Генерал де Голль - Николай Молчанов

Рано утром в Елисейский дворец являются «победители» — Пейерфит, Фуше, Жокс (заменявший премьера) и другие министры. Совещания продолжаются фактически весь день. Некоторые предлагают принять требования студентов. «Нет, нет и нет! — отвечает де Голль. — Перед мятежом не капитулируют. Государство не отступает». Между тем ВКТ и другие профсоюзные организации принимают решение провести 13 мая всеобщую 24-часовую забастовку протеста против репрессий властей. За этим решением — грозная тень многомиллионного рабочего класса Франции. События приобретают все более драматический характер.

Вечером 11 мая в Париж возвращается из поездки в Афганистан и Иран премьер-министр Жорж Помпиду. Он сразу созывает заседание правительства и предлагает начать новый курс, поскольку он лично еще не был связан с событиями. Премьер предлагает в понедельник, 13-го, открыть Сорбонну и удовлетворить требования студентов. Некоторые министры возражают, указывая, что это произведет впечатление слабости власти и воодушевит бунтующих студентов. Но генерал де Голль соглашается на отступление и возлагает ответственность за правительственную тактику на премьер-министра.

13 мая, как было решено ранее, начинается всеобщая забастовка и грандиозная демонстрация. Шествие от площади Республики до Данфер-Рошеро, в котором участвовало около миллиона трудящихся, поражает своим мощным размахом и организованностью. Демонстрация явилась выражением протеста против расправ над студентами. Однако лозунги демонстрантов придают ей новое, несравненно более важное политическое значение: «Десять лет — этого достаточно!», «Де Голля в архив!», «Де Голля в богадельню!», «Прощай, де Голль!». Демонстрация происходит в день десятилетия алжирского мятежа, который привел де Голля к власти. Многие несут иронический лозунг: «13 мая 1958-13 мая 1968. Счастливой годовщины, мой генерал!» Полиция не показывается на пути следования гигантских колонн. Впрочем, профсоюзы организуют свою службу порядка. Демонстрантам даны указания, достигнув площади Данфер-Рошеро, расходиться по домам. Но группы студентов призывают идти дальше и взять штурмом Елисейский дворец! Однако их небольшая кучка. Авантюризм гошистов вызывает подозрения. Волна симпатии к студентам начинает спадать. Наступает новый этап борьбы. Вопрос поставлен теперь уже не только о реформе Университета, но о несравненно более важном деле: о ликвидации авторитарного, антисоциального режима, о восстановлении демократии, об удовлетворении насущных нужд трудящихся. В этот же день многочисленные демонстрации состоялись и в других городах Франции.

Между тем рано утром 14 мая генерал, как было заранее намечено, должен отправиться с официальным визитом в Румынию. Накануне поздно вечером де Голль охвачен необычной для него нерешительностью. Министр внутренних дел Фуше советует отложить поездку, и он уже соглашается. Но приходят премьер-министр и министр иностранных дел и советуют ехать. Поскольку внешняя политика всегда стоит у де Голля на первом месте, он в конце концов летит в Румынию.

А события во Франции идут своим чередом. Полиция оставляет Сорбонну, и соперничающие группы гошистов обосновываются в аудиториях. Их не так уж много, несколько сотен. Но множество любопытных интеллигентов наводняют храм науки. Теперь здесь «критический» или «свободный» Университет. Провозглашается установление «студенческой власти». Что все это значит? О возобновлении занятий, естественно, нет и речи. День и ночь идут митинги. Ораторы сменяют друг друга. Одни призывают к анархии. «Ни бога, ни господина», — звучит старый лозунг бланкистов. Другие требуют полной сексуальной свободы. Разумеется, обсуждаются и университетские проблемы. Требуют отмены экзаменов, обязательных программ и курсов, увольнения всех старых профессоров. Часто поют «Интернационал», но еще чаще произносят антикоммунистические речи. В руках мелькают красные книжечки изречений Мао, распространяемые китайским посольством. Часто ссылаются на Троцкого. Все стены заклеены лозунгами и запачканы надписями: «Будьте реалистами, требуйте невозможного!», «Запрещается запрещать!», «Воображение к власти!» Объявляется «непрерывная творческая революция». Все требуют полного преобразования общества. Но как это сделать и чем его заменить? Никто толком этого не знает. Затем захватывают находящийся неподалеку театр «Одеон». Пытаются вступить в контакт с бастующими рабочими, но те с подозрением относятся к анархистским и антикоммунистическим действиям гошистов. На заводы их не пускают.

А там царит иная, более серьезная атмосфера. Всеобщая забастовка, объявленная сначала на 24 часа, по истечении этого срока не только не прекратилась, но стала еще более всеохватывающей. При этом борьба трудящихся приобретает новые формы. Рабочие занимают предприятия. Это началось 14 мая занятием завода «Зюд авиасьон» около Нанта. Затем то же самое в последующие два дня произошло на огромном комплексе предприятий государственной автомобильной фирмы «Рено». Дело дошло до того, что бастующие чиновники заняли даже резиденцию Национального совета французских предпринимателей! Прекратилась работа всех видов общественного транспорта, связи, забастовали работники радио и телевидения. К 20 мая Франция была полностью парализована, число бастующих достигло 10 миллионов.

Рабочие на заводах также митинговали. Но там речи и характер требований были иными, чем в Сорбонне. Здесь реалистично требовали возможного: улучшения условий труда, более справедливой его оплаты. На заводах стены тоже заклеены плакатами и лозунгами. На «Рено», например, чаше всего встречались надписи: «40 часов», «60 лет», «1000 франков». В первом случае речь шла о продолжительности рабочей недели, во втором — о пенсионном возрасте, в третьем — о минимальной зарплате. И, конечно, повсюду фигурировал де Голль. Ведь он страстно стремился к персонализации власти, к монархии республиканского стиля. Поэтому все без исключения пороки Пятой республики, вызвавшие взрыв недовольства, естественно связывались с личностью де Голля. Характерные знакомые черты де Голля, его жесты, генеральская форма и прочее фигурировали в карикатурном виде на плакатах как обвинение, предъявляемое ему французами. Личная власть на службе монополий закономерно вела его к личному краху. «Десть лет — этого довольно!» — кричали все стены Франции.

Де Голль продолжает свое заграничное путешествие в то самое время, как положение во Франции обостряется. Министры, которых он отучил действовать самостоятельно, не решаются предпринимать что-либо серьезное в его отсутствие. На нем одном держится все государство. Дебрэ, Фрэ, Фуше звонят генералу в Бухарест и просят его сократить пребывание за границей. Наконец, после долгого телефонного разговора с премьер-министром де Голль сокращает время пребывания в Румынии на 12 часов и в субботу 18 мая поздно вечером возвращается в Париж.