Криминальная история России. 1995 – 2001. Курганские. Ореховские. Паша Цируль - Валерий Карышев

Вся эта процедура заняла около двух часов. Наконец он должен был пройти прожарку и помывку, где прожаривали его одежду, а его должны были повести в баню. Неожиданно распорядок был изменен.

– Тебя, Павел Васильевич, – обратился к нему руоповец, – к начальнику на беседу зовут.

– На беседу так на беседу, – отозвался Паша.

Конвоир шел на небольшом расстоянии от него, как бы выражая тем свое почтение. Паша прекрасно это понимал, так как с другими заключенными конвоиры ходили впереди или сзади, уверенно. А этот шел неуверенно. «Уважает, – думал Паша. – И правильно – чего меня не уважать-то?»

Они прошли по коридору второго этажа и оказались возле стеклянной двери, закрытой решетками. У двери, как бы в стаканчике, сидел еще один конвоир. Вероятно, это была спецчасть. Увидев вертухая с Пашей, конвоир тут же нажал кнопку. Дверь открылась, и они попали в следующее помещение с небольшим коридором. На двери кабинета слева Паша увидел надпись «Зам. начальника учреждения по режиму», справа – «…по общим вопросам». Его подвели к большой двери, обитой кожзаменителем, с золотыми кнопками. На двери висела табличка «Начальник учреждения полковник…».

Цируль не знал начальника изолятора, хотя тот работал давно. Последний арест у Цируля был в 80-м году. Когда он сидел в Бутырке, тут был еще другой начальник. «Частенько они меняются!» – подумал Паша.

Открыв дверь, конвоир осторожно спросил:

– Разрешите?

В ответ услышал:

– Вводи.

Конвоир обернулся к Цирулю и сказал:

– Проходи.

Паша вошел в кабинет. Кабинет был достаточно просторным. На полу – ковровая дорожка, типичная для официальных учреждений, в углу – тумбочка с графином воды и стаканами рядом, затем – массивный письменный стол и стоящий к нему вплотную еще один, старый, под зеленым сукном.

Начальник следственного изолятора, полковник, был невысокого роста, худощавый, с темными волосами. На вид ему было пятьдесят – пятьдесят пять лет.

Он, увидев Пашу, молча кивнул ему, показывая на стул. Паша сел и стал оглядывать помещение. На стенах висели плакаты, какие-то грамоты, вероятно выданные образцовой тюрьме. «Ничего себе образцовая тюрьма, – думал Паша, – сколько лет назад построена, и до сих пор образцовая! С кучей болезней в камерах, с антисанитарными условиями содержания…» Потом, присмотревшись, Паша увидел, что грамота была выдана очень давно, когда, возможно, тюрьма действительно была образцовой. Наверное, еще при царе Горохе.

– Павел Васильевич Захаров? Я – начальник учреждения, – представился полковник. – С какими мыслями к нам прибыли?

– С мыслями? – переспросил Цируль. – Незаконное задержание, подброшенная волына, избиение ментами. Какие могут быть мысли? Негодование и протест.

– Я понимаю вас, Павел Васильевич, – сказал полковник. – Но, думаю, справедливость восторжествует и все встанет на свои места. Потом, насколько я помню, у вас очень сильная команда адвокатов – то ли три, то ли четыре человека. Собственно, вот о чем я хотел вас предупредить и переговорить с вами… Мы прекрасно знаем, что такое вор в законе и каким статусом он обладает в следственном изоляторе. Вы – фигура достаточно авторитетная и влиятельная в криминальном мире, поэтому от вашего слова и знака будет зависеть спокойствие в нашей тюрьме.

Заключенные, принадлежащие к вашей масти, – полковник намекал на принадлежность Паши к ворам в законе, – иногда провоцируют беспорядки в следственном изоляторе. – Полковник явно имел в виду последние волнения, связанные с голодовкой и бунтом по указке влиятельного вора Якутенка, прошедшие у них в тюрьме три или четыре месяца назад. – Мы, руководство и сотрудники следственного изолятора, в ваших конфликтах с уголовным розыском не участвуем, а выполняем только свои служебные обязанности. А они заключаются в том, что мы вас охраняем, так сказать, выполняем лишь функции сторожей. Вы поняли меня, Павел Васильевич?

– Да, я понял тебя, – неожиданно перешел на «ты» Паша. – Претензий к тебе и к твоим вертухаям я пока не имею.

– Ну вот и хорошо, – улыбнулся полковник. – Значит, мы направляем вас на спец, где содержится ваш брат – законник, и надеемся, что вы по крайней мере не будете злостно нарушать тюремный режим и провоцировать беспорядки. Ну а если будут какие-нибудь вопросы, я разрешаю вам через корпусного обращаться напрямую ко мне. Я постараюсь решить все, что в моих силах. В пределах, – поправился, – своих служебных полномочий.

