Мир Приключений 1955 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов) - Владимир Попов

Ямку засыпали и обратно уложили дерн. Сверху полили сладкой водой, чтобы поскорее срослись травяные корешки, кругом поставили оградку из живых ивовых черенков.

Глава семнадцатая

С Ваги, от Доброгиной заимки, с вестями от братьев-повольников прибежала расшива:

— На новом огнище не пропали хлебные семена: из трубки выкинули колос и сильно наливают зерно. Быть урожаю, а нам быть с хлебушком. Те товарищи, кто ходил вверх по реке от заимки, вернулись живы и здоровы. Они добрались до истока реки. Там, в озерах и болотах, среди сильных бобровых гонов, зачинается река. Там живет дикая весь. Весины с повольниками драться не дрались, но и дружбу не завязывали. Повольники спустились назад по реке — а на реке весинов нет. Идя обратно, на хороших; местах ставили избушки для охотничьих зимовок. Пушного зверя много.

Вестники привезли гостинец — сладкого лесного темного меда в липовых долблениях.

Ватажники поспешили собрать все пушные меха, которые выменяли у биарминов и сами добыли, и скорее погнали назад посыльные расшивы с тремя строгими наказами:

— Чтобы обозные в Новгороде оповестили весь народ — шли бы охочие люди на новые богатые земли, на свободные широкие реки. Шли бы смело люди всякого рода и племени, кто живет дедовским обычаем и по Новгородской Правде. Зимнему обозу привезти побольше железа. Железо брать сырое, в крицах, а не в изделиях. Все нужное из железа сделаем сами.

Вверх по Двине пошли обе расшивы, доверху груженные пышным, мягким золотом. Они повезли ещё один наказ, самый дорогой: поясные поклоны друзьям-товарищам, а родным — земно-любовные.

Поминая Радока, плакали Заренка и Яволод. Ещё горше Заренка плакала, вымаливая теплое родительское прощение девичьему самовольству. А вытерев слезы, она просила передать отцу и матери, что их дочь счастлива с нечаянным и негаданным мужем — с ватажным старостой Доброгой — и не желает себе никакого иного счастья…

И Доброга не желает другого счастья. Если бы человек мог заставить реки течь назад и сумел сам жить сначала, Доброга своей волей выбрал бы и повольничью жизнь и Заренку. Но в его сердце нет легкой радости.

Где только не кропили храбрые новгородские охотники-повольники густой алой кровушкой лесные мхи и речные пески! Ничуть не страшно ложиться для вечного сна, но горько, мучительно-тягостно расставаться с любимой. И Доброга борол свою болезнь.

Тшудд, отец Яволодовой жены Бэвы, заметил, что хиреет его сердечный друг Доброга, и призвал на помощь биарминовских колдунов-кудесников. Вскоре под вечер на большой кожаной лодье приехало сразу четверо. Три колдуна вытащили из лодьи четвертого, ветхого старца. У него было сухое тело, на плечах еле держалась большая, как котел, голова с голым черепом. К старости в бороде росло считанных три волоса. Кудесники взяли старосту на близкий морской берег, а остальным повольникам велели стать поодаль.

Кудесники положили Доброгу ничком на одеяло, сшитое из белых с голубой подпушью песцов, и обвели вокруг старосты костяными копьями четверной круг, которым его заперли от лихой силы. А между морем и Доброгой набросали горку сухого мха.

Тем временем на морской берег насела черная, густая ночь. Кудесники запалили моховой костер и набросали на него наговоренной морской травы. В огне затрещало. Запрыгали синие, желтые, красные звездочки.

Трое колдунов уселись рядом и дико забили в бубны — старшему кудеснику собираться на бой против Главного Общего Зла — Лиха.

Старый, бессильный старец расправлялся и надувался неведомой силой. Сила поднимала его от земли, и он рос, рос! Он сделался высоким, прямым и поднял могучие руки. Великий кудесник топнул и высоко подпрыгнул. Часто-часто ударили бубны, и мощный старец помчался кругом Доброги саженными прыжками.

Он несся, будто летел по воздуху, и звал мощным, страшным голосом. Тшудд и все другие биармины повалились и закрыли головы руками. Костер вспыхнул и погас.

Мороз драл по коже самых храбрых ватажников, волосы шевелились. Кудесник рявкал, призывая Лихо не трогать Доброгу. Лихо задыхалось, слабело, слабело… Вот и совсем смолкло. Ещё раз завопил кудесник, словно кнут рассек сухую кожу, и сделалось тихо.

Раздули огонь. Старый кудесник сидел около Доброги и ласково гладил новгородца по голове сухой костяной рукой.

Доброга встал, потянулся и промолвил звучным голосом:

— Будто я спал…

Младшие кудесники потащили старшего к лодье, как мешок с костями. Диво! И откуда в дряхлом старце нашлась такая сила?

— Дары им поднести, отблагодарить надобно, — сказал Доброга жене.

Вмешался Тшудд. Биармин объяснил, сколько умел, что нельзя давать дары, что кудесники потрудились для Доброги, как для доброго и родного человека.

Повольники не забыли ожерелья из моржовых зубов на шее одного из кудесников, В ватаге никто, даже Доброга, не видывал живых моржей. Но знали, что моржи видом похожи на нерп и живут только в соленых морях, а в озерах и в реках моржей не бывает.

Отеня допытывался у Киика и Дака, Вечёрко — у Рубца, Яволод — у Бэвы и её родичей, Одинец — у своих подмастерьев о том, где и как биармины достают моржовые зубы. Узнали, что зимами много моржей бывает на льду в море, у полыней и продушин. Но биармины редко били моржей на зимних охотах. У моржей кожа ещё тверже, чем у касаток, и костяным гарпуном трудно достать до сердца.

А откуда же берут зуб? Биармины обещали показать.

Повольники поплыли на расшиве вдоль морского берега, на восход солнца. Вместе с другими пошел и Доброга.

Вошли в устье ручья, где Киик и Расту велели причаливать. Отсюда пошли пешком, будто бы удаляясь от моря. Поднимались вверх среди голых камней, зализанных морскими ветрами. Пролезли на гряду и замерли: круча обрывалась стеной, и вниз с горы было страшно взглянуть.

Внизу от суши в море врезался гладкий берег, забросанный камнями и валунами. Было слышно, как шумели волны. А где же моржи?

Среди больших камней лежали меньшие. Некоторые шевелились. Из моря плыл морж. Он скрылся в прибойной волне и остался на песке. Издали моржи казались маленькими, как бобрята. Сюда не подойдешь берегом, не подплывешь водой. В моржовый город был лишь один проход — спуск с кручи, похожий на богатырскую лестницу с поломанными ступенями. Спускались на канатах.

Внизу повольники оглянулись. Коли моржи нападут, то деваться некуда. И много же здесь жило морских великанов! Вся галька между валунами была распахана. Вот лежит большой, как безрогий бычина, рядом с ним маленький. Детеныш, что ли? Близко не лезь — бросится.