Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные. - Константин Радов

Хмурый рассвет застал нас посреди водной пустыни. Восток окутали облака, мешая ориентировке. Оставалось надеяться, что ветер не обманет, внезапно изменив направление. То ли волны стали чуть ниже, то ли мы приноровились к ним: снова захотелось жить, и зверское чувство голода проснулось после изнурительной ночной работы. Однако еды не было ни крохи, а воды после раздачи тщательно отмеренных порций осталось меньше, чем по пинте на брата. Оценивая силы трезво, следовало признать, что еще одну бессонную ночь никому не выдержать. Предположительно, лодка находилась на неизвестном расстоянии к югу от западной оконечности Сицилии, и при движении дальше к востоку негостеприимный берег должен был сам приближаться с левой стороны. Подменив бледного, как смерть, Пажеса, чтобы дать ему несколько часов отдыха, я стал держать теперь как возможно левее, но никаких признаков земли не было заметно.

Только ближе к полудню, когда солнце подвысушило небеса и горизонт очистился, а равнодушное оцепенение усталости вновь начало усыплять волю к жизни, глазастый Пашка разглядел на левом траверсе горы. Лука Капрани долго вглядывался в их контур, прежде чем уверенно заявил:

- Кальтабелотта. Ровно середина между Марсалой и Джирдженти. Прямо по курсу в дюжине испанских лиг - удобная бухта. Таким ходом придем к ней еще до заката.

Отпраздновали спасение, истребив последнюю воду, которая показалась слаще ренского и романеи на царских пирах. Мучительно медленно приближался берег по левому борту. Наконец, за вылезшим в море скалистым мысом - защищенный от ветра небольшой залив, киль скрипит по песку, мои друзья выскакивают и в ажитации бросаются целовать землю. Мы обнимаемся. На берегу лежат вытащенные рыбачьи лодки, сама деревня - на полугоре, в удобнейшем для обороны месте. Только поэтому она и могла уцелеть на обращенной к Африке стороне острова. Тропинка, по которой мы поднимаемся, особенно хороша: два-три человека могут остановить здесь целый полк, сбрасывая камни со скалы наверху. Уже в начале пути незваным гостям встречается крестьянин, ведущий в поводу груженого дровами осла. Лука берет на себя переговоры: экспансивно жестикулируя и поминутно призывая мадонну, рассказывает о пережитых бедствиях, показывает мужику хорошо видную отсюда лодку на берегу. Его дипломатия увенчивается блестящим успехом. Через полчаса сидим у очага, вовсю уплетаем крестьянский хлеб, запивая разбавленным домашним вином, а через час - спим как убитые прямо на полу в тесной деревенской хижине. Упоительное чувство: мы дома!

Просыпаюсь под громкий скандальный крик: во дворе наш капитан последними словами ругает гостеприимного хозяина.

- Лука, в чем дело?

- Взгляни, Алессандро: лодку украли!

- Называй меня 'сиятельством', пожалуйста. Украли - и черт с ней!

- Ваше Сиятельство, мы могли бы на этой лодке дойти до самого Неаполя! Или продать ее и добыть немного денег: у господина графа, наверно, есть владения, а у моей семьи теперь из имущества остались одни долги!

Крестьянин пресерьезно уверяет, что наш трофей наверняка унесло ветром, потому что его не привязали и плохо вытащили. А рожа хитрая! Меня разбирает смех: неплохую сделку он провернул, получив отличную рыбацкую барку в обмен на четыре краюхи хлеба и галлон домашнего вина! Как бы то ни было, ссориться со здешними жителями не резон. Вон у ограды маячат молчаливые фигуры: пока ничего не делают, но при обострении спора наверняка вступятся за своего. Слегка заржавленный от морской воды ятаган за поясом Луки способствует их сдержанности - однако доставать оружие не стоит. Все-таки в гостях.

- Капитан! Ты вроде говорил, здесь город недалеко?

- Несколько миль.

- Пошли. Нечего тянуть, уже почти полдень.

Под громогласные рассуждения Капрани о воровской породе проклятых сицилийцев спускаемся вниз и бредем на восток вдоль самого моря, по чистейшему золотистому песку. Здешний конец октября - под стать петербургскому июлю. Солнышко вовсю пригревает, ветер ослаб, и только громадные волны продолжают свой бег отголоском бушующего где-то далеко за горизонтом шторма. Усталость еще не избыта. Когда возле одинокой башни, охраняющей берег, дорога решительно поворачивает и начинает круто взбираться в гору, становится трудновато. Этьена приходится почти тащить на себе, по очереди подставляя плечо под здоровую руку. Забавную картину мы представляем, должно быть, со стороны. Четыре оборванца в грязной, стоящей колом от морской соли одежде с чужого плеча, едва передвигающих ноги, но пытающихся сохранять достоинство.

Открывшийся между холмов город заставил меня застыть соляным столпом. Над крышами лачуг, в беспорядке взбирающихся на высокий холм, царили гигантские колоннады античных храмов. Только теперь дошло, что это Агригент, родина Эмпедокла! 'Джирдженти' по-местному, надо же так латынь исказить! Если бы волновавший некогда парижан диспут о достоинствах древних и новых народов происходил здесь - победу присудили бы предкам за явным преимуществом. Слишком режет глаз сочетание величия и убожества в столь тесном соседстве. Четырехсаженный атлант лежит навзничь, как павший в бою воин. На ступенях заброшенного амфитеатра пасутся козы. Только одно осталось неизменным за два с половиной тысячелетия: судя по выбору места для города, пираты и тогда свирепствовали не меньше нынешних.

Зайдя в первую же базилику на нашем пути, явно переделанную из языческого капища, попросили служку вызвать священника и обратились за помощью. Надо же дать католической церкви случай проявить деятельное милосердие. Увы, патер предложил только исповедь и причастие, а одалживать деньги послал к евреям. С легким сердцем сознавшись в многочисленных убийствах, двинулись искать ростовщика. При нашем непрезентабельном облике не получить бы ни сольдо, если бы Пажес не нашел общих знакомых с местными добытчиками серы: некоторую часть ее продают во Францию. Добыв, под поручительство владельца серной шахты, небольшую сумму, наняли повозку до Мессины: море по эту сторону острова считается слишком опасным, суда ходят только караванами и с надежной охраной.

Там удача улыбнулась еще шире: встретился купец, знакомый по Марселю, и затруднения с деньгами остались позади. Материально я потерял очень мало: перед путешествием почти вся моя наличность осталась в банковской конторе, в обмен на переводное письмо венецианскому агенту банка. Восстановление бумаг принципиальных трудностей не составляло, хотя требовало времени. В капитанском зале лучшей портовой таверны, куда зашли перед расставанием, мы решали более срочные дела. Список неаполитанских матросов, для передачи тринитарианцам (и последнего уцелевшего француза вписали сюда же). Цены и условия выкупа, а также прочие обстоятельства, с этим связанные.