Двое для трагедии - Анна Морион
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Боже, что здесь произошло? Грегори, посмотри! Все окна в зале выбиты! У нас пожар?» – Вдруг донесся до меня изумленный и немного испуганный голос матери.
Конечно, родители уже увидели обломки мебели и разбитое стекло на площади перед замком, но, не могли даже представить, что ждало их в зале.
Краем глаза я увидел, как мать остановилась на пороге: она застыла в одной позе, как статуя, и не двигалась, лишь ее глаза – широко раскрытые и ошеломленные, выдавали ее состояние.
Следом за ней в зал вошел отец.
– Седрик! Что здесь произошло? – громовым голосом, заполнившим весь пустой зал, спросил он.
Я хладнокровно сидел в кресле и не отрывал взгляд от камина. Шок матери и ярость отца рассердили меня еще больше, но я сдерживал свои эмоции: я буду спокоен, буду держать себя в руках и не впадать в крайность – мы должны выяснить все спокойно, без истерик. Но простить… Мог ли я простить их? Их поступок навечно стал глухой стеной между нами.
– Я думаю, вы догадывайтесь, – тихо ответил я, собрав волю в кулак, чтобы не сорваться на крик.
Отец зашагал по залу: разбитое стекло и щепки захрустели под его ногами. Он ушел с поля моего зрения, но в нем все еще оставалась мать – она так и не двигалась, вероятно, ошеломленная делом рук своего сына. Но я знал, что она понимала, почему я разгромил зал, и была не вправе ничего мне сказать. Мать поняла, что я знаю о том, что они сделали с Вайпер, и мне оставалась только ждать, что она скажет.
– Здесь словно смерч пронесся! И все это сделал ты. Зачем? Почему? – спросил отец самым удивленным тоном, от которого я постепенно закипал от злобы: как он смел делать вид, что ничего не понимает?
Встав с кресла, я подошел к окну. Я старался быть хладнокровным, но это стоило мне таких огромных усилий, что я больше не мог смотреть на родителей и боялся, что налечу на них, если ярость и гнев вновь заглушат во мне голос разума.
– Где она? – тихо спросил я, не оборачиваясь к родителям, и мои слова полетели вперед, во двор, оставив после себя тяжелое молчание. Но перед тем, как оно воцарилось, я услышал полное признание их вины – вздох матери, который был красноречивей любых признаний.
– Не понимаю, о чем ты, – спокойно сказал на это отец.
– Я повторю свой вопрос еще раз: где Вайпер? – Я был на грани срыва: невозмутимость отца выводила меня из себя и заполняла все мое существо жгучей ненавистью.
– Вайпер? – последовал удивленный ответ.
– Можешь не играть, отец: я все знаю, – еще тише, еще более злым голосом сказал я, заставляя себя смотреть в окно.
Я стоял, обернутый в солнечные лучи, что пробивались в зал, не встречая на пути тяжелых черных штор, которые до этого момента преграждали им доступ в это огромное, мрачное, темное помещение – обитель чудовищ.
– Не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь. Что на тебя нашло? Ты уничтожил все наши семейные фотографии и картины! Седрик, ты обезумел? – вновь солгал отец.
– Где она? – настойчиво повторил я свой вопрос.
Ответом мне было молчание.
– Если сейчас вы скажете, где она, я прощу вам то, что вы сделали, – сказал я, решив, что, возможно, они боялись моего гнева на них.
– Седрик, ты не… – начал отец, но голос матери перебил его.
– Постой, Грегори. Нет смысла лгать – он все знает.
Моя душа, мертвая и сгоревшая, словно встрепенулась от этих слов. Я обернулся к матери, все еще оставаясь в лучах солнца.
– Ради Бога, Седрик, уйди в тень! Не могу смотреть на тебя, когда ты в таком виде! – горячо воскликнула мать, подходя к своему супругу.
Я не двигался с места: просьба матери была мне безразлична – слишком сильно я был зол на нее, но потом все же зашел в тень – было глупо ребячиться и противостоять родителям маленькими пакостями. Все мы были взрослыми и должны были решать проблемы так, как положено взрослым.
– Да, мы были у Вайпер и убедили ее позвонить тебе, – тихим голосом сказала мать.
Я мрачно усмехнулся.
– Не сомневаюсь в этом, – холодно сказал я. – Просто скажите мне, где она, и тогда, клянусь, я прощу вам и никогда в жизни не укорю этим.
– Мы объяснили ей, что она не права, и что для вас обоих будет лучше, если вы расстанетесь. Она поняла это, и ты должен понять.
– Вы не убедили, а заставили ее позвонить мне. И я знаю, чем вы пригрозили ей, в случае отказа.
– Даже если это так, ты должен знать: все это – для твоего блага! – Мать положила руку на сердце, и этот глупый жест вызвал у меня насмешливую улыбку.
– Какое право вы имеете распоряжаться моей жизнью! Какое право вы имеете делать выбор за меня! – Я повысил голос, еле сдерживая свой гнев.
– Имеем! Мы дали тебе жизнь! И я, твоя мать, родившая тебя, как никто другой имею право распоряжаться твоей жизнью! Твоя жизнь принадлежит мне! Мне, а не тебе, и, тем более, не этой проклятой смертной! – вскрикнула мать.
– Эта проклятая смертная мне дороже, чем все вы, – мрачно процедил я сквозь зубы.
– Замолчи! Замолчи, несчастный! Как ты смеешь говорить такое своей матери? – громом прозвучал крик отца.
– А как смеете вы отбирать у меня то, что вам не принадлежит? Как вы посмели отнять у меня Вайпер! Законченные эгоисты, вы не можете принять того, что ваш сын любит смертную? – невольно сжав кулаки, процедил сквозь зубы я.
– Да! И я проклинаю тот день, когда вы встретились! – с яростью парировал мне отец.
– А я проклинаю день, когда вы дали мне жизнь, раз сейчас собственноручно отобрали ее у меня!
– Ты не понимаешь, что говоришь! – крикнула мать.
Но я не слушал ее: я быстро зашагал по залу, не помня себя от ярости.
– Где Вайпер? – в очередной раз потребовал я ответа.
– Ты больше никогда не увидишь ее, – хладнокровно сказал отец.
– Что вы с ней сделали?
– Она мертва. Ты должен забыть о ней, – твердым тоном ответила мать.
– Не верю. Вайпер жива, и вы просто хотите уверить меня в том, что искать ее бесполезно, – мрачно сказал я, не веря ее словам.
– Все это мы сделали ради твоего блага и счастья!
– Моего счастья? Нет, мама, ты заботишься лишь о своем благе! Где моя Вайпер? Отвечайте!
– Ты никогда не найдешь ее! Она – зло для тебя, язва, отрава! Как ты этого не понимаешь! Мы убили ее! – с отчаянием
