Алчность и слава Уолл-Стрит - Стюарт Джеймс

«Я сознаю, что своими действиями я причинил боль самым близким для меня людям, – сказал Милкен, с трудом подбирая слова. – Я искренне сожалею…» Тут его речь оборвалась, и он начал падать вперед. Лаймен и Флюменбаум бросились ему на помощь. Поддерживаемый ими, он закрыл лицо руками и зарыдал. Под высоким кессонным потолком[106] зала суда он вдруг показался очень маленьким и слабым.

Вечером того дня, находясь вдали от телекамер и ток-шоу, сотрудники федеральной окружной прокуратуры и юристы КЦББ, благодаря усилиям которых все это и произошло, собрались в старомодном, недорогом ресторане «Харви'с Челси» на Западной Восемнадцатой улице на их первое и единственное празднество за четыре с лишним года. Некоторые из них никогда вместе не работали. Карберри, Линч и Бэрд «вернулись в строй», присоединившись к Кэрроллу, Фарделле, Старку, Коэну, Картушелло и другим ветеранам. Ни Джулиани, ни Романе там не присутствовали. Это был званый вечер для тех, кто никогда не был в центре внимания общественности.

Организованная Милкеном «пиар»-травля выковала в них необычайно сильный дух товарищества. Моральное состояние в федеральных прокуратурах и офисах КЦББ обычно поддерживается двумя убеждениями: что эти правительственные органы действуют в соответствии с правовыми нормами и что победа в итоге остается за ними. В деле Милкена оба этих постулата подвергались ожесточенным нападкам. Естественно, бывали моменты сомнения. Сотрудники правоохранительных органов могли твердо рассчитывать на поддержку со стороны только своих коллег. Когда официант принес счет, его оплату взяли на себя юристы, занимавшиеся теперь частной практикой. Несмотря на то, что коллективные усилия участников торжества принесли государственной казне свыше миллиарда долларов в штрафах, возлагать оплату праздничного ужина, даже скромного, на налогоплательщиков было нельзя.

Неожиданная капитуляция Милкена отвлекла внимание общественности (не избавив при этом от давления со стороны прокуратуры) от все еще дожидавшегося суда Джона Малхирна – последней крупной мишени» правоохранительных органов в скандале, связанном с инсайдерской торговлей. Малхирн, как и прежде, резко отклонял предложения о признании вины в одном преступлении, и в мае начался судебный процесс по его делу. Ему были предъявлены обвинения в многочисленных парковках, налоговых мошенничествах, нарушениях нормативов соотношения собственного и заемного капитала и манипуляциях ценами акций. Главным свидетелем обвинения на процессе был Боски.

22 мая аккуратно подстриженный Боски, одетый в черный костюм и белую рубашку, впервые появился в суде в роли свидетеля, к которой он готовился с тех самых пор, как в 1986 году согласился признать себя виновным. Выступил он в этой роли хуже некуда. Он держался скованно и неуклюже и давал уклончивые ответы. Его то и дело подводила память. Он почти ничего не помнил о событиях, про которые на первых допросах рассказывал с множеством деталей. Позволив ему начать отбывать наказание (отсидев полтора года в Ломпокской тюрьме, Боски в декабре 1989 года был переведен в один из исправительных домов[107] Бруклина), обвинители утратили большинство рычагов воздействия на него. Пуччио мог запросто подвергнуть сомнению достоверность показаний Боски на перекрестном допросе, сославшись на расхождения с его предыдущими заявлениями обвинителям, однако в большинстве случаев более дискредитирующими для Малхирна были его ранние, досудебные показания, и Пуччио счел это излишним.

На Малхирна, который на судебных заседаниях был одет в джинсы или солдатские штаны цвета хаки и свои излюбленные рубашки «поло», Боски старался не смотреть. Боски показал, что было время, когда он считал себя «близким другом» Малхирна. Это наводило на мысль, что Боски по-прежнему делает все, что в его силах, не доходя, впрочем, до лжесвидетельства, чтобы выгородить Малхирна. Даже если это было так, то его старания не произвели на Малхирна особого впечатления.

