Судьба императора Николая II после отречения. Историко-критические очерки - Сергей Петрович Мельгунов

То же надо сказать и относительно екатеринбургской трагедии в освещении работы Керенского – последней по времени написания. Автор, очевидно, не знаком ни с отдельным изданием очерка Быкова, ни с повествованием Войкова, изложенным на страницах воспоминаний бежавшего из парижского полпредства советского дипломата. Он опирается главным образом на данные Соколова, но в своих выводах идет дальше руководителя сибирского следствия. Керенский пытается доказать, что в решении Кремля никакой роли не играли фиктивные заговоры в Екатеринбурге, ни тем более выступление чехо-словаков, так как решение Кремля было принято гораздо раньше. Лишь формальная инициатива была представлена совету «красной крепости Урала» – фактически в интимном кругу Ленина была выработана во всех деталях процедура убийства. Под предлогом угрозы со стороны «чехо-словацких» банд Кремль (Свердлов с согласия Ленина) в июне через посредничество Голощекина посылает по прямому проводу свои приказания в Екатеринбург. Как ответ на приказания Керенский рассматривает сообщение Болобородова 4 июля об изменении в охране, находившейся в «доме особого назначения». По соглашению с Москвой или точнее по приказу из Москвы, говорит Керенский, для исполнения функций внутренней охраны вступили люди комиссара местной Ч.К. Юровского. Телеграмма 4-го означала: все готово для убийства, и бесповоротно доказывала, что организаторами и исполнителями екатеринбургского убийства были кремлевские палачи. Здесь Керенский буквально повторяет Жильяра (У Жильяра логически вытекает из ошибки, допущенной им при воспроизведении и толковании организации «дела»). Дальнейшее у Керенского протекает соответственно изложению Соколова – одинаково он толкует и шифрованную телеграмму 17 июля, и разговор по прямому проводу 20-го. Отличие только в том, что к имени Свердлова присоединяется имя Ленина. Как знает Керенский, строго конфиденциальное собрание происходило у Ленина после телеграммы, полученной от Белобородова. Кто на нем, за исключением Ленина и Свердлова, присутствовал, неизвестно, но было решено скрыть истину не только от страны, но и от самого советского правительства. Ленин и Свердлов присутствовали – это точно известно. Откуда? Как всегда бывает в таких случаях, источник остается скрытым. Если все детали убийства были заранее обсуждены, то никакого смущения телеграмма Белобородова не могла вызвать; очевидно, не было надобности и собирать особо секретное совещание. Вероятно, однако, то или иное совещание должно было неизбежно произойти и иметь секретный характер, так как сообщение Белобородова было, очевидно, неожиданным. На нем должен был присутствовать и председатель совнаркома, и председатель ВЦИК. Свердлов, независимо от своего официального поста, всегда был резонатором мнений Ленина, поэтому естественно связать эти два имени, как, напр., они связаны были в период острых партийных споров о «похабном мире». Но при расследовании екатеринбургской трагедии, точнее кремлевского замысла ее подготовки, этой связи придают специфический характер: «План Свердлова» через убийство сделать невозможным «компромисс» с капиталистическим миром превращается в «план и самого Ленина». Можно назвать и третьего, вероятного участника секретного совещания – это Дзержинский… Сперанский, производивший свое самостоятельное изыскание в Екатеринбурге, пришел к выводу, что мысль о ликвидации вышла из головы шефа Ч.К. и им была осуществлена437.

Трио легко превратить в квартет – припомним, что Войков назвал члена ЦК Крестинского, до войны бывшего главарем екатеринбургских большевиков, при желании и в квинтет – ведь Троцкий был подлинным вдохновителем «Революционного Израиля» (в некоторых повествованиях Троцкий и фигурирует как прямой соучастник кремлевского трио). Можно идти и дальше. Но оставим в стороне подобные изыскания – бесплодные, поскольку не опираются на факты, которые можно установить. Какой же вывод можно сделать? Первый следователь, ведший сибирское расследование, член екатеринбургского окружного суда Сергеев, на мой взгляд, занял правильную позицию: «убийство задумано заранее и выполнено по выработанному плану» – главное руководство принадлежало местным большевистским деятелям. По словам Дитерихса, Сергеев склонен был отрицать инициативу центральной власти. Его добросовестность и нелицеприятие судьи были заподозрены – как видно из сообщения местного прокурора Иорданского, Сергеев обвинялся в сознательном затягивании следствия. Он был заменен Соколовым, проделавшим огромную работу для выяснения обстановки екатеринбургской трагедии. Но основная политическая линия его расследования едва ли была правильна. Можно предполагать, что центр ante factum санкционировал убийство Царя и post factum вынужден был распространить свои санкции и в отношении расправы, постигшей всю семью. Всевластность центра в первые месяцы 18 г. вообще надо признать очень относительной, – лучшей иллюстрацией может служить «Северная коммуна» бывшей столицы, где своевольным сатрапом был Зиновьев, в дни июльского кризиса. В дни убийства гр. Мирбаха, «авантюры левых с. р., «белогвардейских» восстаний и зарождения «восточного фронта» заседавшие в Кремле не чувствовали себя прочно, и в такой обстановке не слишком приходилось одергивать «власть на местах» – особенно в таком щекотливом для большевистских демагогов вопросе, как судьба царствовавшей династии. На уральской периферии, которая в данном случае занимает наше внимание, «левые» коммунисты имели значительное влияние в партийной среде – так, имя председателя областного комитета Белобородова, наряду с именем членов ЦИК Преображенского и Крестинского, стоит под оппозиционным заявлением группы «уральских работников», требовавшей в февральские дни обсуждения вопроса о войне и мире с Германией и немедленного созыва партийной конференции438. Друг Белобородова и Голощекина Сафаров, вместе с Лениным прибывший в Россию в «запломбированном вагоне», ставший тов. Председателя екатеринбургского президиума, а на деле считавшийся на Урале как бы негласным «диктатором», был также в рядах «оппозиции». С этими «уральскими работниками» Свердлов, б. член пермского комитета и представитель Урала на решающей апрельской конференции 17 г. в Петербурге, где приехавший из эмиграции Ленин выступил со своими сенсационными «коммунистическими» тезисами, был связан персональными узами на почве старой совместной партийной работы, а не той тактической позицией, которую все они занимали в данный момент, – малоосведомленное в партийных большевистских делах сибирское следствие видимость приняло за сущность. За следствием пошел в своих изысканиях и Коковцев, точка зрения которого близка к положениям, выдвинутым Керенским: Москва заранее избрала местом расправы Екатеринбург, как центр деморализованных рабочих и сосредоточие здесь группы верных своих сотрудников.

Тактика центра в отношении династии – колеблющаяся и двурушническая – конечно, не гарантировала жизнь ни царю, ни вел. кн. Михаилу, ни легитимному наследнику. С известными оговорками можно согласиться с заключительными строками исследования Соколова: «В ходе мировых событий смерть Царя, как прямое последствие лишения его свободы, была неизбежна, и в июле месяце 18 года уже не было силы, которая могла бы предовратить ее». Если не в июле, то в последующие страшные дни кровавого разгула «красного террора» гибель была почти неизбежна, поскольку члены династии оставались во власти разнузданного насилия большевиков. Может быть, был бы созван показательный процесс «народного суда», после которого символически скатилась бы