Совьетика - Ирина Маленко

У меня в тот вечер было очередное партийное собрание; я уже пропустила одно из-за работы в ночную смену неделей раньше и еще одно пропускать не хотелось. Но сказать об этом начальству.. Мягко говоря, меня бы не поняли….. Поэтому я решила, что улизну оттуда сразу после ужина. Как раз когда все начнут «доходить до кондиции» – и даже и не заметят, что я исчезла. Я сказала Питеру, что могу опоздать, и объяснила, в чем дело.

– Давай я тебя из города подброшу!- предложил он, чему я очень обрадовалась: если бы я стала ждать автобуса, я, пожалуй, успела бы только к самому концу собрания. На том и порешили.

Голландские инженеры у нас в офисе произвели на меня хорошее впечатление – не только своим профессионализмом, но и доброжелательным отношением к нам, новичкам в принтерно-копировальном деле. Они подробно и доходчиво объясняли даже достаточно сложные вещи. И у некоторых из них даже обнаружилось чувство юмора! Наверно, это Ирландия на них так повлияла…

Но недаром, видно, говорят «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке»… За ужином все, естественно, выпили, и голландцы решили, что вдали от дома можно-таки немного побыть самими собой. Двое из них – долговязый Хенк и коротышка Йоост разговорились со мной и начали рассыпаться мне в комплиментах насчет моего знания голландского языка. Я, если честно, привыкла к тому, что меня за это хвалят и не совсем понимаю, за что. Так я им и сказала:

– Что же тут такого, я же у вас почти целых восемь лет прожила… Да за такое время даже по-китайски можно заговорить свободно!

– Не скажи, Женя!- сказал Хенк, кладя мне руку на плечо и дыша мне в лицо перегаром (вчера они, видно, тоже что-то отмечали), – У нас полно аллохтонов, которые и по 20 лет живут в Голландии, а ни слова по-голландски не знают!

Я вспомнила своего знакомого беженца из Сьерра-Леоне, который перестал даже пытаться говорить по голландски – после того, как ему в течение нескольких лет на все его попытки на голландском заговорить неизменно отвечали на английском, – и промолчала.

– Просто ты наш человек!- начали они меня неожиданно заверять. У меня от такого заявления поднялись брови. Интересно, с какой же стати они так решили? Пить надо меньше, ребята! – Чего ты вообще уехала из Голландии?

Мне не хотелось их обижать подробным рассказом о том, как я себя в их стране чувствовала – в конце концов, они вроде бы нормальные ребята, мне ничего плохого не сделали, – и я сказала только, что уехала после развода, так как не хотела после этого там оставаться.

– А муж у тебя голландец был? Или русский?

– Антилец, – сказала я. И тут же увидела, как вытянулись их лица. Правда, не в мой адрес – наоборот, они начали мне горячо сочувствовать.

– А, ну тогда все понятно… Женя, бедняга (arm meisje), как же это тебя угораздило? Ведь ты же знаешь, что мы о них думаем…

Да-да, так он и сказал! А я-то еще столько времени в Голландии стыдила себя: Женя, а может, это тебе только кажется, что голландцы расисты и что они дискриминируют? Ведь они же никогда ничего такого ни одному мигранту не говорят… «Предчувствия ее не обманули»…

Мне стало дурно от этих слов. Бедный Сонни! Вот почему я и оставалась с ним так долго, даже когда наши отношения уже зашли в тупик – потому что довериться со своими личными проблемами кому-то из окружающих меня там означало бы подтвердить их предрассудки в отношении всего его народа. Как будто бы люди не могут просто не сойтись характерами, вне зависимости от национальности! Да если бы мне предстояло выбирать между тем же Хенком и Сонни, я бы все равно выбрала последнего!

Оставаться после этого в их компании мне совсем не хотелось. «Ведь ты же знаешь, что мы о них думаем» звучало у меня в ушах. А я вот не думаю так о них – даже после того, что произошло между мною и Сонни! Понятно вам? То, что было между мной и ним – это мое личное дело, в которое я не собираюсь пускать никаких посторонних критиканов с заранее сделанными выводами! Наверно, похожие чувства были у Высоцкого, когда его за границей пытались склонить к публичной критике нашей страны, а он им сказал: «Не лезьте!»…

– Я отойду на секундочку, – сказала я и по стенке, незаметно вышла на улицу. Как я и ожидала, они были уже слишком пьяны, чтобы заметить мой побег.

Этот разговор так меня расстроил, что когда к Темпл Бару подъехал за мной Питер, я все ему рассказала.

