Бронепароходы - Алексей Викторович Иванов

Чистополем полка. По синему ночному лугу низко стелился молочный туман, в нём как в озере стояли стреноженные лошади.

— Нам не переломить подлый характер мужиков, — сказал офицер. — Если им выгоднее удирать, они удирают. Не солдаты, а сброд. Отребье.

Юрий Карлович не возразил, но и не согласился. Он знал, как долго надо воспитывать матроса — и солдата, наверное, не меньше. «Ударники» — не отребье, а простые мирные люди. Бесполезно гнать их на фронт. Воевать должны только те, кто сам выбрал и освоил это жестокое ремесло. Втягивать в войну гражданских — преступление. В прошлом году он ожесточённо спорил об этом с Фортунатовым, а сейчас, когда Лиза умерла, понял правоту Бориса Константиновича. Его Лиза была гражданским человеком — милой домашней женщиной, не умеющей бороться и ненавидеть, как должно бойцу…

— У вас ведь есть пулемёты? — Пехотный офицер смотрел на адмирала со злой решимостью. — Поставьте у нас за спиной! Если моя сволочь побежит с позиций — косите под корень всех дезертиров!

— Нет, — ответил Старк.

И морские стрелки отступали вместе с «ударниками», изредка отбивая атаки самых рьяных преследователей. За неделю моряки подобрали в лугах больше тысячи выброшенных «ударниками» винтовок.

Обогнув Дербешский затон, бригада вышла к переправе через Белую, здесь ждал пароход «Ревель». Возле переправы на пологом выпасе раскинулся обширный и бестолковый военный лагерь. Юрий Карлович понимал, что Белая должна стать естественной линией обороны, поэтому «ударников» надо перебросить на правый берег. И «Ревель», словно паром, начал перевозить солдат с обозами — пусть идут на формирование в Николо-Берёзовку, где находится штаб флотилии и есть связь с генералами Гайдой и Ханжиным.

30 мая мимо «Ревеля» вверх по Белой прошёл буксир «Лёвшино», а за ним — канлодка «Кент». Юрий Карлович знал, что у британцев есть какие-то интересы на Арланском нефтепромысле, и руководить работами уполномочен капитан Горецкий. Это было известно всем офицерам, которые весной в Перми квартировали в доме пароходчика Якутова. И адмирал очень удивился, когда на следующий день капитан Горецкий постучал в дверь его каюты.

«Ревель» стоял у правого берега, у причала бывшего парома, и выгружал очередную партию «ударников»: солдаты по сходням скатывали телеги. Горецкий держался спокойно, однако явно был взволнован, даже взбешён.

— Господин адмирал, мне нужна ваша помощь, — заявил он.

Горецкий Юрию Карловичу не нравился. Ещё в прошлую навигацию он постоянно требовал особого внимания к своим делам, связанным с крупными нефтекомпаниями. Решать вопросы собственности, когда армия, истекая кровью, решает вопросы власти, адмиралу казалось не просто эгоизмом промышленников, а полной потерей нравственности. Это было совсем по-большевистски — бороться за свои выгоды прямо во время войны.

— Слушаю, — холодно сказал Старк.

— На борту буксира «Лёвшино» мятеж. Команда уводит буксир с грузом британской военно-морской миссии. На «Ревеле» есть пулемёты, я прошу вас остановить «Лёвшино» и принудить к сдаче.

— А чем занят «Кент»?

— Его отослали в Дюртюли.

— «Лёвшино» вооружён? — уточнил Старк.

— К счастью, нет, — улыбнулся Горецкий. — Даже винтовок не имеется.

Старк отвёл взгляд. На потолке его каюты мягко шевелились и качались пятна солнечного света — отблески лёгких речных волн.

— То есть вы, Роман Андреевич, предлагаете мне открыть огонь по невооружённому гражданскому судну, команда которого вам не подчинилась?

Горецкий молчал, улыбка его исчезла.

