Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна - Дэн Абнетт

то скоро погибнут. Магос охотится на тех, кто еще мог остаться. Его инструменты бродят по всей башне. Твоих друзей, Грегор Эйзенхорн, ждет очень-очень плохой конец. И это ты их сюда привел, ты ведь знаешь, да? И если хоть кто-то из них еще жив, в чем я, честно говоря, сомневаюсь, то они умрут самой ужасной смертью, которую можно себе представить. Готов биться об заклад, что они сейчас желают, чтобы всего этого не было, горько сожалеют, что пошли за тобой и поверили в твое дело. Я уверен, что их последним чувством станет ненависть. Ненависть к тебе. Ненависть за то, что обрек их на такое. Твои друзья, умирая, будут ненавидеть тебя…

— Они мне не друзья, — перебил Эйзенхорн.

Гоблека ухмыльнулся и проверил размер дозы в шприце.

— О, думаю, ты лукавишь. Лишь за другом можно пойти даже в ад.

Эйзенхорн медленно повернул голову в сторону Давинча:

— Он же следует за тобой.

— Кто, Давинч? — рассмеялся Гоблека. — Ему за это платят. Очень хорошо платят. Кроме того, он видит полную картину. И великую награду для тех, кто пойдет до конца.

— Так же, как и мои люди, — сказал Эйзенхорн.

— Правда? Нет, серьезно, правда? Ты хоть раз говорил им, своим друзьям, что ты им лжешь? Что ты безумен, объявлен вне закона и одержим? Что ты идешь по пути боли и он ведет в никуда? Что твоя задумка обречена и все об этом знают? Даже гниющий бог-король. Ты на стороне проигравших. Ты, Грегор Эйзенхорн, идешь за ложным Императором. Ты поклялся служить Ему. Но тем самым выбрал неправильную сторону в войне. И это факт.

— Сойдемся на том, что мы друг друга не поняли, — проворчал Эйзенхорн.

— Нет, — не унимался Гоблека. — С самого первого дня, еще до того как Император стал Императором, всему суждено было случиться именно так. Все подстроено, предсказано, задумано, предречено. Хаос победит в любом случае. Это закон природы. Порядок не может существовать вечно. Хаос возобладает. Ты ведь знаешь про энтропию, Эйзенхорн? Все системы рано или поздно выходят из строя. Все изнашивается и ломается. Вселенная возвращается к своему изначальному состоянию, и это Хаос, вечный и нерушимый.

Эйзенхорн молчал.

— Но я не хочу, чтобы ты принимал мои слова на веру, — продолжал Горан, — Я тебе покажу. Это часть моего сегодняшнего подарка. Я собираюсь поделиться с тобой истиной, извечной истиной, которую ты сам увидишь. Пелена спадет с твоих глаз, и ты поймешь, что был глупцом, когда считал иначе.

— Ты не очень-то хорошо меня знаешь, да? — спросил Эйзенхорн.

— Видишь вот это? — произнес Гоблека, поднимая шприц. — Шедевр Сарка. Рукотворный вирус-модификатор. Чудесная вещь. Он выделил ее из образцов, собранных дедом…

— Терзание, — сказал Эйзенхорн.

— А ты эрудит! — усмехнулся Гоблека. — Да, это Терзание. Чума Ульрена. У нее так много замечательных названий. Подарок варпа. Болезнь, равных которой не было. Тут, в шприце, конечно, не она. Это антигены, которые Сарк создал из оригинального патогена. Они тебя не убьют. Ну, наверное, не убьют. Они изменят тебя… твою сущность… образ мыслей. Изменят удивительнейшим образом. Так же, как Сарк изменил себя, чтобы управлять Ткачом.

— Зачем? — спросил Эйзенхорн.

— Что — зачем?

— Зачем вы мне это вколете?

— Ну, — протянул Гоблека. — Потому что это тебя изменит, поможет увидеть истину и…

— И что? Заставит меня присоединиться к вам? — спросил инквизитор.

— В целом — да, — рассмеялся Давинч.

— Не получится, — заявил Эйзенхорн.

— А-а-а, — протянул Гоблека. — Ну конечно. Из-за этой твоей знаменитой силы воли. Такой могучей и непоколебимой, что никакие соблазны и угрозы не могут ее пошатнуть. Слушай, Эйзенхорн… Я, может, над тобой и издеваюсь, но я не идиот. Я прекрасно понимаю, что ты обладаешь различными талантами и умениями. Твоя карьера — лишнее тому подтверждение. И у тебя есть навыки и силы, которые бы очень нам пригодились. Пригодились Лилеан. Но, конечно, ничего не получится в твоем текущем состоянии. Я прекрасно понимаю, что ты ни за что к нам не присоединишься. И даже уважаю тебя за это. Но у тебя не будет выбора.

Эйзенхорн сверлил неприятеля взглядом.

— Я серьезно, — сказал Гоблека. — Антиген Терзания — настоящий кошмар. Будет больно. Большинство подопытных не выживают. Только магосу Сарку удалось пережить больше одной инъекции. Но, думаю, у тебя все получится. Просто из-за этой твоей силы воли. А модификатору, после того как он прожжет твой организм, будет над чем потрудиться. Ты столько лет скрывался в тенях, подвергая свой психоактивный разум влиянию варпа, что он оставил на тебе свой отпечаток. Ты… чувствителен к эфиру и куда больше похож на тех существ, за которыми охотишься, чем когда-нибудь будешь готов признать. Ты созрел. Ты готов. Крайне перспективный кандидат.

— Куда колоть? — спросил Давинч.

— В шею, — ответил Гоблека и снова посмотрел на Эйзенхорна. — Забудь о своей воле. Забудь о сопротивлении. Это все неважно. Антиген Терзания изменит тебя, все твое существо. Ты увидишь варп и сам станешь им. И это единственное, что будет иметь значение. Ничего не зависит от того, захочешь ли ты это принять. Оно просто случится.

— Ты так уверенно говоришь об этих вещах, словно все уже случилось, — заметил Эйзенхорн.

— Это моя работа. В этом — моя служба Орфею. Королю-в-желтом. Он доверяет мне, и я стараюсь оправдать эту честь.

Бородач бросил короткий взгляд на Давинча:

— Держи его покрепче.

Давинч подошел, собираясь оттянуть воротник Эйзенхорна и обнажить горло. Гоблека поднял шприц.

Инквизитор не сумел бы освободить руки, скованные армейскими наручниками, поэтому плотно прижал одну к другой, сцепив пальцы в замок. И, как только Давинч оказался достаточно близко, обеими руками нанес удар в живот противника.

Он был не настолько слаб и измотан, как думали его враги.

Давинч хрипло выдохнул и согнулся пополам. Эйзенхорн в ту же секунду опустил руки, одновременно расцепляя их, так, чтобы цепь от наручников