"Фантастика 2023-128". Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Малицкий Сергей Вацлавович

Сначала содержали в том же каретном сарае, вместе с товарищем Нахамкесом, которого надо было перевязывать, угощать «уткой», поить с ложечки и все такое прочее. Все как обычно, только часовых приставили.

Нас даже покормили обедом. Борщом с красной свеклой. Перловой кашей с тонкими волокнами мяса. И какой-то кисловатой бурдой, отдаленно напоминавшей взвар из дули.[755] Вот же загадка: на воле нас не кормили, а как арестовали, так сразу целый обед. Умом мне товарищей не понять.

А чай мы себе организовали сами. Морковный.

И долго разговаривали друг с другом обо всем на свете, не обращая внимания на кемаривших у входа наших то ли конвоиров, то ли охранников. Скорее конвоиров, так как в дощатый сортир на дворе нас водили по очереди, обязательно под винтовкой с примкнутым штыком.

Вечером товарищ Фактор привел какую-то бабу крестьянского вида, мне незнакомую. Как оказалось, для ухода за товарищем Нахамкесом.

А нас вывели во двор, поставили перед строем красных партизан и зачитали приказ о нашем расстреле за антисемитизм, вредительскую деятельность, саботаж и действия в пользу мировой буржуазии.

Расстрел был назначен на следующее утро. А пока нас заперли вдвоем на сеновале, у которого двери были крепче, чем у каретного сарая, и совсем не было окон.

В абсолютной темноте сарая, пытаясь на ощупь определиться в пространстве, я случайно коснулся рукой Наталии Васильевны и моментально был ею агрессивно зацелован и удушен в объятиях. Словно это легкое касание явилось сигналом к давно ожидаемому действию.

— Что это со мной было, Георгий Дмитриевич? — спросила через полчаса вдовая баронесса громким шепотом, с трудом усмиряя учащенное дыхание.

— Любовь, милая Наталия Васильевна, — ответил так же порывисто и отдышливо. — Может, даже страсть. Взаимная.

— С ума сойти. До сих пор голова кружится. Почему это так? Почему только сегодня? Почему у меня такого наслаждения не было никогда раньше? — вопрошала она даже не меня, а свою судьбу, причем с некоторой обидой за напрасно прожитые годы.

— Потому, милая моя, что сегодня вы отдавались мне без оглядки на что-либо, как последний раз в жизни.

— Но это же не в последний раз было? — спросила она с надеждой.

— До утра еще далеко, — успокоил я ее. — А там, как Бог рассудит.

Как только прошла торопливая отдышка от безумно страстного секса, которого я никак не ожидал от такой вот скромницы, я окончательно уверился, что нынешняя Наталия Васильевна и есть ипостась моей Наташки из видений про Новую Землю. А раз это все — сны, то почему ж не похулиганить? Во сне-то? И нашептал на ухо баронессе, что мы могли бы здорово разнообразить так понравившееся ей занятие, и даже предложил как.

— Георгий Дмитриевич, — возмущенно прошипела мне в ухо баронесса, — что вы такое мне предлагаете? Я порядочная женщина, а не кокотка. Я хоть и медичка, но все-таки не готова к таким половым экспериментам, на которые и не каждая кокотка-то согласится.

Пользуясь тем, что в темноте масленого выражения моего лица не видно, я без зазрения совести продолжил развращать молодую женщину отношением к сексу в третьем тысячелетии.

— Наталия Васильевна, завтра утром нас расстреляют, — привел я неубиваемый резон. — На какой период времени вы желаете отложить свое знакомство с этими, как вы выразились, «половыми экспериментами»?

— Где вы всему этому научились? — прошипела сестра милосердия все так же сердито, но уже заинтересованно.

— Да шатало меня по свету. Одно время у меня даже гарем был из очень развратных женщин. Недолго.

— Простой фельдшер, а какая загадка. — Она потянулась в сладкой истоме. — Тогда, Георгий Дмитриевич, поцелуйте меня… ТАМ. — И тоненько хихикнув, продолжила: — Всю жизнь мечтала о таком наслаждении с мужчиной, а сознаться в этом мужу было очень стыдно, вот и молчала. — И снова прыснула коротким застенчивым смешком.

