Клинок Тишалла - Мэтью Стовер

Интересно, ему так же тяжело смотреть на меня?

Делианн Митондионн, принц-подменыш, штатный дуболом Т’фаррелла Вороньего Крыла: громила скорее-в-печали-нежели-в-гневе. Глаза у него все те же: щенячьи и грустные; думаю, он до сих пор убеждает себя, что насилие – это последнее прибежище, и так далее.

Крис опускает голову, словно боится на меня глянуть.

– Поток сознания… – начинает он неуверенно, – то есть богиня… э-э… Пэллес Рил – она явилась ко мне несколько дней тому назад.

Мне удается вымолвить слово.

– Мгм?

– Она сказала, что в ее силах создать противовирус, передающий иммунитет против ВРИЧ…

Он умолкает с надеждой, и я не могу смотреть на него, чтобы только не увидеть, как эта надежда вытекает из его зрачков.

– Она могла бы. – Я откусываю слово за словом, ломая зубы. – Если бы осталась жива.

– Значит, это правда, – произносит он так тихо, словно голос его сочится из слезных канальцев.

– Так обычно бывает со слухами. В них есть капля правды.

– Ходил еще другой слух, – бормочет он. – О ней и о тебе, что вы оба были…

– И это правда, – отвечаю я. – Одиннадцать лет. Чуть меньше.

Жаркий медный привкус ее крови до сих пор стоит у меня во рту. В ноздрях – запах пара над вырванным из груди сердцем.

В глазах Делианна я вижу безжалостное осознание.

– Как ты это выносишь? – шепчет он.

Я встряхиваюсь со всей силы. Не позволю ему уволочь меня обратно в темноту.

– Не выношу вовсе, – бормочу я. – Через пару дней всем нам уже не придется терпеть.

3

Возвращается т’Пассе. Орбек и его прихлебатели волочатся за ней, распихивая с дороги зэков и вообще изображая редких уродов. Кружок ребят, которых т’Пассе расставила сдерживать толпу, расступается, чтобы пропустить их.

– Как ты просил. – Она кивает в сторону Орбека.

– Класс. – Я обвожу рукой кольцо кейнистов. – Теперь прикажи своим шавкам не вмешиваться.

– Кейн, – произносит она с преувеличенным терпением, – едва ли не каждого заключенного в Яме ожидает казнь по обвинению в кейнизме. Ложному, могу добавить, обвинению. Ты здесь, как можно догадаться, большой любовью не пользуешься. Мои, как ты выразился, шавки – все, что стоит между тобою и мучительной смертью.

– Мучительная смерть ждет нас всех, – напоминаю я. – Теперь пошла на хрен. И шавок своих забери.

Лицо ее каменеет. Она машет кейнистам, и те неохотно расступаются. Остальные зэки, наоборот, подступают ближе, слышится: «Передние – нагнитесь!» и все прочее, потому что задним рядам ничего не видно. Прихлебатели Орбека расчищают площадку, покуда он стоит передо мною, точно горилла, сложив длинные руки на бочкообразной груди.

Очень скоро наступает тишина: все смотрят. Банда «змей» у родника взгромоздилась на каменный уступ, опоясывающий Яму, и с ухмылками наблюдает за нами.

– Хотел мне что-то сказать? – рычит Орбек.

В голосе его проскальзывает акцент жителей Бодекена – это объясняет его отношение ко мне. Может, он даже из Черных Ножей? Неужели мне настолько повезло?

– Не, – отвечаю я. – Просто хотел посмотреть поближе. На тупую рожу ты вполне сойдешь за одного из Вялых Херов.

Он делает два широких шага и встает надо мной, выставив над стиснутыми кулаками боевые когти.

– Я Черный Нож. Отец мой был Черный Нож. Род мой был из Черных Ножей. С тех времен, когда земля любила Черных Ножей! – рычит он.

Ну надо же! С днем рождения меня, любимого!

Я ухмыляюсь в его оскаленную рожу.

– Знаешь что я тебе скажу, боров: отнеси меня туда, где можно хлебнуть чистой воды, и я не стану тебя обижать.

– Обижать меня, человечек? – Он подносит боевой коготь к одному из клыков, чтобы я мог оценить остроту обоих. – Ты?

– Эй, Делианн, – говорю я громко, так что меня слышит вся Яма, – может, ты не знаешь: в говорах огриллонов Бодекена, нож и боевой коготь обозначаются одним словом – а последнее, в свою очередь, употребляется взамен слова «член». Клан Черных Ножей обитал в пустыне, покуда я не повеселился с ними несколько лет тому назад. К тому времени, когда я с ними покончил, остальные кланы прозвали их кланом Сломанных Ножей – Вялыми Херами, иначе сказать. Вот почему так много их покинуло Бодекен и подалось в города. Не стоит у них.

– Хэри… э-э, Кейн, – бормочет чародей и неуверенно поднимается на ноги, будто подумывая встать между мною и Орбеком. – Может, не стоит сейчас в это углубляться…

– Что, из-за этого хероплета?

– Э-э, ну…

– Мой отец говорит о тебе, – негромко и с угрозой в голосе заводит Орбек.

– В жопу твоего отца, – предлагаю я и тут же решаю извиниться: – Ой, блин, прости, забыл. Ты же не можешь, да?

Огриллон хватает меня за грудки и одной лапищей отрывает от земли, так что бесполезные мои ходули болтаются в воздухе, а боевым когтем второй потрясает у меня под носом.

– Не стоит, говоришь?

Я поднимаю руку, чтобы перехватить коготь, которым Орбек столь нахально размахивает. Боевой коготь огриллона – нечто вроде исключительно могучего дополнительного пальца, сочлененного с предплечьем чуть ниже запястья, и, как большой палец руки, он едва может сопротивляться усилию, приложенному за границей области его движения. Я поворачиваю коготь вбок и вниз. Орбек ахает.

– Это как волшебство, – объясняю я, скаля зубы. – Вот я сделал из Вялого Хера Тупую Жопу. Отнеси меня к источнику чистой воды, и я снова превращу тебя в огриллона – такого, у кого не оторван с мясом боевой коготь. Понял? Не дергайся, и у тебя останется шанс оттрахать своего папашу.

Орбек, однако, не в настроении мириться; может, не стоило лишний раз поминать его отца? Он воет от ярости и боли, отпускает мою рубаху, намереваясь врезать мне освободившейся рукой. Вот только, когда пальцы его разжимаются, на весу меня удерживает только моя же хватка на его боевом когте; мой вес до последнего грамма приходится на единственный сустав, выворачивая его наружу и вбок. Связки рвутся с глухи влажным хрустом. Орбек давится изумленным бульканьем.

Я креплюсь и удерживаюсь на вывернутом из сустава боевом когте добрых полсекунды – черт , крепок дуб! – н все же мой вес валит его с ног, и мы оба падаем на пол. Орбек сверху, но у меня достаточно места для маневра, чтобы вывернуть ему руку, точно крылышко цыпленка. Потом я протягиваю свободную руку, из-за плеча хватаюсь за его запястье и перехватываю собственное, так что предплечье мое упирается ему в локоть, отгибая плечо вверх и назад. Плечо образовавшегося рычага позволяет мне повалить Орбека на бок, так что он не может достать меня уцелевшим когтем. Потом я напрягаю руки – несильно, но огриллон хрюкает от боли, потому что мне не хватает десяти фунтов усилия, чтобы порвать ему на хрен все плечевые связки.