– Полковник, – перебил его Паша, – чисто по-человечески я понимаю, в натуре, твое беспокойство – мол, заехал такой вор в законе, рецидивист, неоднократно судимый Паша Цируль, как сейчас замутит тебе и все, пиши пропало, начнется головная боль… Я понимаю, полковник, к чему ты клонишь. Что скажу – жизнь покажет, кто и как прав. Я старый и больной человек. И если твои вертухаи меня напрягать не будут, все у нас с тобой сложится нормально. Единственное, о чем хочу попросить, – дай возможность жене позвонить и сказать, где я и как.

Полковник посмотрел на него и почему-то оглянулся по сторонам, хотя прекрасно знал, что в кабинете никого, кроме них с Цирулем, нет.

– Позвонить жене? А что ей хотите сказать?

– Да хотя бы, что я, в натуре, на Бутырке, у тебя, у кума, отдыхаю.

– Это можно, – сказал полковник. – Какой номер телефона?

– А что, в деле нету? – спросил Паша, намекая на то, что тюремное личное дело уже лежит на столе полковника.

Полковник открыл первый лист.

– Тут написано, что вы бомж – без определенного места жительства.

Паша ухмыльнулся:

– Правильно. Мы, законники, должны быть бомжами.

– Хотя, говорят, у вас шикарнейший коттедж в ближнем Подмосковье, на берегу какого-то водохранилища, – заметил полковник.

– Был коттедж, да менты взорвали ваши поганые.

– Ладно. Какой номер телефона? Этот? – И полковник назвал номер, записанный в личном деле.

Паша кивнул.

– Значит, так, Павел Васильевич, я надеюсь на вашу порядочность и благоразумие. Даю вам одну минуту – жив, здоров, и ничего больше, никаких зашифрованных фраз. Договорились?

– Давай, начальник!

Полковник стал набирать номер телефона. Услышав на другом конце провода голос Розы, Паша напрягся. Полковник представился:

– С вами говорит начальник следственного изолятора полковник… Я хочу доложить вам, что ваш супруг, Павел Васильевич Захаров, находится у нас.

Роза стала что-то говорить. Полковник продолжил:

– Я даю вам возможность поговорить с ним, но не более одной минуты, при условии, что разговор будет касаться только его здоровья и пребывания в нашем изоляторе, никаких других тем. – Полковник протянул Паше телефонную трубку, а сам подошел к тумбочке, на которой стоял параллельный аппарат, и снял трубку, чтобы слушать разговор.

Паша услышал голос любимой жены:

– Паша, как у тебя дела?

– Ничего, Розочка, – ответил он. – С кумом сижу. Ты мне дачку собери – вещевую, продовольственную и лекарства пришли. Да, когда адвокаты придут?

Полковник уже делал знаки, что пора заканчивать разговор.

– Все, пока, целую тебя. Не тоскуй. Бог даст, скоро увидимся, – сказал на прощание Паша и положил трубку.

– Вот видите, – полковник решил подчеркнуть свое хорошее расположение к нему, – мы пошли вам навстречу, дали возможность переговорить с женой.

– А что, начальник, может, и свиданку дашь?

– Свидание дадим, но чуть позже, – пообещал полковник. – Здесь не только от нас все зависит, – он намекал на то, что находится под опекой следственных органов. – Ну что, Павел Васильевич, не буду больше вас задерживать.

– А куда мне торопиться? – ответил Паша и неожиданно продолжил: – Вот что, полковник, я уже в возрасте. Ты меня на сборку-то не гони, в аквариумы, в стаканы, ладно?

– Ну что вы, Павел Васильевич! Как можно! Вас – и на сборку? Или в стакан? Мы вас сразу напрямую, так сказать, в лучшую хату, на спец! – сказал полковник, нажимая кнопку вызова. Вскоре дверь открылась, появился конвоир.

– Отведи заключенного Захарова в камеру, – сказал ему начальник изолятора.

– Слушаюсь! – ответил конвоир и взял под козырек.

Паша вышел в коридор. Заложив руки за спину, он шел неторопливой походкой. Конвоир шел за ним. Никого навстречу не попадалось.

Паша обернулся.

– Слышь, командир, – сказал он конвоиру, – кто из законников-то у вас сидит?

– Не положено, – заученно ответил конвоир, а потом шепотом добавил: – В камере все узнаете, весь тюремный расклад, кто, где и за что.

Они прошли несколько тюремных отсеков, перед каждым конвоир то громко, то тихо приказывал Паше стоять лицом к стене.

Обычно громко он говорил тогда, когда кто-то шел по коридору и видел его, ведущего известного вора в законе, а шепотом – когда никого не было.

«Ишь, – думал Паша, – конъюнктурщик хренов! Не роняет своего достоинства, мол, такого крутого жулика веду и приказываю ему!»