– М-да… Скверная история!- согласился он. Было видно, что Питер принял это близко к сердцу, особенно когда я рассказала ему про Лизину болезнь – Слушай, а не могла бы ты написать статью о расизме – для нашего местного новостного листка? Многие люди у нас тут тоже мелют языками в отношении мигрантов, не представляя себе на самом деле, кто вы такие и как вы себя среди нас чувствуете.

– Среди вас-то как раз нормально!- воскликнула я.

– Да, ты, может быть, и нормально, а нигерийцы, например? Ты слышала, как о них многие из наших ирландцев отзываются?

– Слышала… Часто вот так разговоришься, например, с таксистом, начинают тебя спрашивать, откуда ты, а потом говорят тебе, хотя ты их даже не спрашивала: «Мы не против таких вот мигрантов, как Вы! Но все эти черные..» А чем я по сути отличаюсь от них? Кроме цвета кожи? Культура ведь у меня тоже другая, чем у вас…

– Вот, об этом и напиши…

С расизма разговор наш как-то незаметно перешел на положение на Севере – ведь там, по сути дела, тоже царит именно колониальный расизм: вопреки распространенному у нас мнению, это вовсе не религиозный конфликт. Религиозен он только по форме, а по содержанию – колонистам-сеттлерам предоставлено колониальными властями привилегированное положение по сравнению с коренным населением. Политически-социальный спектр Северной Ирландии делится ("справа налево") на лоялистов, юнионистов, националистов и республиканцев. Первые две группы – протестанты по религиозному происхождению, две последние – католические. Юнионисты и националисты – умеренное крыло своих общин, лоялисты и республиканцы – радикальное. Вот тебе и весь сказ.

Ведь не называют же "религиозным" конфликт между евреями и арабами на Ближнем Востоке, хотя они тоже являются представителями разных религий. Российские журналисты, переводящие новости с сайта BBC и называющие ирландских республиканцев “сепаратистами”, кажется, не знают элементарных фактов истории: до начала 20-х годов XX столетия Ирландия всегда была единой территорией. По выражению американского журналиста Джона Конроя, который прожил на Севере долгие – и самые опасные! – годы, “в конце второй мировой войны Британия дала юнионистам гарантию того, что Север останется частью Объединенного Королевства до тех пор, пока этого будет хотеть большинство населения. Это звучит достаточно справедливо – если забыть о том, что британцы начисто игнорировали желения большинства населения Ирландии, создавая это “государство”. Это гарантирует ольстерским юнионистам неограниченную лицензию. У них нет причин для того, чтобы вести переговоры с католиками и чтобы делить с ними власть. У юнионистов есть то, чего они хотят – неважно, как они будут себя вести”. Создавая “Ольстер”, англичане не проводили никаких референдумов среди населения Ирландии о том, хочет оно разделения или нет (так и хочется сказать, видя как Британия требует от далеких от нее стран «свободы и демократии» – «и эти люди еще запрещают мне ковыряться в носу!».) Протестантское “большинство” в Ольстере составляет всего около 20 % населения острова. И эти 20% -или по крайней мере, многие из них! -считают себя “избранными богом детьми Израиля”. С логически вытекающим отсюда отношением ко всем остальным…

– Питер, ваша пресса тут держит такой тон, словно быть марксистом или иметь какие-то связи с марксистами чуть ли не “стыдно”. А грабить веками другие народы, заниматься геноцидом целых континентов – Америки, Африки, Австралии – не стыдно? Хотелось бы посмотреть, что останется от сегодняшнего благосостояния Великобритании, если заставить её выплатить все долги африканцам, которых продавали в рабство “для их собственного блага”, “кровожадным” индейцам, которых уничтожали и сгоняли с земель их предков, чтобы не мешали “благородным саксонским джентльменам” “нести свет и цивилизацию миру”, а проще говоря – набивать свои бездонные карманы! Но нет, попробуйте об этом только заикнуться в сегодняшнем мире «равных возможностей”… В 70-е-80-е годы никого из нас не удивляло, что где-то в далеких странах люди борются за свою свободу и за лучшую жизнь для своих детей. Теперь же нас вдруг почему-то пытаются заверить, что это страшный грех, словно бы мир уже стал таким свободным, что больше бороться не за что и незачем… А ведь если что в действительности что и изменилось в большинстве стран мира за прошедшие 10-15 лет, то только в худшую сторону! И как можно считать “свободным” мир, в котором люди умирают от голода, мир, в котором дети вынуждены работать с 5-6 лет, мир в котором растет число бездомных и беспризорных, мир, в котором люди вынуждены зарабатывать на жизнь продажей своего тела? Довести людей до такой жизни преступлением не считается. Это как бы случайно получается, как стихия – и никто в этом якобы не виноват. А вот бороться с такой жизнью и с теми, кто доводит людей до неё , оказывается, “смертный грех”!