— Я не разбираюсь, кто прав, кто виноват, — задумчиво произнёс адмирал Старк, — но не подчиняюсь британской миссии и не воюю с народом.

Роман закрыл за собой дверь адмиральской каюты. Что ж, он ещё заставит этого флотоводца-неудачника заплатить за свои высокопарные принципы — но потом, попозже… Стискивая кулаки от ненависти к Старку, Роман завернул на прогулочную галерею. Отсюда, с галереи, он молча наблюдал, как мимо «Ревеля», дымя, проходит буксир «Лёвшино». А вслед за ним — неожиданно для Романа — вскоре на всех парах пролетел и британский «Кент».

14

С прошлой навигации Федосьев хорошо запомнил участок Камы на устье Белой и ясно представлял, как пойдут большевики: на Дербешских огрудках они вытянут флотилию кильватерной колонной и не станут перестраиваться, готовясь войти в узкий ход у Чегандинского осерёдка. За деревней Чегандой, где кильватерная колонна откроется на три четверти, и надо их встретить.

Федосьев простодушно радовался, что именно в этот день генерал Гайда вызвал адмирала Смирнова к себе в Сарапул: значит, командовать сражением будет он — капитан Пётр Федосьев! Авиабаржа «Данилиха» стояла в Николо-Берёзовке; гидропланы слетали на разведку и по радиотелеграфу сообщили на «Гордый» — на пароход командира, — что у красных одиннадцать канлодок.

— У них преимущество в числе судов и в дальнобойности орудий, — сказал Федосьеву лейтенант Макаров. — Но дальнобойность можно компенсировать выгодой нашей позиции, а число судов — сплочённостью огня.

Вглядываясь в лоцманскую карту, расстеленную на столе штабного салона, разговор старших товарищей жадно слушал мичман Знаменский.

— Сошвартуем пароходы с одинаковой артиллерией в пары, — согласился Федосьев, — чтобы орудиями командовал один офицер. Учись, Знаменский!

Макаров посмотрел на большие наручные часы:

— «Кент» вполне может успеть к драке и атаковать красных с фланга.

— Шилов, радиотелеграфиста сюда, — приказал Федосьев вестовому.

Знаменский был взволнован подготовкой к бою, в котором он поведёт флагман, пусть даже и под контролем Федосьева. Петька оживлённо потирал кулаки, и Знаменскому хотелось быть таким же — хотелось с удовольствием предвкушать сражение, ничуть не заботясь риском проиграть или погибнуть.

Сошвартованные «Страшный» и «Статный» заняли позицию на повороте реки под крутым и длинным Чегандинским яром, «Гневный» и «Губительный» — в четырёх кабельтовых выше по течению и прямо на фарватере. «Гордый» расположился между ними. Ветер был встречным, низовым, дым волокло по воде вдоль берегового откоса, и Федосьев не сомневался, что большевики увидят засаду только тогда, когда им будет уже поздно менять ордер.

— Смотри, Знаменский, — похвастался он, — первыми откроют огонь суда нашего дивизиона. Красные не испугаются двух пароходов и продолжат движение, тут-то им в скулу и влепят «Страшный» и «Статный».

— Здорово придумано, Петька! — искренне восхитился Знаменский.

Федосьев добродушно хмыкнул.

На огромном водном пространстве слияния Камы и Белой бронепароходы терялись, как зайцы в поле, но ощущение безопасности было обманчивым: расстояния сейчас не имели значения, орудия накрывали оба речных створа. У большевиков головной шла канонерка «Терек» — бывший балтийский сетевой заградитель, дизельный корабль с двумя пушками. К рекам моряки относились с пренебрежением, не уважая силу колёсных буксиров; Федосьев знал это по себе. Он был уверен, что чувство превосходства и загонит «Терек» в ловушку.

Первый пристрелочный залп «Гневного» и «Губительного» ожидаемо оказался промахом. Фонтаны разрывов подскочили в стороне от «Терека». Тот ответил впопыхах — с