— Значит, с женщинами такие половые эксперименты вы уже проводили? — не то спросил ее, не то утвердил.

— Экий вы… Все-то вам знать надо, Георгий Дмитриевич. Конечно, проводила. Я же курсистка. А все курсистки делятся на тех, кто вырвался из дома, чтобы пуститься в столице во все тяжкие, и тех, кто, несмотря ни на какие соблазны, сохраняют себя для мужа. Часто эти последние вскладчину снимают большую квартиру комнат на шесть-семь. Так, кстати, дешевле выходило, чем по отдельности комнаты снимать в меблирашках. И жили там общежитийным монастырем, куда мужчин не допускают ни под каким видом. Мебели вечно не хватало, так что приходилось с кем-то делить койку и… — Тут она замолчала, хмыкнув. Еще раз хмыкнула значительно и договорила: — В общем, сапфические игры в этой среде процветали.

— Вы бестужевка?

— Нет, высшие женские курсы Герье. В Москве, на Девичьем поле.

— Медичка?

— Медичка, только недоучившаяся. Замуж выскочила. А муж получил стипендию Академии наук и уехал в Армению ловить своих любимых жуков. Им к тому времени уже несколько таких коллекций было собрано в Зоологическом музее университета. А я… Где ты, Кай, там и я, твоя Кайя. Ловила жуков вместе с ним. Счастливое было время…

В тесноте сеновала повисла пауза.

— Потом началась война, — продолжила баронесса свое повествование. — Муж собрал окрестных маузеристов[756] в ополченческую дружину, ушел с ними на турецкий фронт и не вернулся.

Наталия Васильевна замолчала. Я обнял ее за плечи и пододвинул к своей груди. Она прижалась ко мне и продолжила:

— Чтобы не сидеть без дела, я занималась переселением армянских семей с турецкой стороны на Тамань, под Анапу и в Сочи. Они бежали из Турции толпами, бросая все и спасая только жизнь. И проще, как оказалось, переправлять их туда через Грузию и Абхазию или вообще напрямик морем. В личной жизни остались только письма от Саши. Радовалась, наверное, больше его самого, когда его наградили золотым Георгиевским оружием за освобождение Вана. И вообще полковницей жить гораздо приятнее, чем профессоршей, особенно когда идет война. А когда муж погиб, я сама ушла на фронт, но дальше армейского санитарного поезда меня не пустили. А когда Армения от России отделилась, прорвались санитарным поездом сюда через враждебную Грузию, спасибо абхазам — отбили. Но доехали только до Пензы…

Некоторое время на сеновале установилась такая тишина, что стало слышно, как скрипят сапоги нашего часового за стеной сеновала. Потом Наталия Васильевна возмущенно зашипела вполголоса:

— Вы это специально такой разговор завели, чтобы не выполнять мою просьбу?

После такого наезда мне только и осталось явить свой аспект и поднять атрибут.

А в тихом омуте Наталии Васильевны водилось целое стадо чертей. Их стоило только выпустить на волю.

Утром нас, как ни странно, никто не потревожил.

Даже принесли завтрак: хлеб и воду. Хлеба — фунт на двоих и котелок колодезной воды. Вот и все события, не считая оправки в дощатом сортире во дворе. Под прицелом.

Время на сеновале тянулось медленно и как-то тягуче.

Мы молчали, стараясь не говорить о неизбежном. Только Наталия Васильевна, встречаясь со мной взглядом, неожиданно рдела и отводила глаза.

Когда меня вконец достало это напряжение, я попытался развеселить ее армейскими байками. А когда и они не прошли, то откровенно антисоветскими анекдотами про Ленина, Крупскую и Дзержинского, которые выдумали потомки к столетнему юбилею вождя революции. Получилось. Смеялись над ними не только баронесса, но и конвоир за дверью. Тот просто угорал, хотя и понимал не все.

Часам к десяти — часы у меня не отобрали, даже не обыскивали — за нами наконец-то явились товарищи с винтовками числом в пять штук. И одной лопатой. Командовал ими Михалыч с шашкой.

Прямо во дворе управления волостью нас стрелять не стали — повели за околицу, через все село. Напоказ. Видимо в качестве дополнительного устрашения местных обывателей.