в коем случае!

— Не волнуйся, Эд.

— Завтра я тебе позвоню, слышишь? Завтра! — именно в эти секунды в голове у меня вызревало некое, в деталях, конечно, еще не продуманное подобие дальнейшего плана действий.

Итак, я знаю, кто непосредственно убил Модеста Павловича Радецкого. Это много, очень даже много. Но и не все, далеко не все. Я просто должен, я не имею права не узнать, кто заказал дядю, кто и зачем привез его сюда, в этот «Приют пилигрима», который по мерзости своей превосходит Содом и Гоморру вместе взятые — там, по крайней мере, только развратничали, а здесь еще и шантажируют.

Мне не повезло — думал, вернусь после смены, а Арсен уже бдит у себя в «фаллосе». Черта с два! Едва вытянулся на родимой кровати, как заявился этот «татаро-монгол».

— Прикинь, две вахты отстоял, — пожаловался. — Федьку-сменщика прихватил аппендицит, вечером отвезли на операцию.

— Значит, ты ударник, — без всякого выражения откликнулся я.

— Ага… Бери больше и неси, куда пошлют. Ничего, Руслан, поднакопим деньжат и откроем свое дело.

Сначала из ванной доносился водяной шелест душа — Арсен, как интеллигентный человек, готовился отойти ко сну чистым и освеженным. Дрема уже слипала мне глаза, когда я услышал гипер- или суперотрыжку — не знаю даже, какое слово здесь уместнее. Жилец мой исторгал из себя воздух так яростно, так упоенно, точно знал, что завтрашнего дня у него уже не будет, поэтому надо срочно израсходовать весь запас этих проклятых отрыжек.

— Когда-нибудь убью тебя, — очень задушевно сообщил я укладывающемуся на дневной ночлег Арсену.

— Достал? — Он с готовностью показал веер треугольных зубов. — Ну, потерпи, пока не засну. Я во сне не отрыгиваю.

— Слушай, Арсен, а что это за мужик, который здорово смахивает на пиранью?

— На пиранью? И точно — на пиранью! Руслан, у тебя глаз как алмаз! Понял, о ком спрашиваешь. Это Андрей Григорьевич Сагайдак, правая рука Осмоловского. Его зам. Он только из отпуска вышел. Остерегайся его, приятель. Перед ним даже наш Фомин, далеко не трус, дрожит, как осиновый листок.

— Чем же он так вас запугал?

Арсен не ответил, он уже спал, дыша шумно, как теленок.

План, который уже вызрел в моей голове во всех подробностях, заключался в следующем: я должен любой ценой узнать, что хранит в сейфе Осмоловский. Разобраться с Юрием Ильичем тут, в «Приюте», кто и почему заказал Радецкого, при таком обилии охраны, конечно же, нереально. Возможно, ключ к разгадке тайны находится именно в сейфе. Что это за ключ, в отличие от металлического, который босс прячет в верхнем ящике приставной тумбочки, я представляю плохо. Но интуиция подсказывает, что риск оправдан.

Местонахождение ключей от кабинета и сейфа, скорее всего, постоянно. По крайней мере, сегодня утром, когда я заступил на смену, портье подал вошедшему Осмоловскому ключ с круглым красным брелоком. Тот самый, от кабинета.

Что я сделаю? Выключаю на некоторое время портье, беру ключ — это секунда, перепутать его с каким-то другим нельзя, во-первых, клиенты проникают в номера с помощью магнитных карточек, на это я обратил внимание сразу, во-вторых, круглый, как медаль, броский, красная, кажется, эмаль по металлу, брелок, особая, так сказать, примета, ну, а дальше врываюсь в кабинет, открываю сейф и, если повезет, нахожу то, что поможет поставить жирную точку в моем расследовании. Найду я что-нибудь или нет — все равно придется делать ноги. Очень кстати, что у Арсена из-за болезни напарника на этой неделе одни ночные дежурства: он все-таки меня знает и будет не столь бдителен. А там посмотрим…

Выбраться из этих лесных дебрей без помощи Зои я никак не смогу. Она увезет меня отсюда на красной отцовской «Таврии». А ожидать будет в хорошо знакомом ей месте, там, где упрямится, цепляясь за жизнь, полусухой дуб. Время операции — с часу до двух ночи. Девочке, несомненно, будет страшно. Но другого выхода у меня нет. Разве что вообще отказаться от этой затеи. Может, и вправду выйти на Вальдшнепова? Ведь веская, неопровержимая улика у него уже в руках. Проклятый ослик во мне мотнул головой: «Нет!» Он шепнул: «Ты начал, ты и доводи дело до конца».

