Пир стервятников - Джордж Мартин

— Девушку, — сказала Бриенна. — Знатную девицу тринадцати лет, красивую, с золотистыми волосами.

— Санса Старк, — тихо произнес настоятель. — Вы думаете, что Пес взял это бедное дитя в плен?

— Дорниец сказал мне, что она пробиралась в Риверран. Тимеон. Он был наемником из числа Бравых Ребят, убийцей, насильником и лжецом, но не думаю, что он лгал в этом случае. Он сказал, что Пес похитил ее и увез.

— Понимаю. — Впереди показались домики — очень скромные, как и намекал старший брат. Низенькие, круглые конурки без окон походили на каменные ульи. — Вот сюда. — Старший брат указал на ту, где из отверстия в крыше поднимался дымок. У входа Бриенне пришлось нагнуться, чтобы не стукнуться головой. Внутри на земляном полу лежал соломенный тюфяк с меховыми одеялами. Рядом она увидела таз с водой, кувшин сидра, немного хлеба и сыра. Посреди горел огонь и стояли два низких стула. Старший брат сел на один из них и поставил фонарь. — Могу я ненадолго остаться? Я чувствую, нам надо поговорить.

— Если хотите. — Бриенна бросила пояс с мечом на другой стул и села на тюфяк, поджав ноги.

— Ваш дорниец не солгал, но боюсь, что вы не так его поняли. Вы гонитесь не за тем волчонком, миледи. У Эддарда Старка было две дочери. Сандор Клиган увез другую, младшую.

— Арью?! — изумилась Бриенна. — Вы точно знаете, что сестра леди Сансы жива?

— Тогда была, а теперь… кто знает. Быть может, среди убитых в Солеварнях детей находилась и она.

Бриенне показалось, что у нее в животе повернули нож. Нет. Это было бы уж слишком жестоко.

— Но вы… вы не уверены в этом?

— Я уверен, что девочка была с Сандором в гостинице на перекрестке дорог — в той, которую держала старая Маша Хедль, пока львы ее не повесили. Уверен, что направлялись они в Солеварни. Но где она теперь и жива ли она, я не знаю. Одно могу вам сказать: человек, за которым вы охотитесь, мертв.

Бриенна пережила еще одну встряску.

— Как он умер?

— От того, чем и жил, — от меча.

— Вы точно знаете?

— Я сам его хоронил. Если хотите, скажу, где его могила. Я завалил его камнями, чтобы уберечь от стервятников, а наверху положил шлем, чтобы отметить место его вечного упокоения. Это я сделал напрасно, ибо шлем очень скоро умыкнул другой человек. Тот, кто убивал и насиловал в Солеварнях, — не Сандор Клиган, хотя опасен он, пожалуй, не меньше Пса. В речных землях полно такого зверья. Не стану называть их волками — волки, как и собаки, благороднее их.

О Сандоре Клигане я мало что знаю. Он долгие годы был телохранителем принца Джоффри, и даже до нас доходили вести о его деяниях — как хороших, так и дурных. Если верить хотя бы половине рассказанного, это была ожесточенная, измученная душа, грешник, насмехавшийся и над богами, и над людьми. Он служил, но не находил гордости в своей службе. Он сражался, но победы не радовали его. Он пил, чтобы утопить свою боль. Не любил никого и сам не был любим. В жизни им руководила одна лишь ненависть. Он совершил множество грехов, но прощения никогда не искал. Другие мечтают о любви, богатстве и славе, но Сандор Клиган мечтал об одном: об убийстве родного брата. Страшный грех! Одно лишь упоминание о нем заставляет меня содрогаться. Но только он и питал Сандора, поддерживал пламя, горевшее в нем. Только черная надежда увидеть кровь брата на своем мече придавала смысл жизни этого несчастного, злобного человека… и даже эту надежду отнял у него принц Оберин Дорнийский, ранивший сира Григора отравленным копьем.

— Можно подумать, вам его жаль, — сказала Бриенна.

— Так и есть. Вы бы тоже его пожалели, увидев, как окончилась его жизнь. Я нашел его у Трезубца, привлеченный криками, которые он издавал. Он молил меня даровать ему последнюю милость, но я дал обет никогда больше не убивать. Вместо этого я смочил речной водой его пылающий лоб, дал ему вина и положил примочку на рану, но помощь моя запоздала. Пес… Пес умер там, у меня на руках. Вы, должно быть, видели вороного жеребца в нашей конюшне. Это его конь, Неведомый. Мы переменили это нечестивое имя на Улов, поскольку найден он был у реки. Боюсь, у этого создания нрав его прежнего хозяина.

Как же она не поняла сразу, увидев, как бесится вороной… Боевых коней тому и учат — лягаться и бить копытами. Они такие же воины, как и те, что ездят на них. Каким был покойный Пес.

— Значит, это правда, — уныло сказала Бриенна. — Сандор Клиган мертв.

— Он упокоился с миром. Вы молоды, дочь моя, а мне минуло сорок четыре — стало быть, я чуть ли не вдвое вас старше. Вы, может быть, удивитесь, узнав, что когда-то я был рыцарем…

— Нет, не удивлюсь. Вы больше похожи на рыцаря, чем на святого. — Стоит взглянуть на его плечи и грудь, на эту квадратную челюсть… — Почему же вы отказались от своего рыцарства?

— Я ничего не выбирал. И отец мой, и дед, и братья — все были рыцарями. Как только я достаточно подрос, чтобы держать деревянный меч, меня стали учить военному делу. Я учился прилежно и не посрамил себя, когда вошел в возраст. У меня были женщины, и здесь мне гордиться нечем, ибо некоторых я брал силой. Была и девушка, на которой я хотел жениться, младшая дочь одного мелкого лорда… но, будучи третьим сыном, я не мог предложить ей ни земель, ни богатства — все мое достояние составляли конь, меч и щит. В целом я тогда являл собой печальное зрелище. Если я не дрался, то пил. История моей жизни написана красным — вином и кровью.

— Что же вас изменило?

— Моя гибель в битве у Трезубца. Я дрался на стороне принца Рейегара, хотя он даже имени моего не знал. Не могу вам сказать, почему так вышло — просто я служил лорду, который служил другому лорду, решившему поддержать дракона, а не оленя. Реши он по-другому, я оказался бы на другой стороне реки. Это была кровавая битва. Слушая певцов, можно подумать, что одни только Роберт и Рейегар сражались прямо в воде из-за женщины, которую будто бы оба любили, — но уверяю вас, что там дрались многие, в том числе и я. Одна стрела пробила мне бедро, другая ступню, конь мой пал подо мной, но я продолжал биться. До сих пор помню, как отчаянно я стремился добыть другого коня — на покупку у меня не было денег, а без коня нет и рыцаря. Только об этом я, по правде сказать, и думал тогда. Удара, свалившего меня, я не видел. Я услышал за спиной топот, подумал «вот и конь», но тут меня огрели по голове, и я полетел в реку, где по всем правилам должен был утонуть.

Однако очнулся я здесь, на Тихом острове. Старший брат сказал, что прилив вынес меня на берег в чем мать родила. Должно быть, кто-то нашел меня на мелководье, снял с меня доспехи, сапоги, всю одежду и оттащил поглубже. Остальное сделал Трезубец. Все мы приходим на свет нагими, и нужно ли удивляться тому, что именно таким я родился для новой жизни. Следующие десять лет я провел в молчании.