Марк Твен - Максим Чертанов

В этой идее его укрепило подозрение, что Америка движется к монархическому строю — на эту тему был ряд диктовок. Де Вото не включил в сборник отрывок, по смыслу близкий к вышеперечисленным, — «Два фрагмента из запрещенной книги, озаглавленной «Взгляд на историю»» («Two Fragments from a Suppressed Book Called 'Glances at History' or 'Outlines of History»): жила-была свободолюбивая республика (США), но потом начала угнетать другие страны (Филиппины) и испортилась: «Толпы, рукоплескавшие подавлению чужих свобод, дожили до дня, когда им самим пришлось расплачиваться за эту ошибку. Правительство окончательно попало в руки сверхбогачей и их прихлебателей; избирательное право превратилось в простую машину, и они вертели им как хотели. Торгашеский дух заменил мораль, каждый стал лишь патриотом своего кармана. Плутократы, которые вначале только с великой пышностью принимали аристократов из соседних стран и покупали их для своих дочерей, с течением времени сами возжаждали наследственных титулов. Возникло все усиливающееся тяготение к монархическому строю». Потом появился диктатор и взошел на трон: сопротивляться было поздно.

В этом фрагменте Твен вновь размышлял о патриотизме: «Каждый должен говорить сам за себя, от своего имени и на свою ответственность. И это — великая и святая ответственность, от нее нельзя легкомысленно отмахнуться, поддавшись запугиванию со стороны церкви, газет, правительства или чарам пустой фразы политикана. Каждый сам должен решить для себя, какой путь правый, а какой — неправый, что патриотично, а что нет. Нельзя уклониться от выполнения этого долга и остаться человеком. А выбрать путь против внутреннего убеждения — значит стать подлейшим и бессовестнейшим предателем и по отношению к самому себе, и по отношению к своей стране, как бы ни называли тебя люди». Впрочем, есть случаи, когда и честному человеку нужно поддерживать правительство, даже если оно не право: «когда опасность грозит самому существованию страны». Проблема в том, что правительства всегда путают собственное существование с существованием страны…

Лето было сверхпроизводительное: Твен также завершил книгу о Мэри Эдди «Христианская наука» («Christian Science»), которая вышла в 1907 году в «Харперс», написал очерк о Хоуэлсе для «Харперс мэгэзин». Харви просил его опубликовать в «Норз америкэн» часть автобиографических диктовок, он не хотел, но соблазнился гонораром в 30 тысяч: деньги были нужны на строительство дома. Отобрал 25 самых безобидных отрывков: о детстве, о семье, о некоторых знакомствах; они публиковались с сентября 1906-го по декабрь 1907 года. Он умудрялся еще находить время для поездок в Нью-Йорк по издательским делам и в Фэйр-Хэйвен к Роджерсу, несколько раз плавал с ним на «Канахе». В Дублине собирал окрестных детей, устраивал спектакли, взял на воспитание двух котят, изредка принимал журналистов. Идиллическая жизнь — так ее описал Пейн. На самом деле в окружении стареющих богатых знаменитостей идиллии встречаются редко.

Изабел Лайон полюбила своего шефа — по ее словам, то было платоническое чувство без каких-либо планов, по мнению Твена (и всех его близких), она хотела стать его женой. Об этом написано много книг: «Блаженный» Хэмлина Хилла (1973), «Другая женщина Марка Твена» Лоры Скандера-Тромбли (1994), «Опасная близость» Карен Листры (2004), «Мужчина в белом» Майкла Шелдена (2010) и ряд других, менее значительных. Первые два автора считают, что выживший из ума старик, понукаемый злобными дочерьми, ограбил и оклеветал честную женщину. Два вторых — что секретарша манипулировала работодателем и пыталась причинить вред его детям, за что и была уволена. При этом все они основывались на одних источниках: дневнике Изабел и тексте Твена, известном как «Рукопись об Эшкрофте и Лайон» («Ashcroft-Lyon Manuscript»); существует также дневник Джин Клеменс[50], проигнорированный Хиллом и Скандерой-Тромбли. Кому верить, каждый биограф решает сам. Чтобы разобраться в проблеме, попытаемся основываться не только на словах, но и на фактах и логике.

Изабел писала, что обожает Короля: красив, элегантен, шикарно одевается, чудесно пахнет. Январь 1905-го: «Никогда на земле иль в небесах не существовало никого, равного м-ру Клеменсу!» Март 1905-го: «Я живу близ трона. <…> Он — Король — и он велик — и коронован!» Январь 1906-го: «О, какое богатство — его характер, его интеллект и душа! Он спускается в самые трагические глубины земли и небес, рая и ада — он вскипает весельем — он разражается тихими рыданиями — жестокой сатирой он разрушает вашу веру — его богохульства поражают вас подобно ударам молнии — и он — самое нежное, самое внимательное, самое привлекательное создание в целом свете — но как искусно он скрывает свою подлинную суть от большинства людей! <…> Как он великолепен! Его величие — его гений — его магнетизм — и его прекрасная великая душа!»

Объект в тот же период писал о ней так: «Я очень высокого мнения о мисс Лайон». «Она сидит за столом, когда есть гости и когда их нет; наши друзья стали ее друзьями; они посещают ее, и она посещает их; она превратилась в хозяйку дома». Несколькими годами позже: «Секретарша начала «эволюционировать». Не сразу, нет, очень постепенно, шаг за шагом: тут сцена, тут ложь, тут слезы, все очень искусно». Ее чувства для него не были тайной. «Был ли я в неведении относительно того, что в середине 1906-го она решила выйти за меня? Нет — я это знал. Я очень невнимателен и плохо чувствую людей, но я был способен заметить это… Но я не придал значения». Из неотправленного письма Хоуэлсу: «Мог ли я когда-нибудь найти человека, который сравнился бы с ней [Оливией], и жениться вновь? И даже если бы я встретил такого человека, как Вы думаете, могла ли это быть мисс Лайон? За 74 года я нашел только одну женщину, на которой хотел жениться, и я потерял ее». Тем не менее он, как отмечали все окружающие, не пытался «охладить» секретаршу и позволил ей стать полновластной хозяйкой дома. К лету 1906 года его чековая книжка была в ее руках; она распоряжалась деньгами по собственному усмотрению, слуги впоследствии показывали, что она отдавала распоряжения; когда звонил телефон, она решала, звать хозяина или нет.

Когда рядом с богатым пожилым мужчиной появляется чужачка и становится фактической хозяйкой, родственники не могут не насторожиться. Должна была обеспокоиться Клара, дама волевая и практичная. Но она, выписавшись из санатория, в Дублине не показывалась, а сняла в Норфолке дом; все лето и осень 1906 года репетировала с аккомпаниатором, канадским пианистом Чарлзом Уорком, пела на частных концертах, редко навещала отца, который был вынужден смириться с ее самостоятельностью и даже начал гордиться ее карьерой. С Изабел, по словам Клары, у нее были прекрасные отношения: обсуждали наряды, секретарша хвалила ее вокальные данные, в ее жизнь не вмешивалась. Первый звонок для Клары прозвенел, вероятно, в октябре 1907 года, когда, приехав навестить своих, она узнала, что сестру отсылают из дома.