Феномен Солженицына - Бенедикт Сарнов

У Ильфа и Петрова редактор тоже недоволен тем, каким у писателя Молдаванцева получился главный его герой. И предлагает автору радикальное решение этой проблемы:

– А Робинзон? – пролепетал Молдаванцев.

– Да. Хорошо, что вы мне напомнили. Робинзон меня смущает. Выбросьте его совсем. Нелепая, ничем не оправданная фигура нытика.

Вот такой же нелепой, ничем не оправданной фигурой нытика представляется Александру Исаевичу и герой чеховского «Архиерея»:

Да, и ещё ж – дежурное нытьё, переходящее из рассказа в рассказ, насквозь через десятки их: «Всё ещё казалось, что нет у него чего-то самого важного, о чём смутно мечталось когда-то...»

И будь Антон Павлович жив, и случись Александру Исаевичу стать его редактором, наверняка он предложил бы ему так же круто разобраться с этим незадачливым своим героем, как редактор из фельетона Ильфа и Петрова рекомендовал писателю Молдаванцеву поступить с его Робинзоном.

Собственно, он этого даже и не скрывает. Прямо даёт об этом понять последней, заключительной репликой своего разбора:

«Через месяц» об умершем архиерее «уже никто не вспоминал». Так – и не удивительно.

Могло ли быть, чтобы такая солидарность с теоретическими установками социалистического реализма не сказалась и на творческой практике Солженицына?

Она и сказалась.

И не только в таких очевидных его провалах, как Галахов, Русанов и Авиета, но и в главных его художественных удачах, – ярко и выразительно вылепленных образах Костоглотова, Нержина, Рубина, Сологдина... Да и в самой конструкции самого мощного из его художественных творений.

Когда Александр Исаевич пренебрежительно сказал мне о своём романе «В круге первом», который я тогда только что прочёл, – «Вы читали киндер-вариант», я, естественно, предположил, что «киндер» – это значит первоначальный, самый ранний, а потому и несовершенный вариант романа. Лишь годы спустя я узнал, что дело обстояло ровно наоборот. Самым ранним, первоначальным вариантом романа был как раз «взрослый», первый его вариант. А «киндер» явился на свет как некий компромисс, уступка автора обстоятельствам, с которыми он не мог тогда не считаться. Отсюда и пренебрежительный его тон по отношению к этому искажённому, оскоплённому варианту лучшего его романа.

Судьба современных русских книг: если и выныривают, то ущипанные. Так недавно было с булгаковским «Мастером» – перья потом доплывали. Так и с этим моим романом: чтобы дать ему хоть слабую жизнь, сметь показывать и отнести в редакцию, я сам его ужал и исказил, верней – разобрал и составил заново, и в таком-то виде он стал известен.

И хотя теперь уже не нагонишь и не исправишь – а вот он подлинный. Впрочем, восстанавливая, я кое-что и усовершил: ведь тогда мне было сорок, а теперь пятьдесят.

Написан – 1955–1958

Искажён – 1964

Восстановлен – 1968

(Александр Солженицын. В круге первом. М. 2006. Стр. 5)

Этим предисловьицем Солженицын предварил самое полное, тщательно выверенное издание своего «Круга». Вышло оно в 2006 году в академической серии «Литературные памятники». Серия эта предназначалась для произведений уже почивших корифеев мировой литературы. Но для Александра Исаевича, как живого классика (Великого Писателя Земли Русской) было сделано исключение.

В этом – восстановленном и «усовершенном» полном варианте «Круга» было 96 глав, и потому он именовался автором «Круг-96». В отличие от киндер-варианта, в котором было на девять глав меньше и за которым поэтому закрепилось наименование «Круг-87». У самого автора и близких ему людей, посвящённых в историю создания романа, были в ходу ещё и другие обозначения этих двух его вариантов. Полный вариант назывался у них «атомным», а искажённый, усечённый – «лекарственным».

– Мы знаем, что версия «Круга первого», которая была опубликована, – неполная. В книге «Бодался телёнок с дубом» вы пишете, что были вынуждены сократить роман на девять глав. Мы прочли одну главу в «Континенте». Когда можно будет прочесть другие, ещё не опубликованные главы?

– Я должен сказать, что версии «Круга» не просто различаются девятью главами... Истинный роман, оконченный мною много лет назад, имел настолько взрывчатое содержание, его совершенно невозможно было даже пустить в Самиздат... и тем более предложить Твардовскому и «Новому миру». Так и лежал у меня роман, и вот я увидел, что часть глав можно было бы предложить, а часть – невозможно. Тогда я должен был разбить готовое здание на кирпичи и начать перебирать по кирпичам, как бы снова сложить другой роман. Для этого я должен был сменить основной сюжет. В основе моего романа лежит совершенно истинное и притом, я бы сказал, довольно-таки историческое происшествие. Но я не мог его дать. Мне нужно было его чем-нибудь заменить. И я открыто заменил его расхожим советским сюжетом того времени, 1949 года, времени действия романа. Как раз в 49-м году у нас, в Советском Союзе, шёл фильм, серьёзно обвинявший в измене родине врача, который дал французским врачам лекарство от рака. Шёл фильм, и все смотрели, серьёзно кивали головами. И так я подставил в замену своего истинного сюжета этот открытый сюжет, всем известный. Но из-за этого изменилась разработка многих действующих лиц, многие сцены, так что изменился и сам сюжет. И вот такой «Круг», такой роман я предложил Твардовскому, и потом он пошёл в Самиздат и оказался на Западе. Поэтому мне теперь не только надо добавить девять глав, но мне надо вернуть истинный сюжет. Ну, а кроме того, я с тех пор доработал его в художественном отношении, так что это во многом уже другой роман Я надеюсь его через несколько лет в новом виде полностью опубликовать. (Пресс-конференция в Париже. 10 апреля 1975. Александр Солженицын. Публицистика в трех томах. Том третий. Ярославль 1996. Стр. 239–240)

И в смягченном, компромиссном («лекарственном») варианте романа, и в полном, так называемом «атомном», завязка его сюжета была в сущности одна и та же: Государственный советник второго ранга, то есть подполковник дипломатической службы Иннокентий Володин решается на поступок, который неизбежно должен его привести (и в конечном итоге приводит) к гибели. Звонком из будки телефона-автомата он предупреждает тех, кому звонит, о готовящейся государственной провокации. Разница лишь в том, что в смягчённом варианте он звонит на частную квартиру врача – профессора Доброумова и разговаривает с женой профессора, а во втором – в Американское посольство.