— Эд, не волнуйся — с часу до двух я жду тебя близ нашего дуба. — Слышимость отличная, голос у Зои чистый и звонкий, как у девочки-пионерки. — Нет, мне совсем не страшно. Все будет хорошо. Только пообещай после этого никогда со мной не разлучаться! Мне ужасно плохо без тебя. Обещаешь?

— Не обещаю, а клянусь! Пока, Зоечка, до встречи!

Я отложил мобильник в сторону — итак, сегодня в ночь я сделаю то, что задумал. Дай Бог, чтобы все прошло как по маслу. И все-таки — кто, ну кто мог заказать Модеста Павловича? Весьма вероятно, что Блынский. Зачем? Отобрать у дяди коллекцию икон и авангарда? Но он сам коллекционер и знает психологию этих фанатов — скорее умрут, пойдут по этапу, чем расстанутся со своими собраниями, в которых смысл их жизни. В конце концов, если бы преследовалась эта цель, то убийцы могли изъять иконы и картины той глухой февральской ночью, когда тело Радецкого заметал снег. Грабителей что-то испугало? Вряд ли. Никто тогда в доме абсолютно ничего не заметил.

Сдается мне, что Радецкого собрались шантажировать не как коллекционера, а как эксперта, точнее, как председателя экспертной комиссии. Блынский во что бы то ни стало решил заиметь подпись Модеста Павловича, причем так, чтобы она постоянно была у него в кармане. Купить вожделенный автограф не удалось, значит, следует заполучить его другим путем. Скорее всего, в «Пирах Лукулла» за ужином он предупредил дядю в последний раз: или тот с ними сотрудничает, или на репутацию его ляжет несмываемое пятно. Зловещим джокером, который легко расправится с любыми козырями Радецкого (а были ли они вообще?), выступила компрометирующая видеокассета. Но возникает вопрос: почему Блынскому понадобилось убрать дядю практически без промедления, той же ночью? Потому, что шантажистам из «Приюта пилигрима» стало известно, что Модест Павлович собирается нанести визит в МВД? Почуяли смертельную угрозу для себя и решили убрать как несговорчивого и опасного упрямца, как позднее расправились с Уласевичем и Лучиным, поплакавшимся в жилетку Георгию Викторовичу? Да, вероятно, это и послужило причиной устранения Радецкого. Тогда выходит, что Блынский, Осмоловский и тот же человек-пиранья Сагайдак действовали сообща. В пользу этой версии говорит и тот факт, что водитель «Мерседеса», обладатель уникального кадыка и, несомненно, человек Мориса Вениаминовича, знаком с «Приютом девственниц» не понаслышке — я уверен, что это именно он отвозил Радецкого в Киев. Но все это догадки. Вполне возможно, что выстроить целостную и ясную картину произошедшего поможет содержимое сейфа. Очень на это надеюсь.

Ладно, надо выспаться перед нынешней, обещающей быть бессонной, ночью. Нервы меня не подвели — спал так крепко, что меня разбудили только протяжные, как волчий вой, отрыжки Арсена, который пришел домой позже меня, считай, к обеду и которому тоже нужно было отдохнуть перед ночной вахтой. Я великодушно простил сожителя: серия отрыжек у него с завидным постоянством случается тогда, когда он, хорошо наеденный, собирается отойти в объятия Морфея.

Проснулся, когда на дворе уже смеркалось. Обычно дневной сон тяжеловат, сказать, что я свеж, как огурчик, нельзя, но мысль в голове работает четко, как хронометр. Интересно, не Арсен ли проник в квартиру дяди вместе с Фоминым? И вообще, как Модест Павлович мог открыть дверь незнакомым людям? С учетом того, что в «Приюте девственниц» мне остается пробыть считанные часы, есть смысл пойти ва-банк, постараться «раскрутить» мастера отрыжки настолько, насколько это возможно. Плохо, что он трезв. Но попробовать все же стоит.

Я так задумчиво уставился в потолок над собой, что не заметил, как за мной наблюдает виртуоз, сами знаете чего, причем делает это со снисходительной усмешкой.