Титановый бардак - Квинтус Номен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Звучит красиво. А если болгарский этот Борис на нашу сторону переходить не захочет?
— Тогда Болгария перейдет на нашу сторону без него. И он, кстати, это прекрасно понимает.
— Остается вопрос о том, сколько дополнительных войск понадобится Толбухину…
— Об этом уже думают Слащев и Шапошников, мы Якова Александровича с собой привезли, с подготовленным планом…
— Я гляжу, у вас для всего есть подготовленные планы.
— Далеко не для всего, этот план у Слащева на скорую руку верстали сегодня утром. Но кое-какие планы, мне кажется, стоит обсудить уже сейчас. Не совсем сейчас, а, скажем, через неделю. С товарищами Молотовым, с Лаврентием Павловичем, еще хорошо бы привлечь товарища Ванникова…
— Это насчет того, — добавила Ира, — что делают в институте Хлопина. Доделывают.
— А почему через неделю?
— Нам кое-что еще подготовить надо, — ответила Ольга. — По персоналиям…
Медленно ракета улетает вдаль…
Ранним утром седьмого января началось наступление Красной Армии в Прибалтике. Ну как началось: несколько сотен бомбардировщиков пролетели над территорией Вымиратов и разбомбили все электростанции, заводы и фабрики, казармы и порты. А несколько десятков тысяч стволов артиллерии перемешали с грязью все оборонительные сооружения троебалтов на фронте. Почти на всем фронте, все же Нарву обстреливать не стали. Но ее и без обстрелов взяли уже до обеда, хотя последующая зачистка города продолжалась еще два дня.
Но главным направлением удара на Прибалтийском фронте было наступление на Августов-Сувалки, где РККА сосредоточила только танков чуть больше тысячи штук — так что наступление «получилось»: Августов был немцами оставлен без боя седьмого вечером, в Сувалки были взяты штурмом к обеду восьмого. Оказалось, что БРДМ с автоматической пушкой двадцать три миллиметра и Т-50 с сорокапятимиллиметровым «автоматом» очень неплохо проявляют себя в городских боях. Ну, это если «боеприпасов немеряно» — но оно так и было. Все же в Гродно получилось сделать очень приличные запасы, а возить снаряды даже на сотню километров, имея несколько тысяч грузовиков на пятидесятикилометровом участке фронта, вполне возможно.
Вечером восьмого Борис Михайлович обсуждал с Яковом Александровичем положение в Прибалтике и ближайшие перспективы наступления:
— Откровенно говоря, меня удивляет лишь то, с каким упорством сопротивляются немцы. Ведь они не могут не видеть, что наступающие части имеют подавляющее преимущество…
— Яков Александрович, германец, как вы и сами знаете, противник очень непростой и упорный. А еще многолетняя, как говорит Светлана Юрьевна, промывка мозгов. К тому же они всерьез-то по этим мозгам еще нигде не получали, подавляющее большинство уверено, что это лишь случайное и временное поражение…
— Так-то оно так, однако наши потери, по моему мнению, неоправданно велики.
— Вы там в Боровичах у себя вконец зазнались! Даже по самым пессимистичным докладам наши потери — причем, прошу отметить, в наступлении, и с меньшими, чем у противника, силами — почти впятеро меньше германских.
— Вот я и говорю: неоправданно велики. В Литве мы теряем в двенадцать раз меньше противника, в Эстонии разница в пятнадцать раз, про Латвию я вообще не говорю, а почему? Мы там снарядов не жалеем, а тут…
— Я весьма уважаю ваш опыт и знания, но все же, согласитесь, вы ориентируетесь на победу в битве.
— И что не так?
— А нужно все же думать о победе в войне. Мы действительно сейчас способны весь фронт с германцами с грязью перемешать за день, но тогда на второй, может быть на третий день нам просто будет не из чего стрелять. А ведь мы растягиваем свой фронт против именно германцев, причем на очень важном для них направлении — и они со дня на день подтянут резервы…
— С резервами вражескими пусть Голованов разбирается, у него есть чем.
— Мы возвращаемся к той же ситуации, почти к той же: Александр Евгеньевич может на этот фронт направить до пяти сотен ДБ-3, Ирина Владимировна еще чуть меньше тысячи Арок, и даже обеспечить все это мощным истребительным прикрытием. Но средний остаточный моторесурс на машинах Ильюшина составляет менее тридцати часов, а на Арках — менее двадцати. При этом Шахурин обещает в месяц поставлять до пятисот моторов к Илам, большей частью с капитального ремонта, а с моторами на Арки вообще пока непонятно, так что приходится нам наступление оплачивать жизнями наших бойцов. Но я опять повторю: потери один к пяти в наступлении — это невероятный успех. Тем более, что благодаря нашей военной медицине больше девяносто пяти процентов раненых восстанавливаются. Да, половина из них в армию, скорее всего, не вернется…
— Это я знаю, Гюльчатай Халматовна отдала приказ, что после ранения из госпиталей на фронт будут возвращаться лишь добровольцы… я с этим категорически не согласен, но пока Ставка ее поддерживает.
— Как раз те, кто воевать оказывается в состоянии, в большинстве своем желание вернуться высказывают, что заставляет меня еще сильнее гордиться нашими людьми. Но у Гюдьчатай Холматовны свои резоны.
— Какие? Самые опытные бойцы заменяются на необученную молодежь?
— Вы, Яков Александрович, столько лет в Боровичах провели…
— В Боровичском районе, я в городе разве что наездами бывал.
— Но военно-медицинский институт в вашем же городке размещен? Я это к чему: с товарищем Суховой вы бок о бок много лет проработали, а так её и не узнали. Всех бойцов, кто после ранения относительно восстановился, по ее приказу отправляют, в общем-то, на домашнюю реабилитацию на полгода. С целью, чтобы у женатых семьи росли, неженатые эти семьи завели. А когда они снова на фронте понадобятся, их вернут. И пойдут они защищать в том числе и свои семьи, своих детей. Вы слышали, что если боец оставляет в тылу беременную жену, то ей — не ему, а ей — выплачивается разово полугодовой оклад и ежемесячно приличное пособие на ребенка, причем она еще освобождается от платы за жилье, а в деревнях ей бесплатно доставляется топливо для дома, еще куча благ добавляется? По сути, Гюльчатай Халматовна говорит каждому бойцу: даже если ты погибнешь за Родину, семья твоя будет обеспечена всем необходимым, а дети твои продолжат твой род и твое дело. Это очень важно, особенно во время войны… Ладно, как там ваши ребята в Эстонии?
— Где-то