«Когда я начну давать показания, вы поймете, что как друг он оставлял желать много лучшего», – сказал Малхирн одному репортеру во время перерыва.

Перекрестный допрос, которого Пуччио ждал с нетерпением, никак не повредил уже и без того сомнительной надежности Боски как свидетеля. Несмотря на расследование, проведенное детективным агентством Кролла по поручению адвокатов Милкена[108] (и позднее перепорученное Пуччио), и годы скрупулезного изучения деятельности Боски, адвокаты тех, кого Боски изобличил в своих показаниях, не обнаружили ничего особо компрометирующего. Пуччио не оставалось ничего другого, как сделать обзорный комментарий преступлений Боски и многочисленных случаев лжи, в которых тот признался. Все это суду было уже известно.

Так или иначе, как это было бы и на процессе по делу Милкена, Боски не являлся главным свидетелем обвинения. Гораздо более дискредитирующими для Малхирна были показания Давидоффа и сотрудничающего свидетеля из фирмы самого Малхирна.

Бросалось в глаза то обстоятельство, что Карл Айкан, некогда устрашающий рейдер, один из главных фигурантов в тех пунктах обвинения, что касались манипуляции ценой акций Gulf+Western, упомянутый, кроме того, в исходном «предложении» адвокатов Боски, – по делу Малхирна не проходил. Айкану так и не предъявили никаких обвинений: следствие по его делу зашло в тупик и было прекращено. Следователям из прокуратуры не удалось обнаружить никаких доказательств того, что Аркан и Боски, совместно угрожая Gulf+Western, действовали как «группа» в том смысле, который подпадает под действие законов о ценных бумагах, хотя их деятельность на этом поприще имела результат, адекватный такому предположению.

Свидетельствуя в свою пользу, Малхирн с готовностью признал ряд наиболее уличающих eго фактов, включая сговор о возвращении сумм, которые он задолжал Боски, путем платежей по счетам-фактурам с завышенными ценами услуг. «Я оплачивал такие счета, – сказал Малхирн, – отвечая услугой на услугу». Но он настаивал на том, что это не являлось частью сговора о нелегальных парковках и что он думал, что рискует в позициях, приобретаемых по указанию Боски. Он также сообщил, что считает себя потерпевшим от торговли акциями Gulf+Western, что он не пытался увеличить их цену и не знал, что Боски использует его, дабы избавиться от своей позиции по более высокой цене.

Из всех подсудимых, которые в разное время свидетельствовали на процессах по делам, относящимся к инсайдерскому скандалу, Малхирн пользовался наибольшим доверием. Тем не менее после шести с половиной дней обсуждения суд присяжных признал его виновным в преступном сговоре и мошенничестве с ценными бумагами, постановив, что он манипулировал ценой акций Gulf+Western. Старшина присяжных сообщил, что достичь единогласия по 26 пунктам о парковках не удалось, и 22 июля судья объявил судебное разбирательство по этим пунктам недействительным. Малхирна, однако, ожидало вынесение приговора по другим пунктам, и обвинение сохранило за собой право на повторное слушание дела о парковках. Малхирн выслушал вердикт со стоическим спокойствием. «Этого я никак не ожидал», – сказал он. Но как бы то ни было, от своих принципов он не отступил.

В то лето длительное «изгнание» Мартина Сигела наконец завершилось: в июне он вновь явился в Манхэттенский федеральный суд, на сей раз для вынесения приговора. Значительную часть тех десяти месяцев, что прошли с момента заявления Фримена о признании вины, обвинители потратили на взаимные пререкания о том, могут ли они представить доказательства других правонарушений Фримена на слушании на предмет вынесения ему приговора. В конце концов, несмотря на то, что процедуры такого рода – не редкость, судья, которому было поручено дело Фримена, положил конец дискуссии, отвергнув эту идею. Вынося постановление, он аргументировал свою позицию тем, что в ответ адвокаты Фримена скорее всего заставят суд выслушивать стольких свидетелей защиты, что слушание может затянуться на долгие месяцы.