Равновесие Сил - Виктор Марочкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последние слова были сказаны как призыв к храбрости и как укор в трусости.
После весомых слов Терноэля снова продолжил Голбус.
— У нас с вами нет времени сидеть здесь и рассуждать, как будет лучше, тьма уже явилась в этот мир, и наша с вами задача остановить ее любой ценой. Послезавтра все мы заглянем ужасу в глаза, и пусть каждый найдет в себе силы побороть тьму, дабы свет остался в этом мире.
— Все мы сделаем то, что в наших силах, и даже больше, — кивнул Гильб Третий.
— У меня единственный вопрос, — снова заговорил Волк. — Почему мы должны встретить врага именно здесь, а не ближе к Мрачным горам?
Голбус посмотрел на всех и с мрачным видом пояснил:
— Потому что вся остальная территория будет занята силами врага.
Повисло гробовое молчание. Это и был ответ на первый вопрос: кто сможет противостоять такой армаде.
— Все это предопределено, а значит, этому быть. Свет всегда был сильнее тьмы, в этот раз ничего не изменится.
Кул-Рохан взял на себя ответственность подытожить заседание Великого совета.
— Скажи, Голбус, а что с орденом Судей, они будут участвовать в битве? — спросил Вульфрейн, захотевший узнать, будут ли лучшие воины света стоять на его страже.
— Магистры ордена не изъявили желания присутствовать здесь, но заверили в том, что их священные клинки будут стоять на страже этого мира вместе со всеми, — ответил старик.
Князь слегка кивнул.
— Великий совет состоялся, пусть нашим народам помогут любые светлые боги, которые борются против тьмы. Для меня будет честью сражаться вместе с вами, — сказал Терноэль и низко поклонился, проявляя уважение к собравшимся. От него такого никто не ожидал.
Все остальные проявили к королю эльфов не меньшее уважение и поступили так же. Великий совет завершился, и предводители народов начали покидать храм, дабы отправиться к своим войскам и уже там провести совет для командного звена.
Голбус Тран, в компании двух королей, князя и вождя орков, вместе с их свитами, двинулся к вратам Бретоля, к тому месту, где они оставили своих подчиненных.
— А это, видимо, личная гвардия, отвечающая за чистый зад Терноэля, судя по остроте языка этого выскочки, — с усмешкой заявил Лаксан.
В ответ послышался хохот воинов Свободного Народа.
— Наверное, я должен сейчас злобно кинуться в бой на этого необразованного предателя, но, думаю, это будет недостойный поступок для высокородного эльфа, — попытался парировать предводитель группы, но выглядело это очень убого.
— За всю жизнь, которую я прожил, меня называли по-разному, но только не предателем!
Яростные глаза сверкнули в сторону группы эльфов, и воин «Сотни» резко повернулся к тому, кто его задирал. Их отделяло всего три шага — это слишком мало для такого, как Лаксан, он сокращал намного бо́льшие расстояния за считанные мгновения.
— Ну, так что же, тогда я буду первым, — засмеялся эльф. — Как и подобает мне, первому клинку моего народа.
Глаза Лаксана сузились, каждая мышца напряглась, а в голове прорисовалась схема первого рывка, просчет действий противника, и лишь голос Хорса не дал темному принцу броситься в атаку.
— Лаксан! — обратился Хорс к товарищу. — Видимо, он первый среди тех, кто лижет зад своему господину.
Разразился хохот, и первый клинок эльфов уже не мог спокойно относиться к оскорблениям.
— Ах, эта хваленая «Чертова сотня», я слышал, что вас неплохо потрепали те, с кем придется сразиться всем нам. Может, в этот раз вы постоите и подождете, пока настоящие воины будут защищать Гардию?
— Там, откуда мы вернулись, таких белоснежных красавчиков не убивают, они нужны там для других потех. — Вектор не смог промолчать и вступился за честь отряда.
Слушавшие эту перепалку орки подошли чуть ближе. Им тоже не нравился холеный выскочка в красивых доспехах. На их родине убивали за меньшее, чем они услышали здесь.
— Мое имя Эзекалон, — только и успел сказать эльф, желая гордо представиться, как его тут же перебил Лаксан.
— Всем плевать, кто ты такой! А мне больше всех…
Повернувшись, темный принц начал уходить. Это был дерзкий и оскорбительный поступок, и все, кто это видел, поняли, какое оскорбление нанес Лаксан.
Лицо Эзекалона покраснело, глаза полыхнули, теперь он был готов выхватить свою великолепную катану и броситься на темного эльфа. Но лучший воин эльфийского народа решил продолжить словесную дуэль.
— Очень хорошо, что ваш жалкий и никчемный народ скрывается глубоко под землей, живя в полной тьме, предаваясь похоти и самоуничтожению. Вы недостойны видеть свет этого мира!
Ответ представителя Шиорана не заставил долго ждать себя.
— Я слышал, что славный король Терноэль сражался в той битве много тысяч лет назад. И он был одним из тех, кто бился с Коганом Кровожадным и остался единственным выжившим. Все приписывают ему героизм, но я скажу вот что, — Лаксан повернулся к Эзекалону, — Терноэль трус, сбежавший от боя, и это спасло ему жизнь. Он слаб, так как не смог примирить родственные народы и бросил Шиоран на волю судьбы, а сейчас прикрывается своей мудростью и надменностью. Мне жаль, что у вас такой жалкий король.
Этого было достаточно, чтобы начать бой.
Все произошло в какие-то секунды.
Сабли Лаксана взметнулись как молнии, в руках Эзекалона оружие появилось с не меньшей скоростью. Воины «Чертовой сотни» и солдаты Свободного Народа уже стояли с обнаженным оружием, тогда как ветераны Драгуара пока еще наблюдали, как и воины Хор-Морогола, которых заинтересовала эта ссора.
Наверное, кто-то и начал бы действия, и в этой схватке живых осталось бы не очень много. Лаксан открыто показывал свое презрение к высокородным эльфам, те в свою очередь проявляли взаимность, но сейчас он их не трогал, Эзекалон первый нанес оскорбление, и по праву темный принц мог требовать поединка. Но ему хотелось другой крови, драться не по правилам, а наоборот, как в Шиоране, грязно и неожиданно, когда противник не может применить все свои благородные качества. К счастью многих, этого не произошло.
— Посмотри, Голбус, твои цепные псы даже в момент великого объединения народов не могут держать себя в руках.
Король эльфов презрительно смотрел на отряд людей с обнаженным оружием.
Старик ничего не ответил, его мысли были далеко от этого места, и он знал, как презрительно