Зияющие высоты - Александр Александрович Зиновьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чем далее Почвоед читал замечания Учителя, тем более убеждался в том, что он может влипнуть (если уже не влип!) с ним в неприятную историю. Пока не поздно, думал он, надо с этим кончать. Недавно он присутствовал на заседании комиссии по подготовке проекта новой конституции и был потрясен до глубины души. Почти все члены комиссии, за редким исключением, молодые люди. Наверняка ни один из них не был на фронте. Судя по бесконечным ссылкам на западных авторов, все знают минимум по два языка. Что это за люди? Откуда они? Учитель говорит, сынки. Второе и третье поколение начальства. Из привилегированных институтов. Референты, помощники, соавторы, обозреватели, консультанты. Ладно, черт с ними. Пусть так. Но что они говорят? Они с удивительной легкостью как о чем-то крайне второстепенном творят о том, что он, Почвоед, годами вынашивал в своей душе. Еще в окопах. В госпитале. На стройках вдали от Ибанска. Они говорят все то же самое, что мог бы сказать и Почвоед. И вместе с тем — это что-то совсем другое. В чем же эта противоположность? В манере речи? В развязности? В том месте, какое его идеям отводится в системе прочих идей? Неужели Учитель прав, и действительно нельзя придумать ничего такого, что не смогли бы придумать десятки других людей? И дело действительно в умении отобрать главное, в установлении необходимых связей и пропорций, в отыскании таких точек приложения сил, нажим на которые заставит всю машину заработать в определенном направлении? А в каком? Как будет после этого выглядеть весь строй общества? Без Учителя ему в этом не разобраться. А мальчики из комиссии просто болтуны. Нахватавшиеся верхушек благополучные преуспевающие болтуны. Учитель один стоит их всех вместе взятых. Но он гнет куда-то не в ту сторону. Он становится опасен. С ним надо кончать. Пора…
Главное, самое главное в реализации общей идеи экономизации и прогрессивизации общества, читал он далее замечания Учителя, — это система средств самозащиты управляемых от управляющих, граждан от своей собственной власти, индивида от своей среды, от массы. Без организации такой самозащиты любые мероприятия по улучшению общества в желаемом направлении обречены на провал. Такая самозащита есть единственная реальная обратная связь, без которой немыслимо существование и развитие самоорганизующейся социальной системы ибанского типа. Обратную связь здесь образуют не сводки, рапорты, доклады, отчеты и т. п., — они идут совсем в ином плане жизни (не говоря уж о их ненадежности), а именно способность граждан отстаивать свои интересы в борьбе с властями и коллективами.
Вон ты куда гнешь, подумал Почвоед. Нет, это не пойдет. Надо все это уничтожить. А то с такими штучками можно напороться на крупные неприятности. Зря я с ним связался. Зря. Так можно загубить важное дело.
СВОЙ ГОЛОС
Что Вы скажете о поэзии Певца? — спросил Журналист у Распашонки. Поэзия непереводима, сказал Распашонка. Меня, например, невозможно перевести даже на ибанский язык. А на каком же языке Вы творите, удивился Журналист. Каждый крупный поэт имеет свой язык, сказал Распашонка. У меня свой голос и свой язык. Попридержи свой язык, сказал Начальник. А не то останешься без голоса. Собирайся-ка в Америку. Вот тебе задание: покажешь всему миру, что у нас в Ибанске полная свобода творчества. Только с тряпками поосторожнее. Знай меру. А то сигналы поступили. Не больше десяти шуб, понял?
Приехав в Америку, Распашонка прочитал стихи.
Не боюсь никого,
Ни царей, ни богов.
Я боюсь одного
Боюсь острых углов.
Где бы я ни шагал,
Где бы ни выступал,
Во весь голос взывал:
Обожаю овал!
Как он смел, кричали американцы. И как талантлив! Ах, уж эти ибанцы! Они вечно что-нибудь выдадут такое! Мы так уже не можем. Мы зажрались. Как видите, я здесь, сказал Распашонка журналистам. А я, как известно, самый интеллектуальный интеллектуал Ибанска. Когда я собрался ехать сюда, мой друг Правдец сказал мне: пропой, друг Распашонка, им всю правду про нас, а то у них превратное представление. А мой старый друг с детских яслей Мазила…
А ведь в самом деле смел, сказал Учитель. Цари и боги — это вам не какие-то пустячки вроде Органов. Тут ба-а-а-льшое мужество нужно. Сослуживец, завидовавший мировой славе Распашонки, сказал, что это вшивое стихотворение надо исправить так:
Где бы я ни стучал,
Чей бы зад ни лобзал,
С умиленьем мычал:
Обожаю овал!
Вернувшись из Америки, Распашонка по просьбе Сотрудника написал обстоятельную докладную записку о творчестве Певца. Для Самого, сказал Сотрудник. Так что будь объективен. И Распашонка написал, что с точки зрения современной поэзии Певец есть весьма посредственный поэт, но как гражданин заслуживает уважения, и он, Распашонка, верит в его искренность и ручается за него… Граждан у нас и без всяких там певцов навалом, сказал Заместитель номер один, а посредственные поэты нам не нужны. Посадить! Либерально настроенный Заведующий предложил более гуманную меру: выгнать его в шею! Зачем нам держать плохих поэтов? У нас хороших сколько угодно!
ИСХОДНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ
Двурушник прав, сказал Болтун. Правдец сделал великое дело. Самое великое, может быть, за всю историю Ибанска дело такого рода. Но позитивная его программа смехотворна. А роль пастыря выглядит довольно неприглядно, если не сказать большего. Надо исходить из позитивных предпосылок. Из отрицательных ничего, кроме озлобления и разочарования, не получишь. Надо признать как бесспорные факты следующее. Для ибанского народа революция была величайшим благом. Народ фактически получил все, о чем мечтал. Он получил еще кое-что сверх того, но это уже другой вопрос. Прогресс страны за эти десятилетия был ошеломляющим. Народ свободен и в общем доволен. Правительство выражает интересы народа. Братия — единственная сила, способная сохранить порядок в стране, предохранить в какой-то мере от разгула насилия, обеспечить какой-то прогресс. Недовольство в большинстве случаев не глубоко и не принципиально. Оно еще не затрагивает самые основы жизни населения. Я готов признать почти все, что об ибанском образе жизни говорит официальная доктрина и пропаганда. Отрицать все это бессмысленно. Но суть дела не в этом. Все то, о чем наша официальная пропаганда молчит и разговоры о чем у нас считаются клеветой, есть также законный продукт всех позитивных достижений ибанской жизни. Из благ, расписываемых и рекламируемых у нас на все лады, с неотвратимостью вырастают и
