Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону - Виктор Васильевич Петелин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И еще один из нравственных законов Александра I сформулирован в этой удивительной книге: «Закон должен быть для всех единствен. Как скоро я себе дозволю нарушить законы, кто тогда почтет за обязанность наблюдать их? – писал Александр I 7 августа 1801 года княгине Марье Григорьевне Голицыной, в девичестве княгине Вяземской, просившей за своего мужа, не уплатившего своих долгов. – Быть выше их, если бы я и мог, конечно бы, не захотел, ибо я не признаю на земле справедливой власти, которая бы не от закона истекала. Напротив, я чувствую себя обязанным первее всех наблюдать за исполнением его, и даже в тех случаях, где другие могут быть снисходительны, я могут быть только правосудным» (Там же. С. VI. См. также: Русская старина. 1870. Т. 1. С. 44).
Он может быть только правосудным – эта мысль часто посещала Александра I. Столько раз в летние дни ему приходилось произносить эту фразу, столько жалоб возникало в ходе управления империей, столько обиженных и униженных возникало перед его глазами, а он чаще всего не имел опыта решить сложные вопросы. Приходилось писать письма в соответствующие учреждения империи.
А на Негласном комитете разгорелись страстные споры о внешней политике. Графа Панина не приглашали, хотя тот, почувствовав, что во Франции дела затягиваются, Колычева, посла в Париже, отозвал и назначил известного дипломата графа Аркадия Ивановича Моркова. Однако и его появление в Париже ничуть не сдвинуло дела с мертвой точки.
Александр I слушал, как князь Адам Чарторижский, узнав о назначении графа Моркова в Париж, ядовито усмехнувшись, обратился к императору:
– Ваше величество! Вы, конечно, знаете, что граф Панин отозвал посла Колычева и назначил в Париж графа Моркова. Как великий князь, вы уже сталкивались с Морковым во время обручения вашей сестры со шведским королем и знаете, что именно он провалил это обручение и сделал его скандальным, а теперь, по воле графа Панина, граф Морков может сорвать России положительные переговоры с первым консулом Франции. Вы посмотрите на его портрет: лицо, изрытое оспой, постоянно выражает иронию и презрение. Он усвоил себе речь и важные манеры старого версальского двора, прибавив к этому еще большую дозу высокомерия. В его обращении мало вежливости и ни следа учтивости. Морков прекрасно говорит по-французски, но его слова большей частью едки, резки и неприятны. В них никогда не проскальзывает и тени учтивости.
– Вы, князь, точно подметили некоторые черты графа Моркова, по его письмам я предчувствую близкую неудачу в переговорах с первым консулом Франции. Граф Морков в одном из писем из Парижа написал, что первый консул Франции возомнил себя чуть ли не императором, с Бонапартом нельзя разговаривать, будто он первый консул какой-нибудь Лукской республики, а не первый консул Франции. Ты прав, Адам, нам пора избавляться от графа Панина, матушка императрица мне уже не раз говорила об этом. Пора, пора. Возможно, и от графа Моркова, который ничего путного не добился в Париже.
Члены Негласного комитета дружно закивали в знак согласия с императором. Александр I уже выслушал суждения графа Кочубея, Николая Новосильцева, графа Строганова о внешней политике, по просьбам членов комитета сам не раз высказывался, подтверждая, что России не нужно никаких приобретений, у России все есть, ей нужен только мир в Европе.
– Я уже писал графу Моркову в ответ на его письмо, что меня удивили и странный тон первого консула в разговоре с вами, и замашки министра Талейрана. Получается, что то, о чем мы говорили раньше и о чем условились, не учитывается. Министр внешних сношений Талейран, возбужденный страшными успехами французского оружия, слишком высокомерен с графом Морковым. Поэтому я настаиваю на твердости, смешанной с разумом согласия…
Граф Николай Петрович Румянцев, вернувшись из ссылки, сохранил к памяти императора Павла светлые чувства. Он навестил вдовствующую императрицу. Мария Федоровна как бы между прочим сказала Николаю Петровичу, что Александр спрашивал у нее, как движутся дела у графа Румянцева на новом месте.
Граф Румянцев понял намек и тут же попросил аудиенции у императора. В назначенный срок Николай Петрович явился на прием.
– Ваше величество, как-то вы спрашивали меня о том, как движутся наши дела с водными сооружениями. В то время я только начинал этим заниматься. А сейчас могу подробнее ответить на ваш запрос. Я не замедлил распределить заведование водяными сообщениями между четырьмя членами департамента. Вскоре каждый из них, изучив тщательно вопрос, доложил мне, что для успешной работы не хватает отечественных техников. Вы также помните и о том, что, будучи за границей в качестве посланника, по наказу Екатерины Великой я занимался подбором нужных кадров для нашей промышленности и торговли, кое-какие связи у меня остались, мы послали в Англию и Францию людей для изучения производства гидравлических и других работ. А главным образом мы занимались окончанием работ, начатых нашими предшественниками, и планируем новые сооружения каналов Березинского, Вельевского, Ивановского, Мариинского и Огинского, Свирского, Северо-Екатерининского и Тихвинского, а вместе с тем начали расчистку фарватеров многих рек для улучшения по ним судоходства, как то: по рекам Бугу, Волхову, Западной Двине, Дону, Москве, Суре, Упе.
– Вы, граф, затеяли огромное дело, столь необходимое нам и для торговли, и для других коммерческих сделок, – сказал Александр I, приглашая графа Румянцева садиться поближе к столу.
– Ваше величество, – громче заговорил Николай Петрович, вспомнив о легкой глухоте императора, полученной
